08.08.2007 | Дмитрий Бадовский

Нынешняя элита возвращается к советским номенклатурным образцам

Наша современная элита недалеко ушла от советской модели организации и принципов функционирования. Дело даже не в персоналиях, хотя многие представители нынешней элиты сформировались в тот период и как личности, и как уже представители правящего класса. Главное, что сейчас происходит некое возвращение к принципам функционирования, которые были характерны для советской номенклатурной системы.

В формировании советской политической элиты можно выделить два этапа: сталинский и постсталинский. Во время сталинского этапа закладывались принципы и основные механизмы функционирования элиты, но как номенклатурная система элита тогда еще не сформировалась. Она не могла сформироваться в условиях такого режима, который во многом функционировал как репрессивный по отношению как раз к правящему слою. Но вот начиная с 50-х годов появляется реальная номенклатурная система, идеология, организационная структура, выработались и сформировались механизмы. Появилась номенклатурная система, которая потом не смогла сама себя модернизировать. Внутри нее возникли существенные противоречия, из-за чего наступил кризис.

Дело в том, что советская правящая элита последовательно избавилась от трех ключевых механизмов, обеспечивавших до того ее единство. В первую очередь и довольно быстро был ликвидирован такой механизм фоpмиpования, функционирования и обновления элиты как массовые политические репрессии. Недопущение повторения кошмара сталинских чисток стало в тот период основой консолидации интересов всей советской элиты и того аппаратного переворота, который полностью завершился со смещением «волюнтариста» Хрущева. С этого момента можно говорить об оформлении в Советском Союзе номенклатурной системы правления, основанной на принципах коллективного руководства, баланса сил и недопущения монополизации всей власти лидером или даже одной-единственной «группой товарищей».

Второй ключевой момент эволюции советской властной системы заключался в том, что коммунистическая партия постепенно также утратила ту роль в обеспечении единства и функциональной эффективности элиты, которая ей изначально принадлежала. До какого-то момента ВКП(б) - КПСС являлась генератором лояльности и дееспособности элиты, поскольку выполняла функцию производителя коллективных и индивидуальных благ для своих относительно немногочисленных членов, которые именно обладая партийным статусом превращались во властную элиту. Однако рост численности партии постепенно вызывал эффект снижения значимости членства в ней, концентрацию политических функций только на ее верхних этажах. Партия в целом утрачивала элитный статус и тождественность правящему классу советского общества, размывалась граница между рядовыми членами партии и основной массой зависимого населения.

Третий ключевой момент эволюции советской элиты связан с тем, что по мере деградации коммунистической идеологии и ее мобилизационного потенциала и для элиты, и для общества в целом, по мере снижения роли идеологической составляющей в системе управления сокращаются и властные полномочия высших руководителей. Вожди партии теперь обладают властью лишь постольку, поскольку они рассматриваются бюрократическим аппаратом, деидеологизированным правящим вторым эшелоном номенклатуры как "главные аппаратчики".

Утрата идеологического, организационного и репрессивного стержней в обеспечении функционирования элиты требует формирования новых механизмов дееспособности. И главными такими механизмами становятся внутренняя дифференциация элиты, усиление групповых общностей (клановых, отраслевых, регионально-земляческих, национальных и т.д.), а также оформление рынка административных ресурсов, обеспечивающего коммуникацию и взаимодействие внутри правящего класса в целом и между группировками в частности. На этих административных рынках возможности тех или иных чиновников и ведомств «порешать вопросы» обмениваются по статусной стоимости на другие аналогичные решения или же, что постепенно только усиливается, на возможности присвоения и распоряжения теми или иными материальными ресурсами.

Дальнейшее развитие все более ярко высвечивает невозможность для номенклатуры дальше «жить и работать» в рамках социалистической общественной и экономической системы. Ключевой для элиты становится задача трансформировать общественно-политический строй таким образом, чтобы обеспечить более полноценные частные формы присвоения неразделенных власти и собственности. Превратить «аппаратные активы» и извлекаемое из них условное владение материальными ресурсами в более или менее полноценную частную собственность, дополнительные гарантии безопасности, воспроизводства социального статуса для себя и его наследования для своих детей.

И именно второй эшелон элиты, не высшие вожди, а партийно-хозяйственная номенклатура, выдвигал требования, связанные с необходимостью модернизировать систему с точки зрения того, чтобы обеспечить себе более устойчивые и более выгодные условия обмена власти на собственность.

