17.04.2007 | Сергей Маркедонов

Сохранит ли Россия свою эксклюзивность?

На прошедшей неделе грузино-абхазский конфликт снова оказался в фокусе внимания Совета безопасности ООН. 13 апреля 2007 года Совбез принял резолюцию № 1752, которая продлевает мандат Миссии ООН по наблюдению в Грузии (МООНГ) еще на полгода. Конфликтующие стороны (а также заинтересованные игроки- США, Россия) трактуют принятую резолюцию по-своему. Для грузинской стороны важен сам факт очередного признания территориальной целостности Грузии (как - будто от самого факта признания грузинское и абхазское общества станут ближе друг к другу). Не менее важно и то, что инцидент 11 марта 2007 года (обстрел верхней части Кодорского) ущелья также был осужден высшей ооновской инстанцией.

Хотя справедливости ради отметим, что это осуждение было дано в политически корректной форме, скорее как факт, а не как система обвинений в адрес России (чего хотела бы Грузия). Для США важно то, что российские устремления связать грузино-абхазский конфликт и ситуацию в Косово пока не получили поддержки с чьей-либо стороны. И Тбилиси, и Вашингтон довольны тем, что в заседании Совбеза не принял участие министр иностранных дел непризнанной Абхазии Сергей Шамба. Это даже стало причиной политической демонстрации российского представителя в ООН Виталия Чуркина (напомним, что на заседании Совбеза 10 апреля 2007 года он покинул зал, выражая таким образом недовольство позицией США). Однако Россия также может быть довольна. Резолюция № 1752, как и прежняя резолюция № 1716 (октябрь 2006 года) в целом позитивно оценила миротворческую миссию российских «голубых касок». Совет безопасности призвал также стороны конфликта не выходить из правового поля, которое определяет сегодня формат мирного урегулирования. Речь идет о соблюдении Московских соглашений 1994 года.

Однако, что бы ни говорили сегодня представители дипломатических корпусов разных государств о ситуации в зоне грузино-абхазского конфликта, становится ясно, что Россия более не рассматривается как эксклюзивный миротворец в регионе. И по сути таковым не является, хотя в Тбилиси об этом активно заявляют. На ооновском уровне проблема Абхазии все чаще изучается и рассматривается. Можно вспомнить и октябрьскую резолюцию № 1716, и включение в повестку дня 61-ой Генеральной Ассамблеи ООН вопроса о ситуации в зонах «замороженных конфликтов», и обсуждение эскалации конфликта в Гальском районе в начале 2007 года, и, наконец «пятницу 13- го апреля». Вместе с тем «интернационализация» урегулирования грузино-абхазского конфликта имеет и другое измерение «европейское». 11 апреля 2007 года Европейская комиссия опубликовала доклад «Совместные усилия на Черном море: новая инициатива по региональному сотрудничеству». В докладе говорится о том, что, начиная с 1 января 2007 года (т.е. с принятием в Европейский Союз Румынии и Болгарии) забота о безопасности, процветании и развитии всего бассейна Черного моря становятся заботой объединенной Европы «намного в большей степени, чем когда-либо ранее». Пункт 3.3. Доклада определяет европейские подходы к проблеме «замороженных конфликтов». Европейская комиссия, как говорится в тексте, «защищает более активную роль Евросоюза посредством политического вовлечения в процесс урегулирования конфликтов». Комиссия предлагает также облегчить возможности участие европейских структур в мониторинге за ситуацией в конфликтных точках (притом, что в Докладе таковыми названы все 4 «горячих точки» СНГ, хотя принадлежность Нагорного Карабаха к бассейну Черного моря с географической точки зрения спорна).

Таким образом, российским дипломатам придется учитывать новые реалии, прежде всего возросшее значение международных структур в процессе разрешения конфликтов на постсоветском пространстве, а также превращение ЕС в регионального игрока.

