31.05.2007 | Алексей Макаркин

Социализм для современной России

В течение почти двух десятилетий в России обсуждается вопрос о возможности появления на политической арене сильной социал-демократической партии. Вряд ли можно сомневаться, что объективно имеется объективный общественный запрос на левоцентристскую политическую силу, выражающую интересы наемных работников, выступающих за сильную социальную политику, и одновременно дистанцированную от архаичной КПРФ, объединившей в свои рядах реакционные элементы КПСС и не способной к серьезному реформированию. Если, конечно, не считать таковым демонстративное заигрывание с православием при нежелании принести искреннее покаяние за гибель сотен тысяч иерархов, клириков и мирян при столь почитаемых коммунистами товарищах Ленине и Сталине.

Однако социал-демократии (и, в целом, социалистической идеи) в России не везет – она либо профанируется слабыми политиками, либо подавляется властями, либо узурпируется фанатиками, вслед за которыми, как хорошо известно, приходят циники. Так, в трагической ситуации оказался еще российский социализм начала ХХ века. Царское правительство (которое сейчас принято идеализировать) не особенно разбиралось в том, с какой оппозицией оно имеет дело – мирными профсоюзными активистами или последовательными и непримиримыми врагами трона. В результате к началу ХХ столетия возможностей для встраивания даже умеренно-левых политических сил в политическую систему уже не осталось, а фальшивые попытки подменить подлинный диалог с профсоюзами «полицейским социализмом» коллежского советника Зубатова потерпели крах. Российские эсеры – изначально идеалистические сторонники крестьянского социализма, отстаивавшие идеалы справедливости и народовластия – пошли в бессмысленный и беспощадный террор. Идеи «легальных марксистов» оказались дискредитированы, и на этом фланге российского социализма возобладал не ученый Струве, а революционер и трибун Ульянов (прямо противоположная ситуация сложилась в Германии – не случайна ненависть большевиков к берштейновскому ревизионизму, которая иногда превосходила их неприятие царской власти).

Отсутствие опыта государственной деятельности (к которой их не подпускали), многолетнее подпольное существование и эмигрантские дрязги в прокуренных пивных вместе нормальной конструктивной работы привели к тому, что умеренные социалисты оказались слабы и не готовы к управлению страной в 1917 году, когда власть упала им в руки. Зато возобладала наиболее радикальная тоталитарная версия социализма, которая дискредитировала само слово «социализм» в глазах многих людей, лично ставших жертвами режима или потерявших в ГУЛАГе своих родственников. Советский социализм был дискредитирован и в глазах международного левого движения – когда часть совершенных преступлений была обнародована на ХХ съезде. На излете российского тоталитаризма социализм подвергся дискредитации внутри страны еще раз – в связи с номенклатурным хамством брежневской эпохи. Показательно, что нынешняя, вполне понятная ностальгия по «золотому веку» стабильности и порядка не приводит к желанию восстановить старый режим коммунистов в его прежнем виде. Когда КПРФ перестала быть центром притяжения для протестных политических сил, то ее рейтинг существенно снизился.

Уже в конце правления КПСС появились новые социалистические проекты, которые, однако, оказались неудачными. Общая проблема российской социал-демократии 90-х годов – в ее неестественном «пробирочном» происхождении. Собирались несколько интеллигентов, которые мечтали о том, чтобы присутствовать на заседаниях Социнтерна – и уже готов очередной социал-демократический проект, не лучше и не хуже других подобных. Кроме того, само понятие «социал-демократия» в современной России является далеко не самым привлекательным. Одно дело – боевая социал-демократия Германии начала ХХ века, выросшая из профсоюзного движения, и совсем другое – кабинетные попытки совместить два понятия, которые в нынешних российских условиях оказались «разъединены» - социализм неприемлем для многих последовательных сторонников демократии, а демократия, в свою очередь, скомпрометирована в глазах значительной части социалистически настроенных избирателей. А когда российскую социал-демократию возглавил Михаил Горбачев, то о серьезных электоральных шансах этой части партийной системы вообще говорить стало невозможно (в конце концов, речь шла о партии, претендовавшей на поддержку избирателей России, а не Германии, в которой первый и последний президент СССР до сих пор пользуется закономерным уважением).

Сейчас о социализме говорит лидер «Справедливой России» Сергей Миронов. Нынешние эсеры (это сокращение уже стало устойчивым) стремятся получить поддержку тех слоев населения, которые проиграли от реформ 90-х годов, но при этом не приобрели деклассированного характера. Это бывший советский «средний класс» - врачи, учителя, инженеры, квалифицированные рабочие – сильно разочарованные в политике и политиках, но, в то же время питающие смутную надежду на то, что все (или хотя бы что-то) может измениться к лучшему. Некоторые из них голосовали за КПРФ, но ушли из-за бесперспективности Зюганова. Другие поддерживали «Яблоко», но сейчас считают Явлинского слишком слабым и невнятным. Позднее их интересовал Глазьев – но не до такой степени, чтобы идти за ним в огонь и воду. По своим идеологическим взглядам они, скорее, сторонники идеального, по их мнению, социализма, который куда ближе к его цивилизованной шведской версии, чем к реальному социализму брежневских времен. Они не отрицают политическую свободу и частную собственность, не являются сталинистами и сторонятся радикальных националистов. В то же время для них большую роль играет социальная защищенность, сильное и попечительное государство, внимание к нуждам «простого человека».

Из существующих партий коммунисты для них, как уже говорилось, слишком архаичны и бесперспективны, жириновцы – слишком эпатажны, либералы неразрывно связаны с реформами 90-х, а «Единая Россия» воспринимается ими как излишне бюрократическая сила. Теперь они присматриваются к Миронову – недоверчиво, но не без внимания. Тем более что речь идет не только об использовании привлекательного термина: многие программные положения партии соответствуют социалистическим принципам. Обратим внимание и на то, что «социализация» предвыборной кампании «Справедливой России» способствует снижению уровня их конкуренции с единороссами, которые подчеркнуто избегают апелляции к понятию «социализм». Зато партия в большей степени становится конкурентом КПРФ – что вполне соответствует стратегическим интересам Кремля в партийной сфере.

В ряде регионов, где новейшие эсеры привлекли на свою сторону видных представителей местных элит, эсеры на весенних выборах получили существенную поддержку избирателей (это Ставропольский край, Петербург, Ленинградская и Вологодская области и др.) – в значительной степени левонастроенных, из числа тех, кто ранее голосовал за протестные политические силы. Однако степень успешности нового проекта будет зависеть от того, как он покажет себя на ближайших думских выборах. А это, в частности, связано и с тем, насколько мироновская трактовка социалистической идеи будет понята потенциальными избирателями партии и принята ими.

Алексей Макаркин - заместитель генерального директора Центра политических технологий

Версия для печати