Вызревание внутри самого правящего класса, главного гаранта устойчивости системы идеологии модернизации, а потом и смены общественного строя, дают потом достаточно мощный толчок и «процессам перестройки» и, в конечном счете, распаду СССР. Поскольку в последнем случае наиболее мощные клановые подгруппы элиты – республиканские и национальные – стремятся к укреплению собственного статуса, самостоятельности, гарантиям безопасности и собственности путем демонтажа верхнего уровня политической и государственной иерархии. Эти тенденции только усиливаются тем, что во второй половине 80-х годов прошлого века Советский Союз объективно сталкивается с серьезнейшим конъюнктурным финансово-экономическим кризисом, а возникновение ситуации «дефицита ресурсов» только усиливает остроту и интенсивность борьбы за контроль над ними внутри элиты.

Очень важный урок, который нужно помнить и сегодня, заключается в том, что цена, которую пришлось заплатить стране за то, что элита решала для себя вопрос собственности, оказалась слишком велика. Ценой был распад государства.

Россия в 90-е и путинское «возвращение к истокам»

В 90-е годы происходит уже полноценная реализация и завершение программы номенклатурной приватизации и передела власти и собственности. Административный рынок сливается с «диким капитализмом», порождая совершенно определенную модель дальнейшей эволюции элиты и принципы ее дееспособности. Рынок административных ресурсов начинает работать преимущественно в режиме конвертации, «пункта обмена» власти на собственность.

В элиту тогда были допущены новые люди, но не в таком масштабе, чтобы можно было говорить о том, что принципиально поменялись механизмы ее формирования и принципы функционирования и воспроизводства. Многие в этой элите не удержались. А многие, вообще говоря, были не совсем чужие для этой системы. Они вышли, например, из комсомольского бизнеса, из которого выросло много представителей и политической, и экономической элиты, из него вышли и многие олигархи.

Уровень дееспособности элиты обеспечивается и зависит именно от механизмов и коррупционных смазывающих материалов программы номенклатурного передела власти и собственности. Репрессивные механизмы эффективности элиты поддерживаются преимущественно такими инструментами, как компромат, криминализация элиты и укоренение в ней соответствующих практик и «понятий» деятельности.

Это происходит не только потому, что в 90-е годы государство было существенно ослаблено и происходила приватизация силовых ресурсов. Дело еще и в том, что государственные силовые структуры фактически были в социальной и властной иерархии репрессированы, их сознательно отодвигали на второй план. В структуре правящего класса силовики были загнаны в подвал в 90-е годы.

Также в 90-е годы сохраняется и даже возрастает роль групповых, клановых механизмов интеграции интересов представителей элиты. В условиях крайне низкой эффективности и раздробленности федеральной управленческой элиты собственно функции государственного управления в основном консолидируются, частично присваиваются и преимущественно осуществляются на региональном уровне достаточно сплоченными и мощными региональными элитными кланами. Региональные элиты ведут торг с центром по схеме «эффективность в обмен на политическую лояльность и экономические ресурсы», хотя в отдельных случаях и преимущественно в отношении национальных республик все это оборачивалось претензиями на суверенитет и сепаратизмом.

Затем с правящим классом злую шутку и роль катализатора перемен вновь играет экономический кризис. Дефолт 1998 года вновь провоцирует возникновение ситуации «дефицита ресурсов» для передела и неконфликтного освоения элитой, он привел, в конечном счете не только собственно в подготовке «операции преемник Путин», но и к более фундаментальным для правящего класса последствиям.

При Путине вновь становятся востребованными механизмы жесткой идеологической консолидации элиты, что выливается в сопровождающие весь период путинского правления идеологемы укрепления единства государства, социальной ответственности бизнеса и усиления роли государства в экономике.

Второй ключевой момент связан с иерархической перестройкой элиты. Свой статус снизили и (или) утратили именно те группы, которые формировали основу конструкции 90-х годов и олицетворяли ее политические риски – региональные элиты, олигархические бизнес-группы и медиакратия. Одновременно произошло укрепление и консолидация силовиков и федеральной бюрократической элиты, что было обеспечено как идеологическими механизмами, так и общей логикой перехода к политическому моноцентризму – объединению ядра правящего класса вокруг доминирующего и популярного политического лидера в лице Владимира Путина.

Хотя организационные механизмы консолидации «элитного ядра» во многом по-прежнему оказались основаны на инфраструктуре клановых групп, а именно «питерского землячества» и того самого сообщества силовиков. Наконец, благодаря «возвращению в элиту» силовиков произошло и возвращение репрессивных механизмов консолидации, обеспечения единства и дееспособности элиты.

