18.07.2007 | Валерий Выжутович

Криминальное чтиво

За распространение экстремистских материалов отныне можно угодить под суд по уголовной статье. Или как минимум подвергнуться административным санкциям. Как только были приняты соответствующие поправки в законодательство, так тотчас же возник вопрос: а что считать экстремистскими материалами? Ответ дан. Федеральная регистрационная служба опубликовала список произведений, отмеченных печатью агрессивного радикализма. В этот «шорт-лист» включены книги, газетные статьи, фильм и даже один музыкальный альбом. Всего 14 названий.

Первое, что нельзя не признать: все «номинанты» совершенно достойны быть представленными на изъятие из общественного оборота. Отбор, произведенный ведомственным «жюри», у меня, например, сомнений не вызывает. «Книга единобожия», написанная три века тому назад основоположником ваххабизма Мухаммадом ибн Сулейманом ат-Тамими… Документальный фильм немецкого режиссера Фрица Хиплера «Вечный жид», снятый в 1940 году по идеологическим лекалам Третьего рейха… Целая россыпь брошюр и печатных воззваний, сотворенных отечественными борцами за чистоту расы… Фашистская, националистическая, ультрарелигиозная направленность этих публичных «высказываний» кем-то может оспариваться, но она удостоверена судебными решениями. Впредь так и будет: наказывать за тиражирование экстремистской продукции государство намерено только в том случае, если эта продукция признана экстремистской по суду. Понятно, что судебному разбирательству должна предшествовать тщательная экспертиза с участием лингвистов, культурологов, историков. Понятно, что и тут мы не застрахованы от субъективных оценок, вкусовых пристрастий, политического и административного давления. Но сколь несовершенной, подверженной конъюнктурным поветриям ни была бы подобная процедура, она все-таки правовая. Иные способы маркировать «экстремизмом» книгу или, положим, песню, из которой слов не выкинешь, заведомо хуже - совсем уж безграничный простор для произвола.

Второе, что порадовало и даже, признаюсь, приятно удивило: вопреки опасливым прогнозам, в «черном списке» отсутствуют печатные, аудиовизуальные и прочие рукотворные образцы политического инакомыслия. Несогласие с властью, в какой бы форме оно ни выходило в свет, к «распространению экстремистских материалов» пока, слава богу, не отнесено. Посмотрим, что будет дальше. Уж слишком размыто у нас в законе понятие «экстремизм». Даже у экспертов тут полный разнобой. Кто-то, например, считает экстремизмом публичное выражение крайних взглядов. Но что такое крайний взгляд? Или что означает публичная деятельности лиц, которые «может быть, напрямую и не призывают к осуществлению экстремистской деятельности, но побуждают к ее осуществлению или допускают возможность совершения экстремистских деяний». Это ведь тоже невнятная формулировка. Пользуясь ею, нетрудно прихлопнуть газету, которая, может быть, «открыто и не призывает», но «побуждает» к чему-то.

Вообще-то стремление табуировать содержание и форму, к примеру, произведений искусства, кому-то кажущихся излишне радикальными, становится знаком времени. Россия тут не исключение. В берлинской «Дойче опер» недавно случилась история. Германская полиция порекомендовала театру снять с репертуара оперу Моцарта «Идоменео». Спектакль спокойно шел три года, но вдруг заметили, что царь Идоменео в финале выходит на авансцену с тремя отрубленными головами - Иисуса, Будды и пророка Мухаммеда. Нельзя! Точнее так: предъявляемые публике головы первых двух персонажей опасений не вызывают, а вот с головой третьего лучше поостеречься - мусульмане народ обидчивый. Словом, спектакль, несет угрозу общественной безопасности, или, как сказали бы мы, «провоцирует экстремистские действия». И не лучше ли, мол, от него отказаться. Театр внял совету. Чем вызвал решительное неодобрение в широких германских кругах. На эту тему высказалась и канцлер ФРГ Ангела Меркель. Она заявила, что спорить можно о вкусах, «но не о свободе искусства, свободе слова и свободе мнений о религии».

