28.01.2008 | Сергей Маркедонов

Станет ли Ингушетия второй Чечней?

Ингушетия превращается во вторую Чечню. Данный тезис после 25 января 2008 года перестал быть просто публицистической метафорой, образом, с помощью которого журналисты стремились привлечь внимание читателей и телезрителей к ситуации в самой маленькой республике Северного Кавказа. Впрочем, тезис об уподоблении Ингушетии Чечне требует разъяснений. На сегодняшний день (равно как и в 1990-е гг.) в Ингушетии в отличие от Чечни дудаевско-масхадовского периода не было развитых сепаратистских структур, которые имели бы свою идеологию, требовали бы практической реализации сецессии республики, образования отдельного независимого Ингушского государства. У Ингушской республики был (и остается) неразрешенный конфликт с соседней Северной Осетией, однако его разрешение не связывается с обретением независимости. Все те, кто в 90-е мечтал о «солидарности вайнахов» (и интеллектуалы, и обычные «работники ножа и топора») приняли участие в чеченских кампаниях и строительстве Ичкерии, чья государственно-политическая несостоятельность весьма поспособствовала утрате иллюзий относительно светлого суверенного будущего на всем Северном Кавказе.

Сегодня в Ингушетии (как и в Чечне, в Дагестане, а также на Западном Кавказе) активны радикальные исламисты (при этом их мотивация не может быть сведена к единому знаменателю). Вообще, угрозы Российской государственности на Северном Кавказе существенно изменились по сравнению с концом 1980-х-началом 1990-х гг. Но в чем же тогда состоит суть «чеченизации» Ингушетии?Превращение Ингушетии в Чечню происходит, прежде всего, в представлениях российских властей и силовиков о том, какие угрозы исходят из самой маленькой республики самого проблемного российского региона. Так вот, в специальном обращении пресс-службы ФСБ по Ингушетии говорится о том, что часть республики будет объявлена зоной контртеррористической операции. Состояние «конртеррористической операции» наступило 25 января с 10 утра. «Обстановка в Республике Ингушетия продолжает оставаться сложной. В Управлении ФСБ России по Республике Ингушетия имеется информация о том, что в местах массового скопления людей на территории РИ членами бандподполья готовятся террористические акты, нападения на здания административных органов республики, провоцирование вооруженных столкновений с органами правопорядка».

Таким образом, наиболее значимая часть республики объявлена зоной «контртеррористической операции». Зона включает в себя столицу республики Магас, Назрань в пределах жилого массива, ограниченного улицами Набережная - Дудаева - Ингушская - Картоева - Фабричная; Магас в пределах административной границы, Барсукинский муниципальный округ города в пределах жилого массива, ограниченного улицами Алханчуртская - И. Зязикова - Б. Зязикова; железнодорожное полотно - улицами Магистральная – Картоева, окрестности станицы Нестеровская. До 2008 года понятие «контртеррористическая операция» было словно зарифмовано с Чечней. Теперь соседняя республика также становится территорией борьбы с терроризмом (хотя в том же Дагестане, Кабардино-Балкарии или в Ставропольском крае борьба с террористами ведется без объявления специальной зоны). Именно поэтому можно говорить о превращении Ингушетии во вторую Чечню. И это превращение (при том, что проблемы и кризисы в двух республиках далеко не тождественны) начинается, прежде всего, в психологической сфере, сфере восприятия. Так уж получилось, что «контртеррористическая операция» воспринимается массами населения как противостояние сепаратистской Ичкерии, на Кавказе это восприятие тесно связывается со всеми издержками и эксцессами такой кампании (в этом плане все заверения о том, что в 2008 году все будет иначе, действуют с трудом). Таким образом, решение о создании новой «контртеррористической зоны», хотим мы того или нет, будет «накладывать» образ Чечни 1990-х (со всеми присущими ей уникальными реалиями) на Ингушетию «нулевых» (реалии которой на самом деле отличаются от чеченских, по крайней мере, имеют свою особую специфику).

С одной стороны, подобного рода решение имеет свою мотивацию и логическое объяснение. Количество нападений на представителей власти, правоохранительных структур и воинские подразделения не снижаются, несмотря на победные реляции республиканских властей и оптимистические отчеты о 99-процентных результатах (при столь же высокой явке) за партию власти (с 2007 года партию, ведомую лично президентом Владимиром Путиным). Возьмем для примера только один день в республике, предшествовавший публикации специального обращения пресс-службы ФСБ по Ингушетии. Только за 22 января 2008 года в Ингушетии были зафиксированы нападение на силовиков, подрыв автомобиля и похищение граждан.

В Назрани в этот день была обстреляна автомашина «Газель», в которой находились сотрудники ФАПСИ. В тот же день были похищены двое мужчин. А затем произошел взрыв автомобиля «ВАЗ-2106» (погиб водитель).

