13.08.2007 | Сергей Маркедонов

Ингушетия: как восстановить уважение к людям в погонах?

В течение двух последних рабочих дней прошлой недели (9-10 июля 2007 года) на территорию Ингушетии были введены дополнительные подразделения Министерства обороны России. По данным веб-сайта «Ингушетия.Ру», в общей сложности на территорию республики вошли порядка 2500 человек. Ситуация в Ингушетии считается нестабильной не только на Северном Кавказе, но уже и на федеральном уровне. При этом речь идет о продолжающейся дестабилизации.

В начале августа 2007 года МВД республики объявило о начале контртеррористической операции, которая стала ответом на июльские взрывы в Малгобеке и Карабулаке, а также на возросшую в последнее время активизацию боевиков в регионе. Тогда же республиканское МВД перевели на «усиленный режим» несения службы. И как финал (правда, речь может идти о финале предварительном) - ввод дополнительных воинских сил в республику. Большая часть контингента (порядка полутора тысяч) была размещена в Малгобеке, который в последнее время в республике стали называть «кровавым». По сообщениям некоторых СМИ и информационных агентств, до ввода дополнительных воинских контингентов в Ингушетию на прошлой неделе, там находились только военнослужащие 126-го полка внутренних войск МВД РФ (порядка 700 человек). Это не совсем так.

В Ингушетии еще до августовского ввода дополнительных сил Министерства обороны располагался один из наиболее сильных полков Северо-Кавказского военного округа - 503-й мотострелковый полк 58-й армии в станице Троицкой Сунженского района. В задачу этого полка входит усиление группировки МВД России на Северном Кавказе. Однако по большей части 503-й полк поминается в СМИ в связи с многочисленными нападениями на него боевиков. Автору статьи не раз доводилось побывать не только на территории Ингушетии (в первый раз в 1996 году, последний - в феврале 2006 года), но и побеседовать с военнослужащими этого подразделения российского Минобороны. В 1996 и в 2000 годах я вместе с коллегами политологами и социологами из Ростова-на-Дону и Москвы участвовал в подготовке комплексных исследований по заказу Министерства по делам национальностей (было когда-то такое министерство в составе Правительства РФ), посвященным массовым настроениям жителей Северо-Кавказского региона накануне президентских выборов. И в первом, и во втором случае нам было необходимо проведение интервью и опросов среди военнослужащих, дислоцированных в разных Кавказских республиках. И оба раза такое общение показало один и тот же результат. Военные в Ингушетии не рассматриваются как гаранты мира и стабильности. Уверен, что сейчас проведение подобного рода исследований зафиксировало схожие результаты. В свою очередь военные (а также члены их семей) рассматривают свое положение немногим лучше, чем положение обитателей гетто. Проводы же близких и родных российских офицеров (а на самолет, чтобы попасть на «большую землю», надо выбираться в аэропорт «Владикавказ», расположенный в Беслане) превращаются в экспедиции, хорошо описанные в «кавказских» рассказах и повестях Льва Толстого. Таким образом, армия существует сама по себе, а население само по себе. Контакты же армии и «народа» зачастую приводят вовсе не к тем результатам, которые бы считались оптимальными.

И эта ситуация существует при том, что профессия офицера в советский период (даже после депортации) считалась в Ингушетии (тогда части единой Чечено-Ингушской АССР) престижной, а служить в рядах советской армии считалось необходимым обрядом «инициации» для ингушских мужчин. Семья будущего президента Ингушетии Руслана Аушева (дослужившегося до генеральского звания) - хороший тому пример. Кстати, из четырех сыновей в семье Султана Аушева (отца будущего главы Ингушетии) трое выбрали службу в силовых структурах. Служба в КГБ была среди ингушей менее престижной (из-за событий депортации, а поэтому она была и менее доступной), однако она не ставила выходцев оттуда в положение «изгоев» и отверженных внутри местного социума. В 1990-е гг. в Новочеркасске (до 1920 года столице донского казачества) мне довелось брать интервью у легендарного полковника Олега Лобова (он в 1945 году, находясь на службе в Австрии, был свидетелем передачи казачьих генералов Петра Краснова и Андрея Шкуро советским оккупационным властям). В 1960-е гг. (т.е. после возвращения ингушей из Казахстана) Лобову довелось служить в Чечено - Ингушетии. По его словам, даже в военной форме в ночное время он мог появляться в населенных пунктах автономии (предел мечтаний для военнослужащих Минобороны РФ сегодня). И дело здесь не в том, что советский период был лучше или хуже сегодняшнего. Конфликты в республике бывали и в годы «развитого социализма».

