19.10.2007 | Игорь Бунин

Выборы-2007 и перспективы развития России

Приняв решение возглавить избирательный список «Единой России», Владимир Путин принципиально изменил характер избирательной кампании. До этого события две партии заявляли о своей приверженности курсу президента и претендовали на то, что быть его политической опорой – «Единая Россия» и «Справедливая Россия». Понятно, что «единороссы» делали это с большим основанием (Путин неоднократно публично высказывал поддержку этой партии), но и у «эсеров» были свои аргументы. Например, тот факт, что на прошлогодних региональных выборах в Липецкой области Российская партия жизни (предшественница «эсеров») получила право использовать образ президента в ходе кампании, что, разумеется, резко повысило ее рейтинг в этом субъекте Федерации.

Слом старого сценария

Соответственно, до начала избирательной кампании рассматривались три основных сценария, основанных на предполагаемом результате «Единой России». Наиболее вероятным считалось получение партией абсолютного большинства в следующем составе Думы, но не сохранение конституционного большинства, которым она обладает в настоящее время. Этот прогноз основывался на социологических данных и общем представлении о будущей кампании как достаточно инерционной (при первой тройке «Единой России» с участием Грызлова, Шойгу и спортсменки Журовой), не предусматривающей непосредственного участия в ней президента. Центр тяжести в электоральных процессах, как и в предыдущие годы, должен был перенесен на президентские выборы как наиболее политически значимые. В этом случае в парламенте оставалось место для еще трех партией – коммунистов, либерал-демократов и «эсеров», которые не могли рассчитывать в совокупности на большинство, но при голосованиях по федеральным конституционным законам (или поправкам в Конституцию) они могли оказать достаточно серьезное влияние, вынуждая «единороссов» блокироваться с кем-либо из них.

На этом фоне два других варианта выглядели менее вероятным. Первый сводился к тому, что «Единая Россия» не получала даже абсолютного большинства, а в Думу могла попасть партия СПС (впрочем, такой сценарий был возможен и при четырехпартийном парламенте). В этой ситуации фрагментированный парламент может стать еще менее устойчивым и управляемым, чем при предыдущем, что делало его неприемлемым для российской власти. Второй вариант – сохранение за «единороссами» конституционного большинства выглядел маловероятным, исходя из того, что партии без активного вмешательства президента в ход избирательной кампании было сложно получить требуемый для этого результат, а ее конкуренты обладали достаточной для преодоления 7%-ного барьера электоральной поддержкой.

Существовал «промежуточный» вариант – делегирование в «Единую Россию» потенциального преемника президента (в этом контексте называлась фамилия Сергея Иванова), однако далеко не факт, что такой вариант вел к резкому повышению рейтинга «Единой России». Для достижения успеха этого варианта было необходимо не просто сделать его лидером партийного списка, но и дать элитам четкий сигнал, что именно этот политик станет следующим президентом. Сделать это можно было, назначив его главой правительства, что, в свою очередь, резко «утяжеляло» преемника, который еще до президентских выборов приобретал не только аппаратный, но и мощный электоральный ресурс. В этом случае возникала опасность превращения президента в «хромую утку» - ослабленного, уходящего правителя.

Очевидно, что именно желание максимизировать в своих руках политические ресурсы (как до, так и после избирательной кампании), избежать эффекта «хромой утки» и сохранить контроль за ситуацией в стране стало причинами того, что президент принял решение сломать инерционный сценарий избирательной кампании. Действительно, в том случае, если «Единая Россия» убедительно выигрывает выборы, он получает поддержку Думы, которую президент, по сути дела, и сформирует. «Уходящий» президент получит новую легитимность в виде массовой поддержки избирателей (не случайно, что при этом Путин оказался единственным членом первой тройки «Единой России», что ярко персонифицирует избирательную кампанию). Становится очень вероятным (хотя и не предрешенным) сценарий с назначением Путина премьер-министром – таким образом, он сохраняет формализованное влияние на политические процессы в стране. Отметим, что два условия, которые он выдвинул для того, чтобы согласиться возглавить правительство (победа «Единой России» на парламентских выборах и приход на президентский пост достойного, с точки зрения Путина, человека), носят сугубо формальный характер.