Традиционно российские политики и дипломаты опасались самой возможности интернационализации, но, как показали события последних месяцев, в ней нет ничего такого, что бы угрожало России. В том же докладе Пан Ги Муна, генерального секретаря ООН на скандальном заседании 10 апреля 2007 года роль российских миротворцев была оценена, как позитивный факт. То же самое говорилось в октябрьской резолюции № 1716 и апрельском документе № 1752. Более того, эти резолюции легитмизируют российское военно-политическое присутствие и перед лицом объединенной Европы, и перед мировым сообществом в целом. «Особое внимание должно быть уделено поиску мер взаимного доверия», - говорится в докладе Европейской комиссии от 11 апреля 2007 года. Однако, при всех позитивных предложениях, изложенных в докладе Еврокомиссии, в нем отсутствует одна небольшая деталь - механизмы недопущения нового насилия. Кто будет разнимать дерущиеся стороны, у которых взаимное доверие пока на нулевой отметке? На этот политически некорректный вопрос ответ не дается? Очевидно, что объединенная Европа, провозглашающая принципы добрососедства, не готова к тому, чтобы устанавливать их силой.

Если, конечно, это потребуется. Сегодня же из этнополитических процессов на Кавказе и в СНГ вообще совсем нельзя исключать силовой фактор. Другой вопрос, как его сделать правовым, поставить в определенные рамки. И в этих вопросах (не отрицая право силы) Россия могла бы в перспективе согласиться на «интернационализацию», не пугаясь самого факта прихода международных сил в регион, как чумы.

Однако необходимо соблюдение одного условия. Российской дипломатии требуется уметь правильно расставлять акценты и приоритеты. И если в октябре 2006 г. представители России смогли «увязать» абхазскую проблему с корейской, получив при этом выгодную резолюцию, требовавшую отказа Грузии от воинственной риторики и провокаций, то значит все возможно. Отказ от радикального антиамериканизма и умение увязывать волнующие США и других членов Совета безопасности ООН проблемы с той же абхазской ситуацией могут сделать процесс интернационализации хорошо управляемым. Более того, интересам России интернационализация Абхазии вовсе не противоречит, просто нужно правильно определиться с ее форматом. Отказ от идеи подключения к мирному урегулированию каких-то внешних сил кроме России был бы чрезвычайно непродуктивным.

Сегодня Москва не имеет алгоритма действий в отношении, как признанных мировым сообществом независимых государств — Украины, Грузии, Беларуси, Молдовы, Азербайджана, — так и в отношении государств de facto — Абхазии, Южной Осетии, Нагорного Карабаха, Приднестровья. При этом у Москвы нет даже «завирального» плана действий. Можно рассматривать Россию как спонсора непризнанных государств, но почему в таком случае Москва до сих пор не выйдет официально из режима санкций против той же Абхазии, введенных с ее же согласия государствами СНГ? Зачем Москва, как «спонсор» Южной Осетии устроила мандариновую блокаду на КПП «Нижний Зарамаг», нанеся существенный экономический урон своим же гражданам (они же – граждане непризнанной Южной Осетии)? Сначала Россия объявляет санкции против Грузии, а затем, как ни в чем не бывало, возвращает своего посла в Тбилиси и заявляет о «нормализации» двусторонних отношений. И т.д. и т.п.

С официальным признанием независимости Абхазии и Южной Осетии Кремль явно не торопится. Вместе с тем, многие в Москве были бы не прочь сделать это здесь и сейчас. Принять «под свою высокую руку» Абхазию и Южную Осетию Москва не может по многим причинам. Во-первых, для этого придется переписывать Конституцию, к чему сегодняшняя элита не готова. Во-вторых, возникнет необходимость инкорпорирования этих непростых территорий в российский социум (внутри России с Чечней, Дагестаном, Тувой и даже Поволжьем ситуация далеко не так оптимистична). В-третьих, возможны серьезные международные осложнения и международная изоляция России. Значит, необходимы другие сценарии. Юридически тут тоже все далеко не однозначно. С признанием Абхазии и Южной Осетии будет создан прецедент этнополитического самоопределения и изменения границ внутри СНГ: нарушится основополагающее правило времен распада СССР — межреспубликанский пакт о границах перестает работать. При этом российская политика в Абхазии и в Южной Осетии слишком жестко вписана в другие контексты (имперско-энергетический, антидемократический и многие другие). А значит, снова Россию ждет далеко не «блестящая изоляция».