О чем можно спорить, а что надобно пресекать без всяких разговоров - на этот счет, однако, единого мнения нет. Писатель Дмитрий Быков со страниц «Российской газеты» высказался против «уголовно-процессуального» воздействия на авторов и распространителей подстрекательского чтива: «Даже самая одиозная книга и фашистская статья остаются печатными произведениями, а слово неподсудно, даже в качестве призыва уничтожать кого угодно. На слово есть только одна казнь, а именно - другое слово». В горних высях свободного духа, там, где рукописи не горят и не являются вещдоком, слово, может, и не подсудно. А вот Копцева судили. И дали 13 лет. Как показало судебное разбирательство, ни в одной экстремистской организации погромщик не состоял. Убивать в синагогу он отправился, начитавшись литературы известного содержания. Эксперты Московского бюро по правам человека к началу процесса подготовили доклад под названием «Подстрекатели». В нем, кроме прочего, содержался список книг, вдохновивших Копцева на поход в синагогу с ножом. Что сочинения такого сорта обладают убийственной силой - сколько публицистических пассажей было тому посвящено! И вот расхожую метафористику заместила пугающая реальность. Книжечки и брошюрки со свастикой оказались холодным оружием не в фигуральном, а в буквальном смысле. Путь был пройден. От воздействия на умы - до ударов ножом. По причине не очень понятного благодушия, чему подтверждение - десятки оправдательных приговоров по 282-й статье УК (разжигание национальной, расовой или религиозной, вражды), краткость этого пути пржде как-то не осознавалась. Осознается ли теперь? Честно сказать, не уверен.

Да, ужесточение ответственности за распространение экстремистских материалов говорит о том, что кое-какие уроки нами усвоены. Дело за «малым» - чтобы эта ответственность стала неотвратимой. Увы, попытки торговать печатной нелегальщиной нередко остаются безнаказанными. Желающим разжиться подобной литературой иногда достаточно посетить книжный развал в переходе метро. Там в одном ряду с «Протоколами сионских мудрецов» - зарубежный роман, детские сказки, различные справочники... Этим расчетливым смешением добропорядочных «учебников жизни» и черносотенного злобного бреда как бы подается знак: «Недозволенным не торгуем, ведем законный бизнес».

Список материалов, запрещенных к распространению, видимо, будет прирастать. Федеральная регистрационная служба намерена обновлять его два раза в год - в январе и июле. В связи с этим вопрос: что означает официальный перечень творений, пронизанных нетерпимостью и агрессией, для точно таких же, но не фигурирующих в нем? Автоматическую индульгенцию? Право на свободное хождение по принципу «что не запрещено, то разрешено»? Будь подобной продукции у нас не так много, а реакция милиции и судов на ее тиражирование моментальной и недвусмысленной, я бы сказал: да, пока не последовал официальный запрет, руководствуйся собственным (желательно все же - ответственным) пониманием, что можно, а чего нельзя. Но когда в вагоне московского метро я изо дня в день вижу листовку: «Национал-социализм - это не немецкое вчера. Национал-социализм - это русское завтра», - я проникаюсь подозрением, что до ее авторов милиция и суд не скоро доберутся, если когда-нибудь доберутся вообще.

Дело, значит, не сводится к суровости мер. Законодательных препятствий распространению радикалистских деклараций у нас предостаточно. Есть Конституция, закон прямого действия, с ее 13-й и 29-й статьями. Есть 282-я статья УК. Есть постоянно ужесточаемый закон «О противодействии экстремистской деятельности». Недостает одного - основанной на этих постулатах правоприменительной практики. Будь наказание за пропаганду экстремизма действительно неотвратимым, «черный список», составленный ФРС, оказался бы много длиннее.

Валерий Выжутович - ведущий программы "Газетный дождь" канала ТВЦ, политический обозреватель "Российской газеты"

Версия для печати