Необходимость сохранения контроля продиктована, в частности, ростом аппаратной конкуренции в структурах российской власти, в том числе в ее силовых структурах. Правда, она началась не в нынешнем году – ее признаки были заметны еще ранее, когда был уволен генпрокурор Владимир Устинов, а затем произошел ряд знаковых отставок в системе ФСБ. Затем «маятник» качнулся в другую сторону, причем этот процесс сопровождался обострением внутренней борьбы, свидетельством чего является как арест высокопоставленных сотрудников Госнаркоконтроля, так и беспрецедентный перенос аппаратной полемики в информационное пространство, выразившийся в публикации известной статьи Виктора Черкесова в «Коммерсанте».

В создавшейся ситуации очевидно, что президент не хочет ликвидации какой-либо из групп влияния в своем окружении – в этом случае может быть нарушен баланс интересов между основными игроками, что может принципиально усилить одну из групп, но ослабить президента как арбитра, который имеет возможность навязать свою волю. Однако ослабить контроль в этой ситуации означало бы опасную перспективу хаотизации аппаратной ситуации – предотвращение подобного развития событий стало безусловным приоритетом Кремля. Именно ослаблением контроля был чреват «вариант Дэн Сяопина» - принятие президентом после своего ухода роли только морального лидера, без формализации положения в сфере управления государством (хотя вспомним, что и Дэн Сяопин был не вполне «неформальным» лидером – он возглавлял влиятельный Центральный военный совет, в состав которого входили ключевые «силовики»).

Особенность не только власти, но и современной России в целом – безусловный приоритет контроля над компромиссом (не путать последний с «разруливанием» ситуации в условиях контроля, как это происходит сейчас в аппаратной сфере). Контроль обеспечивает реальное влияние и успешную перспективу. Компромисс, в лучшем случае, носит временный характер, и его условия при первом удобном случае могут быть пересмотрены. А, в худшем, он является признаком слабости, означающим в будущем поражение. При этом такая тенденция свойственна как путинской, так и ельцинской России. Вспомним, что из всех правительств последних полутора десятилетий плодом реального политического компромисса с участием различны элитных групп было только одно – кабинет Евгения Примакова, созданный в период системного кризиса ельцинского режима. При первом же удобном случае результаты этого компромисса были пересмотрены Ельциным – правительство Примакова просуществовало меньше года.

Новая электоральная ситуация

Решение президента сделало «Единую Россию» безальтернативной партией Кремля, что сразу же отразилось на электоральной ситуации. Социологические центры фиксируют рост рейтинга «Единой России» после того, как ее список возглавил президент. Наиболее наглядно его фиксирует Левада-Центр. Так, в сентябре за «Единую Россию» собирались голосовать 55% избирателей, в октябре – уже 68%. За КПРФ, соответственно, 18 и 15%, за ЛДПР – 11 и 6%, за «эсеров» - 7 и 5%. Во всех случаях речь идет об избирателях, принявших решение голосовать за ту или иную партию. Больше всех от изменения предвыборной ситуации потеряли ЛДПР и «эсеры», так как от них, по данным Левада-Центра, именно в «Единую Россию» «ушло» 11% и 8% электората соответственно. Почти треть избирателей, которые не знали, примут ли они участие в выборах, именно в этот момент решили присоединиться к большинству и поддержать «единороссов». Кроме того, 11% тех избирателей, которые ранее хотя и хотели принять участие в выборах, но не могли выбрать устраивающую их партию, теперь склонны голосовать за «Единую Россию».

ВЦИОМ фиксирует рост электората «Единой России» с 48 до 54% от всех избирателей (таким образом, в пересчете на определившихся разница между данных обеих социологических служб выглядит не столь значительной). Опрос этого же центра свидетельствует о снижении электоральной поддержки двух партий, имеющих реальные шансы на прохождение в парламент: КПРФ вместо 7% имеет 6, «эсеры» - вместо 4% - 3. ВЦИОМ полагает, что ЛДПР сохранила свой электорат на уровне 5%.

Таким образом, «Единая Россия» получает реальные шансы на завоевание конституционного большинства. Лояльные президенту избиратели, которые, однако, негативно воспринимали «единороссов», считая их бюрократической партией, уже начали активный переход на их сторону, увеличивая рейтинг партии. «Эсеры» и ЛДПР лишаются возможности сколько-нибудь серьезной критики «Единой России», в том числе с использованием недавнего роста цен на продукты первой необходимости. Правила политкорректности требуют от них избегать прямого столкновения с интересами президента, которые сейчас непосредственно связаны с «Единой Россией».