В этой связи интернационализация грузино-абхазского урегулирования может быть вполне на руку России. Только вот какая? Россия должна как можно больше акцентировать внимание на роли ООН и Совета безопасности. Европейская инициатива «нового добрососедства» может также рассматриваться, как альтернатива американского геополитического проекта «Большой Ближний Восток». Права человека и экономическая кооперация могут и должны быть противопоставлены стремлению превратить Южный Кавказ в удобный военно-политический плацдарм. С одной стороны к этим структурам (ООН или ЕС) апеллируют все, включая Грузию. С другой стороны, у России в ООН существуют свои ресурсы влияния. Таким образом, Москва смогла бы одновременно и свою роль не растратить, и подключиться к международному тренду. Та же Миссия ООН в Грузии, работающая в полевых условиях и хорошо знакомая с реальной ситуацией в Абхазии, в гораздо меньшей степени готова верить пиару Саакашвили. В интересах России контакты абхазской политической и деловой элиты, представителей «третьего сектора» с европейскими структурами, как государственными, так и неправительственными, имеющими серьезное воздействие на общественное мнение внутри своих государств. Если Россия заинтересована в том, чтобы Абхазия была в перспективе государством de jure, то ее изоляция и концентрация исключительно на Старой площади и Кремле, не помогает, а мешает. Изолированная Абхазия, поддерживаемая одной лишь Россией, не имеет шансов на выход в мировое сообщество. Россия может пойти на формально-юридическое признание Абхазии без ущерба для своих интересов только в том случае, если такое признание будет обеспечено «концертом держав». Без этого Москве следовало бы ограничиться фактической политической поддержкой Абхазии, поскольку ее силовое инкорпорирование Грузией означает дестабилизацию внутри России, на территории Северного Кавказа.

А значит «открытие» Абхазии объективно выгодно России, поскольку в ином случае оно состоится, но уже без российского участия. Уже сегодня экономическое освоение Абхазии активно ведет Турция, и даже Румыния (в топливно-энергетической сфере), несмотря на жесткое неприятие другого непризнанного государства — ПМР. В Москве необходимо осознать простую истину: никакого мирового заговора нет в природе, есть лишь не вполне адекватное представление о том, что происходит на постсоветском пространстве в целом, и в Абхазии в честности. Иностранные эксперты и деятели НПО, становясь более информированными о ситуации внутри непризнанных государств, меняют свое мнение на 180 градусов. Следовательно, задачей Москвы должно стать формирование адекватной информационной картины.

Другой вопрос — миротворческая операция в зоне грузино-абхазского конфликта. Здесь России нельзя терять свою «эксклюзивную роль». Идея о введении международных полицейских сил в Гальский район, озвученная американским дипломатом Мэтью Брайза в ходе его визита в страны Закавказья, не может быть реализована без ущерба для российских интересов. Как и не поможет им идея разместить ооновских миротворцев взамен российских. Введение международных полицейских создаст несколько «центров силы», настроенных конфронтационно по отношению друг к другу. Если миротворцы маркированы как пророссийские, то полицейские - как прогрузинские силы: вместо окончательного замирения может произойти размораживание конфликта с подключением внешних сил. Что же касается деятельности российских миротворцев, то спрашивается, кто помог возвращению в Абхазию порядка 60 тыс. беженцев? Сегодня, несмотря на все просчеты и провалы российской политики в Грузии, следует признать, что роль российских миротворцев в зоне конфликта была стабилизирующей. Именно они не дали «разморозить» конфликт в мае 1998 и осенью 2001 г., хотя такие предпосылки были. Совместив военно-политическое доминирование в зоне грузино-абхазского конфликта с поощрением международных контактов абхазской элиты, переведя политические дискуссии по урегулированию грузино-абхазского конфликта на уровень мирового сообщества, дополнив миротворческую миссию активным ооновским форматом, Россия могла бы существенно усилить свои позиции гаранта мира в кавказском регионе. Для этого потребуется умение достигать ситуативные союзы с США и странами ЕС, быть более гибкими и корректными, но «цена вопроса» — стабильность Кавказа должна заставить Кремль быть более реалистичным и прагматичным.

Сергей Маркедонов - зав. отделом проблем межнациональных отношений Института политического и военного анализа, кандидат исторических наук

Версия для печати