29.08.2007 | Сергей Маркедонов

Август в новейшей истории Чечни: роковой символ

Август за весь постсоветский период стал для Чечни особым месяцем. Все знаковые события, определявшие ход новейшей чеченской истории, происходили именно в августе. 22 августа 1991 года Исполнительный комитет ОКЧН (Общенационального конгресса Чеченского народа) - националистической организации, заявившей претензии на власть в республике еще весной 1991 года, выступил с требованием отставки властей тогдашней Чечено-Ингушетии. Тогда официальной причиной подобного рода требований стало обвинение республиканского лидера Доку Завгаева в поддержке ГКЧП.

В реальности же осторожный Доку Завгаев попытался, как и многие лидеры регионов Советского Союза “взять паузу”, чтобы потом стать на сторону победителей. Но именно тогда в августе 1991 года события в Грозном показали, что главное - это не достижение истины и установление правдивой хронологии событий, а их интерпретация. В августе-91 организаторы “ичкерийской революции” сумели навязать общественному мнению и России, и всего тогдашнего Союза свою трактовку событий, представив их как “демократическую смену власти”. 22 августа демонстранты из числа сторонников ОКЧН захватили здание чечено-ингушского телецентра. Тогда же вечером Джохар Дудаев огласил в эфире требования “ичкерийских революционеров”. В Москве августовские события в Грозном 16 лет назад воспринимали в рамках философии “победившей демократии”. Тогдашний исполняющий обязанности председателя Верховного Совета России (недавний герой Белого дома) Руслан Хасбулатов охарактеризовал действия ОКЧН как «народное восстание против партийно-бюрократической диктатуры». Таким образом, события августа 1991 года положили начало институционализации чеченского сепаратизма.

5 лет спустя, в августе 1996 года в Чечне возобновилась затухшая было первая чеченская антисепаратистская кампания. Незадолго до того 28 мая 1996 года во время своего блиц-визита в Чечню Борис Ельцин обратился к российским военнослужащим со словами: "Война окончилась, вы победили, победа за вами, вы победили мятежный дудаевский режим". Наметившиеся перспективы выхода из чеченского кризиса были интерпретированы командой Ельцина как политический прорыв. Демонстрация силы и успеха российской армии добавили популярности главе российского государства.

Однако в июле 1996 года боевые действия возобновились. 6 августа 1996 года отряды сепаратистов вошли в Грозный, а через два дня большую часть столицы Чечни контролировали боевики. Под их контроль попали Гудермес и Аргун. 15 августа 1996 г. в Чечню вылетел Александр Лебедь, тогдашний секретарь Совета безопаности РФ. После встреч с Зелимханом Яндарбиевым и Асланом Масхадовым 22 августа 1996 года в Новых Атагах было подписано “Соглашение о неотложных мерах по прекращению огня и боевых действий в г. Грозный и на территории Чеченской Республики”. А 31 августа 1996 года в г. Хасавюрт (Республика Дагестан) были подписаны Принципы определения основ взаимоотношений между РФ и Чечней. Противоборствующие стороны обязывались прекратить “любые войсковые операции, атаки и все виды спецопераций:

- захват, блокирование населенных пунктов, военных объектов и дорог;

-террористические и диверсионные акты;

-нападения на транспортные средства, колонны, военные и гражданские объекты;

- минирование коммуникаций;

- похищение, захват заложников, убийство военнослужащих и гражданских лиц”.

В августе 1996 года после политической капитуляции России в Хасавюрте Чечня получила исторический шанс на строительство собственной государственности. Не вина “российских империалистов” в том, что вся “строительная энергия” ушла в нападения на сопредельные территории, захваты заложников, внутренние разборки и террористическую активность. В Чечне 1996-1999 не появилось своих багапшей, кокойты и гукасянов. Зато сформировалась эффективная “федерация полевых командиров”.

В августе 1999 года эта федерация начала расширение за счет Дагестана. 2 августа 1999 года боевики появляются в Цумадинском районе Дагестана. После вторжения боевиков во главе с Шамилем Басаевым и Хаттабом из Чечни в Дагестан 10 августа 1999 года на заседании так называемой “Шуры” в Ботлихском районе была принята декларация о восстановлении исламского государства Дагестан и избрано "временное исламское правительство". Его председателем стал Сиражудин Рамазанов. 9 августа 1999 года Борис Ельцин назначает Владимира Путина главой кабинета министров. Именно с этого момента начинается его триумфальное восхождение на российский политический Олимп. Фраза о необходимости “мочить боевиков в сортире” тоже имеет августовское происхождение (хотя была произнесена позднее). Август-99 четко показал и элите, и рядовым гражданам РФ, что Чечня является проблемой общероссийского масштаба. 11 августа фактически стало началом антитеррористической операции в Дагестане, а 28 августа боевые действия стали переносится на территорию Чечни (23 сентября 1999 года тогда еще действующий президент Борис Ельцин подпишет специальный указ о начале боевых действий в Чечне).