В наименьшей степени от решения президента пострадали коммунисты, которые обладают стабильным ядерным электоратом, превышающим 7% от избирателей, готовых принять участие в выборах. Этот электорат носит идеологический характер, что минимизирует вероятность его перехода на сторону любой другой политической силы, не исключая и пропрезидентскую. Вспомним, что на президентских выборах 2004 года кандидат от компартии – далеко не самый «раскрученный» коммунистический политик Николай Харитонов – получил твердое второе место, намного опередив популиста Сергея Глазьева, не опиравшегося на серьезную партийную организацию. Представляется, что компартия – единственная политическая сила, которая сейчас может твердо рассчитывать на преодоление 7%-ного избирательного барьера. Таким образом, не будет задействовано положение российского законодательства о том, что в случае прохождения в Думу лишь одной партии, в нее будет допущена и вторая, даже получившая меньше 7% голосов, партия (что предотвращает реализацию в России «казахстанского варианта»).

Все это не означает, что у коммунистов не появилось новых серьезных проблем. Первая из них заключается в том, что некоторая часть их электоральной периферии все же способна перейти на сторону президента. Вторая – снижается вероятность того, что партия сможет взять хотя бы частичный реванш за поражение на выборах 2003 года, расширив свой электорат за счет возвращения части ушедших от них избирателей. Сейчас коммунисты, как представляется, могут бороться за сохранение их результата четырехлетней давности. Тогда он рассматривался как безусловная неудача, сейчас же (с учетом путинского фактора) может трактоваться не столь однозначно.

В сложной ситуации оказалась ЛДПР, значительная часть избирателей которой выражает лояльность Путину. Ее перспективы во многом зависят от того, получит ли Владимир Жириновский столь значительный доступ к телеэфиру, как раньше. Представляется, что сейчас «жириновцы» перенесут центр тяжести на критику «Справедливой России» и КПРФ, стремясь выступить в роли младшего партнера «Единой России», делающего заявления, которые подчеркнуто респектабельные «единороссы» хотели бы избежать. Это же относится и к внешнеполитической сфере, в которой ЛДПР традиционно использует резкую антизападную риторику, эффект от которой усиливается в результате включения в первую тройку такой эпатажной фигуры как Луговой.

Сложнее всего «эсерам», которые сейчас теряют наиболее пропутински настроенных избирателей, но из-за заведомо умеренного характера ведения избирательной кампании (сворачивания критики в адрес «единороссов») могут не получить поддержки протестно настроенного электората, ранее голосовавшего за «Родину». Представляется, что сейчас они будут вынуждены сосредоточить свою критику на КПРФ, стремясь быть востребованными в этом качестве – тем более, что на встрече с западными экспертами из «Валдай-клуба» президент высказал явное желание продолжить реализацию «социал-демократического» проекта, который бы принципиально отличался от слишком архаичных коммунистов. Пройти же в Думу партия может только в случае четко артикулированного желания Кремля видеть ее в парламенте.

Таким образом, будущая Дума может состоять из двух, трех или четырех партий, однако при получении «единороссами» боле двух третей голосов (а не только мандатов с использованием эффекта мультипликатора), прохождение в парламент четвертой партии выглядит весьма проблематичным. Что же касается остальных участников избирательного процесса, то СПС с появлением «путинского фактора» фактически лишается даже призрачных шансов на прохождение в парламент, а многочисленные «спойлерские» партии оказываются невостребованными даже для выполнения этой функции. Количество участников выборов может быть даже сокращено с тем, чтобы мелкие партии не отнимали даже минимального количества голосов у «Единой России».

Особенности президентских выборов

В настоящее время наиболее вероятным сценарием является «рокировка» Путина и Зубкова. Президент переходит на пост премьер-министра, а тот, в свою очередь, сменяет его в качестве главы государства. Разумеется, президент может предпочесть и другого кандидата – с учетом того, что 40% россиян, по данным Левада-Центра, готовы проголосовать за любого преемника, даже не интересуясь его фамилией (еще значительная часть готова поддержать кремлевского кандидата, но после ознакомления с его фамилией). Россияне передоверяют президенту право выбора, опасаясь при самостоятельном решении допустить ошибку и рассчитывая на сохранение социально-экономической стабильности. Это дает президенту значительную свободу маневра в определении своего преемника, который может быть объявлен как сразу после парламентской избирательной кампании, так и в начале следующего года, когда начнется официальное выдвижение кандидатов на пост главы государства.

При этом если раньше парламентские выборы имели характер «праймериз» по отношению к президентским и имели сравнительно второстепенный характер, то сейчас ситуация меняется. Основной становится парламентская избирательная кампания, которая принимает почти плебисцитарный характер, а президентские выборы становятся относительно «фоновым» фактором российской политики. Поэтому не исключено, что «Единая Россия» на парламентских выборах может получить больше, чем основный кандидат на выборах президента – таким образом, повышается легитимность уходящего президента.