Ситуация в 2008 году

Все эти тенденции – ключевые вещи, которые позволяют говорить о том, что советско-российская элита свою задачу выполнила, но хватит ли этих принципов, чтобы развивать модернизационно страну, совершенно не очевидно. К сожалению, в этой модели функционирования элиты нет достаточного количества внутренних механизмов, институтов и моделей поведения и функционирования, которые бы работали и создавали хороший модернизационный потенциал. Потому что каналы рекрутирования элиты очень жесткие. В принципе элита имеет закрытый тип, тип номенклатурного и кланового рекрутирования и функционирования. Это – административный рынок обмена власти на собственность, без остановки на качественных задачах развития. Президент поставил модернизационную задачу – очень хорошо, все согласны. Все согласны с национальными проектами, все согласны с инновациями. А дальше – каков механизм реализации всех этих задач на уровне принципов работы и целей правящего класса?

Есть ощущение, что в 2008 году усилится переход к позднесоветской модели коллективного руководства, к Политбюро, когда существует коалиция высших руководителей, в задачу которых входит не допустить преимущество во власти кого-то одного. Должен быть баланс интересов, система поддержания компромиссов, некое коллективное Политбюро. Если Путин уйдет, исчезнет моноцентричная система и возникнет полицентричная. Смысл этой модели в том, что она не может в принципе решать задачи развития, потому что решает задачи согласования интересов и поддержания текущего баланса. У нее нет мотива на изменение. Более того, изменение, модернизация опасны для этой системы, поскольку это – фактор разрушения баланса и стабильности, который может очень легко превратиться в стагнацию и застой. Что и произошло в советское время. Опасность того, что это может произойти сейчас, тоже достаточно велика.

Это первая проблема 2008 года, а вторая будет связана с тем, что социально-экономическая динамика начнет демонстрировать определенные проблемы, возникнут проблемы, связанные с иссяканием ручья избыточных ресурсов. Это может привести к конфликту внутри элиты. С другой стороны, это будет провоцировать, снимать наркоз с противоречий между властью и обществом, которые сейчас существуют. Будет усиливать звучание социальных диспропорций, что может делигитимировать элиту в глазах населения и все национальные проекты, которые государство реализует в настоящее время. Хорошо, что национальные проекты запущены, раньше их вообще не было. Но понятно, что они – в значительной степени механизм «откупа» от общества. Сложившийся в 90-е годы социальный контракт заключался в том, что вы не лезете к нам, а мы не лезем к вам. Это и сегодня во многом сохраняется. Одна из стратегических задач для России – новый общественный договор. Составными элементами этого договора должны быть иные принципы взаимоотношений между властью и обществом, новые требования к принципам их функционирования.

И если Путин был, прежде всего, менеджером укрепления государства и социальной стабилизации, то от следующего главы государства может потребоваться быть морализатором социального порядка и самой власти. Без этого говорить о модернизации страны невозможно.

Яркие лидеры или популисты?

Яркие лидеры сейчас востребованы. Популисты – это артефакт любой политической системы. Они всегда существуют и выполняют свои функции: прежде всего, коммуникации между элитой и обществом (электоральные и публично-политические).

Если у вас политическая система является моноцентричной, если это ключевой принцип функционирования, то внутри нее появление альтернативных политических лидеров всегда является проблемой и угрозой. Это может или блокироваться, или не допускаться вовсе.

В России до конца 2005 года ярких политических лидеров, кроме президента, не было. Я имею в виду серьезных политиков, которые делают заявления и реализуют проекты. Газеты и эксперты того времени – пустая поляна, на которой находится одинокий Путин. С 2006 года у нас постоянно вырастают преемники, но все находится под контролем в рамках существующей моноцентричной системы. Если Путин уходит и возникает полицентричная система, то при такой системе лидеров должно быть несколько. Другой вопрос, какие функции могут выполнять выдвигаемые преемники, какой это тип политического лидерства и какого качества. На самом деле происходит выращивание группы политических лидеров, которые взаимно дополняют друг друга и где-то могут приблизиться по своему воздействию на общество к Путину. Они сдерживают и уравновешивают друг друга, а также являются лидерами политических кланов. Это те самые члены Политбюро.

Чтобы появились яркие лидеры, нужен общественный запрос. Реально лидер появляется тогда, когда есть запрос снизу. Путин как лидер появился на соответствующий запрос. Запрос уже существовал и он был объективным. Нужен был лидер. Путин технологически подходил для роли лидера.