Как говорится, не мне антикоммунисту испытывать ностальгические чувства. Однако для Северного Кавказа чрезвычайно важно, чтоб власть демонстрировала силу (не важно под каким флагом), последовательность и могла бы гарантировать минимум справедливости. Как справедливо отмечали российский политолог Аркадий Попов и американский исследователь Георгий Дерлугьян, для офицера из числа кавказцев престижно служить сверхдержаве, а не стране, соревнующейся с Португалией. В этом случае такую власть будут поддерживать и уважать. Иначе власть будет восприниматься как слабая и недостойная минимального уважения.

К чему же все эти экскурсы и воспоминания? Они к тому, что введение дополнительного контингента, не пользующегося авторитетом, не принесет должного результата. Какая разница, сколько представителей власти будут сконцентрированы в одной точке? Сколько бы их ни было, они будут восприниматься как прикрытие непопулярной местной власти или как вариант как инструмент власти, не способной решить социальные, экономические и другие проблемы местного населения. Бывший депутат Народного собрания Ингушетии Мусса Оздоев в эфире «Эха Москвы» сказал: «Усиление ничего хорошего не даст по той причине, что в республике орудуют непонятные отряды эскадронов смерти, которые влетают в дома, похищают и убивают людей без предъявления каких-либо обвинений. Там до такой степени большое количество военных, что вводить дополнительные три с половиной или четыре тысячи просто бессмысленно». Можно упрекнуть Оздоева в одностороннем подходе и даже в этнической ангажированности. Однако даже в этом случае следует понимать, что рост сторонников т.н. «ваххабитского подполья»- это не только приход в ряды противников власти экстремистов. Это нередко и протест (социальный или политический) против несправедливости. Как отмечает в своей последней книге «Ислам для России» известный исследователь Кавказа востоковед Алексей Малашенко, «действия власти часто вызывают раздражение у мусульман, лояльных российскому государству (выделено мной - С.М.), но резко негативно относящихся к его методам подавления исламской оппозиции. Власть не делит исламистов на радикалов и умеренных, да и вообще сваливает в кучу всех, кто по тем или иным причинам, расходится во взглядах с вставшими на путь конформизма пастырями традиционного ислама».

С этой несправедливостью власть борется неохотно, а военных население рассматривает не как представителей федерального центра, а как гарантов сохранения преференций для региональной власти. Проблема же восстановления справедливости и легитимности региональной власти не решаема только в формате «военного усиления». Необходимо лишать привлекательности идеи и лозунги «ваххабитского подполья». А сделать это одними военными демонстрациями нельзя. В этом смысле совершенно прав Алексей Малашенко когда говорит о том, что адепты радикального ислама «поступают в соответствии с собственной логикой (а не в соответствии с правозащитными увещеваниями - С.М.), чувствуя за собой если не поддержку, то симпатию значительной части общества. Они прекрасно умеют пользоваться лозунгами социальной справедливости, критиковать коррупцию, жуликоватость официального духовенства. И все это подавать в ясной и понятной религиозной оболочке». А потому задача российской власти - победить «жуликоватость» и коррупцию не только на Северном Кавказе, но и в центре страны. Вопрос же не в том, сколько танков и военнослужащих будет находиться в той или иной республике, а в том, насколько эффективной является российская модель управления Кавказом вообще. Только в этом случае пребывание российских войск на Кавказе будет напоминать не литературные опыты графа Толстого, а атмосферу радушия и гостеприимства.

Сергей Маркедонов - зав. отделом проблем межнациональных отношений Института политического и военного анализа, кандидат исторических наук

Версия для печати