При этом «Единая Россия» не будет аналогом бывшей КПСС, а станет играть лишь роль дополнительного ресурса в руках Путина. Неудивительно в связи с этим, что Путин не захотел ни вступать в партию, ни возглавить ее. Большая часть нынешней российской элиты (а «Единая Россия» - это партия элиты) хотя ориентирована на действующего президента, но сформировалась в 90-е годы в совершенно иных политических условиях. Путин не хотел бы повышать степень своей зависимости от нее – в России до сих пор сохраняются воспоминания о том, как руководство КПСС восстало против Никиты Хрущева в 1964 году. Неудивительно, что в современной России сложилась ситуация, при которой политическая партия («Единая Россия») отделена от фактического политбюро, в состав которого входят участники регулярных совещаний президента с членами Совета безопасности – среди них присутствуют по одному «единороссу» и «эсеру» (ими являются председатели обеих палат Федерального собрания).

Точно также в России невозможен переход к парламентской или даже парламентско-президентской республике, которая, с точки зрения российской власти, дискредитирована как отечественным опытом (съезды-митинги народных депутатов СССР и РСФСР, перекраивавшие Конституцию с «голоса»), так и примером современной политической нестабильности в соседней Украине. Таким образом, и партия, и парламент вряд ли будут наполнены новым содержанием.

Да и количество ресурсов новоизбранного президента будет существенно ограничено. Вспомним, что Владимир Путин смог только в самом конце своего первого президентского срока сместить Михаила Касьянова с поста премьер-министра – хотя выдвинувший Касьянова на этот пост Борис Ельцин к тому времени уже давно был политическим пенсионером без всяких шансов на возвращение в Кремль. Таким образом, возможности Путина в кадровой сфере были ограничены до начала 2004 года, и в течение первых лет своего президентства он только постепенно увеличивал свои реальные возможности. Его преемнику будет намного сложнее продвигать собственные приоритеты – в условиях «сосуществования» с более популярным предшественником, когда президент не будет реально контролировать правительство, парламент, да и, видимо, большинство силовых структур, и будет восприниматься бюрократическим аппаратом как временная фигура.

В пользу сценария «рокировки» свидетельствует активная «раскрутка» Зубкова как «народного премьера», требовательно относящегося к чиновникам и позиционирующий себя как борец с коррупцией. Кроме того, есть и психологический момент – Зубков существенно старше Путина по возрасту, нынешний президент в начале 90-х годов воспринимал его как своего учителя в вопросах управления. Такому президенту Путин может формально подчиниться как глава правительства. Представляется, однако, что окончательное решение может быть принято после думских выборов в декабре, а то и в январе, когда произойдет официальное выдвижение кандидатов в президенты (кремлевский кандидат может быть только один, и именно его будут воспринимать в качестве преемника – в противном случае возникает угроза масштабного внутривластного конфликта с крайне негативными для власти последствиями).

Возможная «рокировка» вряд ли приведет к формальным институциональным изменениям в системе власти. Речь будет, скорее всего, идти о переносе центра тяжести даже не в правительство, а в кабинет премьера (который, возможно, разместится в Кремле – символическом, сакральном месте для российской власти - рядом с президентским). О создании системы «перевернутой диархии», когда лидирующие функции останутся у формально младшего до должности. Если же в перспективе возможен возврат Путина на президентский пост, то и менять характер полномочий главы государства нет особого смысла.

Разумеется, данный сценарий не гарантирует от негативных для режима последствий, связанных с усилением внутренней конкуренции. В любом случае, всенародно избранный президент не может быть полностью номинальной политической фигурой, каковы являются его коллеги в парламентских республиках, избираемые парламентариями или выборщиками. Отсюда возможность роста политических рисков даже при системе «перевернутой диархии», когда конкурирующие группы влияния получают возможность апеллировать не только к фактическому лидеру, но к официальному главе государства. В связи с этим может возникнуть проблема выполнения арбитражной функции, которая традиционно принадлежит Владимиру Путину. Кроме того, существенно осложняется механизм принятия ключевых решений в политической и социально-экономической сферах. Однако избранный сценарий минимизирует возможность системного кризиса уже в ближайшей перспективе, который мог произойти в случае ухода его основателя.

Игорь Бунин - генеральный директор Центр политических технологий

Версия для печати