Сегодня запроса на яркого нового лидера нет. Пока есть Путин. Сейчас в России период общества потребления: стало больше экономики, больше доходов, хочется пожить. Доминирует потребительский тип поведения.

Но существуют определенные проблемы, например, националистический тренд, который сейчас наблюдается. В рамках этого тренда существуют достаточно четкие и постоянные запросы на лидерство. Более того, именно через этот канал скорее всего может транслироваться массовое социальное недовольство в случае негативной социально-экономической ситуации. Это серьезная потенциальная угроза и для социально-политической стабильности, и для элиты, потому что дело может теоретически дойти до формирования запроса на радикального лидера с функцией разрушения системы на базе националистической идеологии.

Степень коррупционности российской элиты

Уровень коррупции у нас довольно существенный: бытовой, повседневный и институциональный. Причин здесь много, начиная от политической культуры и заканчивая тем, что элита функционирует в неразделенной системе власти и собственности. Один из ключевых принципов – обмен власти на собственность на административном рынке и конвертация собственности на власть. Понятно, что это будет существовать. Конституционная система в России очень слабо формализована, слишком много существует трактовок. Например, принцип формирования Совета федерации в рамках этой модели может быть 4 раза изменен, а можно и еще 5 раз поменять и 10 схем придумать. Та же ситуация с губернаторами: с их выборностью и невыборностью. Ни в одном законе не сказано о федеральных округах, о полпредстве, о госсовете.

Когда существуют подобные люфты, ясно, что они заполняются неформальными центрами принятия решений. А раз это так, то будет существовать потенциал для коррупции. С другой стороны, институционализированная коррупция в некотором смысле лучше: она вводится в конкретные рамки и интегрируется в правила игры. Система стационарного бандита – известная модель формирования государства и его развития. В том числе в западных обществах.

С коррупцией ничего принципиального не произойдет до тех пор, пока она будет способом функционирования и реализации решений. Коррупция – не просто штука, которая существует и мешает всем жить. Коррупция в России – это, зачастую, механизм эффективной реализации решений. Коррупционные механизмы часто являются тем маслом, без которого шестеренки никуда крутиться не будут. У нас многие вещи делаются только благодаря коррупции. И если бы ее не было, то не делались бы вообще. В этом парадокс коррупции в нашей системе.

Должны быть иные механизмы и принципы принятия решений. Над ними надо работать. Сегодня коррупция – чуть ли не единственный механизм эффективности. Дело не только в том, что взятки берут, но и в том, что дают. Общество воспринимает такой алгоритм: мы встречаемся и решаем вопросы. Чем меньше времени мы общаемся, тем лучше. Такая коррупция и такое ее восприятие – к сожалению, важнейший элемент общественного договора, который сейчас существует.

Профессиональная подготовка элиты

Сегодня механизмы выращивания и формирования элиты недостаточно проработаны. Задача состоит в их развитии и реализации. Существенно и то, что в сложившейся клановой системе и системе личных связей, по мере того, как основная властная элитная группа входит в почтенный возраст, подрастают их дети и внуки. Мы уже сейчас видим, как работают семейные механизмы передачи и наследования: это тот принцип, который не могла решить советская элита. Он достигается за счет кооптации в элиту детей.

Нужна система профподготовки кадров, система выращивания профессиональной бюрократии в хорошем смысле этого слова. Сегодня понятие бюрократии имеет негативный оттенок. Формирования класса госуправленцев – существенная задача, в том числе для развития и модернизации страны. На нынешнем этапе образовательная система находится в кризисе. На мой взгляд, очень негативно влияет и разрушает нашу систему образования его прямолинейная коммерциализация, которая в последние годы сильно усилилась в государственных вузах. Эта коммерциализация решает только задачу платного набора и экономического выживания вузов, но не задачу развития.

Бизнес озадачился этой проблемой раньше государства и пытается создавать проекты частных вузов, отечественных бизнес-школ нового типа. Бизнес чувствует проблемы с недостаточной подготовленностью кадров. Он четко понимает необходимость качественных кадров. Государство в силу того, что оно большое и многообразное, этого пока не чувствует в достаточной степени. Но как только задача качественной модернизации и развития страны возникнет как реальная, а не только как просто лозунг и благое пожелание, то проблема подготовки кадров выйдет на первый план. Конечно, для этого нужна политическая воля государства.

Дмитрий Бадовский – заместитель директора научно-исследовательского Института социальных систем

Версия для печати