20.04.2007 | Сергей Маркедонов

Северный Кавказ: смена караула

На Северном Кавказе продолжается смена управленческого караула. И если о президентской эпопее Рамзана Кадырова (его противоборстве с Алу Алхановым, взаимоотношениях Грозного и Москвы, президентской инаугурации 5 апреля 2007 года) написаны уже тома литературы, то другие кадровые перестановки не так заметны. Между тем их значение не менее важно и для конкретных республик, и для региона в целом.

10 апреля 2007 года парламентарии Чеченской Республики утвердили главой республиканского правительства Одеса Байсултанова. Однако утверждение Байсултанова премьер-министром Чечни - это всего лишь логическое продолжение процесса «кадыровизации» власти. Пикантности ситуации добавляет тот факт, что новый глава республиканского правительства приходится президенту двоюродным братом. Столь близких родственников не позволяли себе назначать на высшие посты и лидеры непризнанной Чеченской республики Ичкерия. Хотя это образование многократно критиковали (и небезосновательно) за клановость. Вообще, Северный Кавказ часто изображается аналитиками как некий полигон для реализации кровнородственной кадровой политики. Что ж, примеров, когда родственные связи многое решали, можно привести немало. В том же Дагестане после ухода с поста главы Госсовета республики такого аксакала, как Магомедали Магомедов, его сын Магомедсалам остался политическим наследником, встав в феврале 2006 года во главе Народного Собрания. В Карачаево-Черкесии в 1999-2003 гг. велика была роль жены президента Владимира Семенова. До сих пор глава республики Мустафа Батдыев становится объектом для критики оппонентов в связи с делом его зятя Али Каитова. Однако последние факты относятся к неформальному влиянию, институционально не оформленному.

Между тем назначение Байсултанова - это сегодня едва ли не единственный прецедент управленческого «семейного подряда» столь высокого уровня. Речь в данном случае идет не о родственных связях президента и одного из депутатов, заместителя министра республики. Речь идет о первых двух лицах одного из субъектов федерации. Тот же Магомедов-младший в бытность отца главой Госсовета не возглавлял ни правительство республики, ни парламент (во главе последнего был ныне действующий президент Муху Алиев). Таким образом, сегодня «семья» как модель управления не является для Чечни красивой метафорой (как например, ельцинская «Семья», в члены которой записывали опального ныне олигарха или Валентина Юмашева).

Однако утверждение Байсултанова не является единственной кадровой инновацией на Северном Кавказе. 4 апреля 2007 года на сессии Народного собрания Дагестана (первой после выборов 11 марта) произошла смена спикера. Дагестанские парламентарии избрали себе нового председателя. Им стал глава Избербаша (красивого прикаспийского города) Магомед Сулейманов. Политический наследник Магомедали Магомедова Магомедсалам, о котором мы упоминали в начале статьи, заявил о наличии у него федеральных амбиций и готовности побороться за кресло депутата нижней палаты российского Федерального Собрания. Сегодня можно много спорить о том, кто и как стоял за таким решением. Все построения на тему, почему Магомедов-младший «вышел из игры», будут носить спекулятивный характер. Очевидно то, что второй человек во властной иерархии республики (а с учетом полиэтничного характера Дагестана здесь не столько премьер, сколько спикер парламента является вторым после президента высшим должностным лицом) уступил свое место новому лидеру, который до сих пор был мэром города с 43-тысячным населением. Между тем еще 2 апреля на заседании президиума Генерального Совета «Единой России» обсуждались две кандидатуры на пост спикера Народного собрания (и Магомедов-младший был среди этих двух наряду с уже экс-мэром Избербаша). Выбор был сделан не в пользу наследника дагестанского аксакала.

При избрании нового спикера был учтен этнический фактор. Новый глава парламента (как и Магомедсалам Магомедов) – этнический даргинец. Однако помимо этнического фактора есть и пресловутый «семейный вопрос». Скорее всего, Муху Алиев (как и каждый новый руководитель, а Алиев находится в должности, начиная с февраля 2006 года) хочет оставить в прошлом влияние Магомедовых на дагестанскую властную машину. Дело осталось за малым - помочь Магомедову-младшему пройти в Государственную думу в декабре 2007 года.