С начала второй чеченской кампании прошло уже 8 лет. Однако говорить о том, что некогда “мятежная республика” стала мирной российской территорией, можно лишь с большой натяжкой (если сравнивать с временами масхадовской Ичкерии или периодом первой военной кампании). Начиная с 1991 года, РФ предложила несколько моделей чеченского урегулирования. На сегодняшний день ни одна из моделей разрешения «чеченского вопроса», представленная российской властью не принесла сколько-нибудь ощутимых результатов. Таковых было несколько:

1. Политика государственного аутизма (1991-1994 и 1996-1999 гг.), смыслом которой было попросту игнорировать то, что творится в Чечне.

2. Политика военного принуждения (1994-1996 и 1999-2002 гг.), главной задачей которого было подавление очагов организованного сопротивления сепаратистов.

3. «Коренизация власти» (частично в 1995-1996 гг. и в 2002-2007 гг.), то есть передача властных рычагов в республики местным управленческим кадрам. Первая модель была рождена в августе 1991 и в августе 1996 года. Вторая и третья модели были предопределены в это же время. Немаловажным является вопрос о том, насколько допустимы методы, применяемые для инкорпорирования Чечни. В этом плане для большинства исследований и публикаций характерно смешение понятий. Насколько оправданы были первая и вторая военная кампания? Насколько неизбежно применение силы против сепаратистов?Во-первых, зачастую (особенно в работах правозащитников) происходит переоценка “коридора возможностей” для мирного разрешения “чеченского вопроса”. И Дудаев, и Масхадов рассматриваются едва ли не как образцы для цивилизованного партнерства. При этом игнорируются очевидные факты. За время переговоров между российской и чеченской сторонами в 1991-1993 гг. Дудаеву было сделано 11 предложений по выбору модели разграничения полномочий между Москвой и Грозным, но все они были отвергнуты лидером сепаратистов. Российские правозащитники и их европейские партнеры еще в 1994-1996 гг. утвердились во мнении, что Аслан Махадов - "умеренный лидер" и переговоры с ним являются ключом к политическому урегулированию чеченского кризиса. Здесь не хотелось бы спорить о характере этой "умеренности". Где вообще критерий умеренности или радикализма лидеров чеченских сепаратистов? Можно ли считать "умеренным" начальника главного штаба так называемых Вооруженных сил Чеченской Республики, непосредственно занимавшегося планированием и организацией военного сопротивления федеральной власти (то есть диверсиями, терактами, военными акциями)? Более того, чеченские сепаратисты в отличие от абхазских или юго-осетинских, не стремились к удержанию “своей территории”, а намеревались “экспортировать” модель “федерации полевых командиров” за пределы “мятежной республики”. Таким образом, обоснованность жестких мер Москвы может быть, хотя и с оговорками, принята.

Однако существует во-вторых. Обоснованность силовых антисепаратистских акций (та самая “мочиловка в сортире” для боевиков) не могла и не должна была стать просто античеченской кампанией. Можно сколь-угодно спорить с британским исследователем Томом де Ваалом (которого нередко и без должных оснований называют симпатизантом сепаратистов). Однако один аргумент де Ваала трудно опровергнуть.

Война с терроризмом не должна была стать кампанией против рядовых чеченцев. И не могла интерпретироваться на массовом сознании как борьба с каким-то инородным явлением. Сегодня так модно вспоминать советское прошлое, апеллировать к эффективности тех или иных управленческих моделей и акций “светлого прошлого”. Так вот, борьба с ОУН на Западной Украине и кампания против “лестных братьев” в балтийских республиках никогда не была бы успешной без успешной работы с местным населением. Даже сталинский режим не мог решить столь деликатные вопросы одними лишь репрессиями (хотя их размах впечатлял). Между тем именно большой размах разного рода зачисток и специальных мероприятий создал дополнительные стены между Чечней и остальной Россией, а потому во многом предопределил “чеченизацию” как модель инкорпорирования республики. “Вы делаете вид, что служите Москве, а мы даем Вам приватизировать отдельную территорию”. Вот принцип, по которому строится сегодняшняя “чеченская политика” Кремля. Между тем сегодня почти никто не вспоминает о том, что изначальной мотивацией федерального центра было установление российского закона на территории Чечни. Закона, который в том числе регламентирует и разного рода специальные акции.В очередную августовскую годовщину (точнее, годовщины) было бы неплохо акутализировать этот мотив. И осознать простую вещь. Чем быстрее диктатура российского закона установится в Чечне (не полевого командира, и не человека с ружьем в российских погонах, и не местных “проверенных кадров”), тем быстрее республика станет неотъемлемой частью России. Существует только одна проблема. Такая диктатура должна сначала восторжествовать в Москве.

Сергей Маркедонов - зав. отделом проблем межнациональных отношений Института политического и военного анализа, кандидат исторических наук

Версия для печати