Вместе с тем нельзя не заметить, что последние кадровые изменения на Северном Кавказе (окончательное утверждение президентом Кадырова, приход на пост премьера республики его двоюродного брата и «рокировочка» в Народном Собрании Дагестана) продолжают «смену караула», начатую еще два года назад. В течение 2005-2007 гг. высшие должности республиканских администраций оставили такие политические "тяжеловесы", как Александр Дзасохов (занимал пост президента Республики Северная Осетия с 1998 года), Магомедали Магомедов (руководил высшим коллегиальным органом Республики Дагестан с 1994 года), Хазрет Совмен (был президентом Адыгеи с 2002 года). Долгая болезнь, а затем физическая смерть вывели из кавказской "Большой игры" единственного (до 2005 года) президента Кабардино-Балкарии Валерия Кокова. Трое из этой четверки разное время занимали высокие посты в партийно-советской иерархии как регионального, так и общесоюзного уровня. Экс-президент Адыгеи имел репутацию «крутого олигарха». В марте 2007 года не у дел остался формальный президент Чеченской Республики Алу Алханов, который не был ни обкомовским бюрократом, ни олигархом. Экс-президент Чечни был просто лояльным Российскому государству милиционером. Увы, этого оказалось недостаточно для того, чтобы занимать высший пост в Чеченской республике. И Алханов, и Совмен не доработали до конца их президентских легислатур.

Уход в отставку первых лиц северокавказских республик способствует обновлению и других ветвей региональной власти, а также перестановкам на среднем и нижнем уровне.

Но означают ли данные перестановки и появление новых политических игроков на Северном Кавказе подлинную "кадровую революцию"? И если да, то каковы принципы и приоритеты нынешней "смены караула"? На первый взгляд, все описанные случаи могут рассматриваться как уникальные "case-studies", не имеющие общих причин и закономерностей. Некоторые управленческие "смены" вообще были "игрою случая". Трагического случая… В самом деле, какая закономерность прослеживается в смене власти в Кабардино-Балкарии (КБР)? Валерий Коков, возглавлявший республику, начиная с 1992 года, ушел из жизни в 2005 году. И ярые поклонники авторитарного стиля Кокова, и его оппоненты признавали, что благодаря именно этому политику в КБР была достигнута административно-бюрократическая стабильность, долгие годы успешно блокировавшая и радикальный этнонационализм, и религиозный экстремизм. Даже длительная болезнь экс-президента КБР (онкология) не заставила Кремль пойти на "смену караула" в этой республике, полной латентных межэтнических конфликтов и религиозных проблем. Трагедия в Нальчике, наступившая после ухода "аксакала", это продемонстрировала. Впрочем, ожидаемой не была и отставка Александра Дзасохова. Этот кандидат устраивал Кремль как политик умеренный, умеющий достигать компромиссов с главным оппонентом Северной Осетии — Ингушетией. В то же время Дзасохову в течение многих лет удавалось ограничивать процесс возвращения беженцев-ингушей в спорный Пригородный район. Это в свою очередь придавало ему легитимность среди осетин. Но трагедия Беслана обратила популярность Дзасохова в прах. Автор настоящей статьи имел возможность беседовать с высшими должностными лицами Северной Осетии до Беслана и после "черного сентября" 2004 года. Оценки действий Дзасохова даже этой группой населения республики были диаметрально противоположными. Тут, что называется, от поклонения вождю в лучших традициях сталинской эпохи до заявлений в духе героя известной сказки Редьярда Киплинга: "Акела промахнулся!". Если Кокова убила болезнь, то Дзасохова политически убил Беслан.

Уход в отставку "дедушки" (прозвище Магомедова-старшего в Дагестане) и Алу Алханова — примеры другого рода. В обоих случаях "смена караула" была не простой бюрократической "рокировочкой". Уход Магомедова и Алханова — это не отстранение от власти руководителей высшего звена в субъекте Российской Федерации. Здесь речь идет о смене модели управления. Отставка «дедушки» — это отставка "системы Магомедали", созданной и выпестованной им в течение полутора десятков лет (речь идет о системе этнического квотирования во власти). Сегодня уход с поста спикера Магомедова-младшего - это снижение неформальной роли «дедушкиной семьи».

Отставка же Алу Алханова — это финальная стадия "чеченизации" власти и управления "мятежной республикой". Последняя должность "смотрящего" за Чечней от Москвы уходит от федерального центра. Федеральное (государственное) присутствие в Чечне сжимается подобно шагреневой коже.

Таким образом, выход на авансцену Арсена Канокова в КБР, Таймураза Мамсурова в Северной Осетии, Муху Алиева и Магомеда Сулейманова в Дагестане и Рамзана Кадырова и Одесса Байсултанова в Чечне, Аслана Тхакушинова в Адыгее имеют разные причины и основания. Объединять их в некую "кадровую революцию" можно исключительно по формальному критерию. Различными является и бэкграунд новых лидеров северокавказских республик. В одном случае перед нами представитель "новой волны", состоявшийся столичный бизнесмен, в значительной степени "оторванный от корней и почвы". В другом случае (казус Мамсурова и Алиева) во главе республики оказываются "старые проверенные кадры", прошедшие партийную (Алиев) и комсомольскую (Мамсуров) школу и бывшие соратниками ушедших в отставку "тяжеловесов". В третьем - это крепкие хозяйственники (Магомед Сулейманов, занимавшийся городскими проблемами Избербаша, Одес Байсултанов, активно вовлеченный в процесс строительства и «восстановления» Чечни). В четвертом (Тхакушинов) - это представители ректорской элиты, вписавшейся в новые рыночные реалии. Рамзан Кадыров не прошел ни бизнес-школы, ни опыта партийно-советско-комсомольской работы. Его жизненная философия формировалась в других условиях - противостояния российской государственной машины и сепаратисткой Ичкерии. Из этого жестокого противостояния Рамзан (как и его покойный отец) извлек важный для своей будущей карьеры урок. Лучше не бороться с Кремлем в открытом бою. Умение "держать республику" в совокупности с откровенной лестью в адрес федеральных властей дадут больший результат. Отсюда и верность "Единой России" и лично Путину, готовность "мочить Грузию", помогать Южной Осетии и Абхазии и искать Березовского. За это чеченской элите позволяется то, что не позволено другим (тому же Дагестану) — иметь свой "особый путь" в вертикальной системе.

Единственное, что объединяет все описанные выше случаи, так это то, что по своей природе "смена управленческого караула" на Северном Кавказе является технологической, а не стратегической. Для подлинной "кадровой революции" нужны принципы и критерии, провозглашаемые публично или принимаемые "по умолчанию". До сих пор Кремль четко не сформулировал цели и задачи своей политики в этом регионе. А значит, не предложено четких приоритетов для подбора и расстановки кадров. Зачем России нужен Кавказ? "Просто, чтобы был, чтобы сохранилась единая и великая Россия". Этот ответ, похоже, никого (даже самых рьяных патриотов) сегодня не удовлетворяет. Но другого, к сожалению, нет. Без ответа остаются и вопросы: "Какие социально-экономические и геополитические цели этот регион помогает решать внутри России и вне ее? Как стабилизация (дестабилизация) региона влияет на всю страну в целом?" Ведь региональные руководители — это всего лишь инструмент для решения общенациональной задачи. Если же задача не поставлена, то и кадры (то есть инструменты) будут подобраны методом "случайной выборки" из тех, кто есть под рукой.

Но в таком случае закономерен вопрос: а насколько новые кадровые изменения в высших эшелонах региональной власти способны изменить ту картину, которая есть сегодня на Северном Кавказе? Приход во власть Мамсурова способен переломить осетино-ингушский кризис? Утверждение на должности президента КБР Канокова способно остановить рост радикального ислама в республике? Введение поста президента Дагестана и занятие этой должности Муху Алиевым будет работать на то, чтобы количество терактов в самой крупной республике Северного Кавказа снижалось? Новый спикер дагестанского парламента сможет наладить более эффективный диалог между представителями разных этноэлит? Аслан Тхакушинов сможет бороться с приватизацией республиканской властью представителями «титульного этноса»? Смогут ли Рамзан Кадыров и Одес Байсултанров превратить Чечню в нормальный (с точки соблюдения законности) субъект РФ?

Смогут ли новые лица Северного Кавказа минимизировать коррупцию, ставшую притчей во языцех? И если ответы на эти вопросы вызывают недоумение, то не лишним будет поставить еще один вопрос: существуют ли критерии для кадровых трансформаций на Кавказе? Если нет, то можно предположить, что во главе наиболее сложных (с политической и управленческой точек зрения) субъектов РФ появляются люди всего лишь "игрой судьбы случайной". А значит, их назначение (равно как и отставка их предшественников) — не есть системная политика, призванная решать четко прописанные цели и отвечать на вопрос: зачем России Кавказ со всеми его проблемами? В этом смысле бизнесмен, ректор, экс-партийные чиновники, крепкие хозяйственники и "системный сепаратист" разделяют общую судьбу и общую ответственность.

Сергей Маркедонов - заведующий отделом политического и военного анализа, кандидат исторических наук

Версия для печати