С другой стороны, оценка ситуации в Ингушетии сегодня представляется несколько упрощенной. Фактически все проблемы самой маленькой республики сводятся к терроризму. Между тем это далеко не так. Во-первых, в республике действительно есть много тех, кто недоволен властью. Однако это недовольство представлено не только исламистами, использующими методы терроризма. Было бы вообще крайним упрощенчеством считать, что Кавказ вообще и Ингушетия в частности - это территория терроризма и ничего более. Недовольство же тех, кто не воюет за «чистоту ислама» (правозащитников, активистов неправительственных структур) направлено прежде всего против власти местной, против республиканской администрации, а не против Москвы (как это было в Чечне 1990-х гг.). Кстати, во время митинга 26 января 2008 года (о чем мы еще скажем ниже) основными лозунгами участников сводились к поддержке курса Владимира Путина и критике Мурада Зязикова. Митинг 26 января 2008 года изначально был объявлен как акция «поддержки курса Путина против коррупции и терроризма». Сегодня, кстати сказать, между республиканской властью и правозащитниками в Ингушетии существует консенсус относительно необходимости сильного федерального присутствия в самом маленьком субъекте РФ. И те, и другие публично поддерживают курс российского президента. И те, и другие официально выступают против терроризма. Сколько материалов и обращений, обличавших террористические методы и убийство русского населения, подготовил хотя бы местный «Мемориал»! Однако в подходах к практике (способам и методам «наведения порядка») правозащитники и власти расходятся диаметрально. И, тем не менее, ингушские правозащитники ищут управу на местную власть в Москве, у Путина. Так, Председатель Комитета по защите прав вынужденных переселенцев и эксперт Московской Хельсинкской группы по Северному Кавказу Асламбек Апаев направил в январе 2008 года обращение президенту РФ Владимиру Путину (а не в Совет Европы или в Европейскую комиссию) с требованием наказать «виновников безобразия и беззакония» в Ингушетии. Следовательно, ситуация в Ингушетии, как минимум, не черно-белая и не двухполюсная. Там действует гораздо больше сил, чем «террористы - ваххабисты» (так называют радикальных мусульман в Духовных управлениях мусульман Кавказа).

Во-вторых, терроризм- это инструмент, а не конечная цель. В этой связи, очевидно, что главными объектами воздействия со стороны государства должны быть не те, кто закладывает мины и фугасы, нападает на воинские подразделения, а те, кто разрабатывает идеологию «организаторов великих потрясений», финансирует их. Следовательно, надо четко понимать мотивацию террористов, осознавать, что терроризм - это политическая деятельность (а не простой криминал), хотя эта деятельность и носит противозаконный (и антироссийский, по сути) характер. Но и это еще не самая главная задача.

Необходимо заниматься (и не на уровне кампаний, а систематически) ликвидацией тех предпосылок, которые делают терроризм (и диверсионную деятельность тоже) востребованным и популярным, заставляют население если не сочувственно относиться к работникам фугаса и тротила, то не испытывать к ним нетерпимости. А ведь для того, чтобы население работало с властью, проявляя гражданский свой долг, необходимо одно важнейшее и принципиальное условие. Власть должна быть популярна, она должна иметь легитимность в глазах народа, вести активнейший диалог с теми, кто имеет неформальный авторитет в обществе (а это далеко не только и не столько исламисты), привлекать к решению сложных этнополитических проблем интеллектуалов. Если же власть действует по принципу Владимира Маяковского, «со всех сторон блокады кольцо и пушки смотрят в лицо», то происходит самоизоляция элиты от народа. В этой связи сотрудничество в сфере борьбы с терроризмом не будет эффективно. Тогда эта борьба будет восприниматься как силовая операция, но не как защита населения от посягательств на его неотъемлемые права и свободы. А если такая операция еще и будет идти по принципу «лес рубят, щепки летят», то ее будут воспринимать не как защиту прав и свобод, а как покушение на них. Что, опять же, не будет способствовать успеху власти в деле противоборства террористической угрозе. По словам депутата парламента Ингушетии Баматгирея Манкиева, президент Зязиков «должен повернуть лицо к народу». Фактически это означает призыв к диалогу с общественностью республики, далекой от радикального исламизма и террористических методов борьбы.Однако одной лишь ответственностью (и адекватностью) властей и силовиков проблему в Ингушетии не разрешить. Те, кто пытается оппонировать власти (хоть республиканской, хоть федеральной) должны также проявлять максимум политической ответственности. Если взялись за проведение митинга, тем паче под лоялистскими лозунгами, то надо позаботиться о том, чтобы среди его участников не было тех, кто пришел с камнем за пазухой. Многие ингушские правозащитники после того, как власти фактически разогнали акцию на площади Согласия в Назрани 26 января 2008 года, стали говорить о провокациях. Асламбек Апаев, уже упомянутый нами, высказался, что поджоги редакции газеты «Сердало», гостиницы «Асса» и автомашин в районе площади Согласия – это результаты провокаций силовиков. Однако даже в радиорепортажах далекого от российского официоза радио «Свобода» сообщалась информация о камнях и палках, полетевших в сторону милиционеров, когда те начали противодействовать митингующим. Наверное, мы можем и должны говорить о традиционной для силовиков «перестраховке» (когда были задержаны два корреспондента радиостанции «Эхо Москвы» (Владимир Варфоломев и Роман Плюсов), корреспондент Радио «Свобода» Данила Гальперович и журналистка «Новой газеты» Ольга Боброва, а также правозащитники Тимур Акиев и Екатерина Сокирянская). Вообще, непонятны попытки каким-то образом дозировать информацию о событии 26 января 2008 года в Ингушетии. Ведь ни к чему, кроме роста домыслов и слухов (а также не слишком добросовестных интерпретаций) это не приводит. Таким образом, стремясь замолчать акцию оппозиции и отказываясь от собственной внятной и аргументированной интерпретации событий, власти отдают право на трактовку событий другим силам, включая и своих непримиримых оппонентов. И дело здесь даже не в высоких стандартах прав человека, а в простой прагматике. Завеса молчания и «причесывание информации» об Ингушетии не решат проблемы ни этой маленькой республики, ни Кавказа в целом.

Однако все это создаст неблаговидный фон вокруг действий власти. Между тем все это не оправдывает те действия (бросание камней), которые пытались продемонстрировать участники митинга оппозиции 26 января 2008 года. С одной стороны, понятно, что любая массовая акция, будь то Грозный 1958 года, Новочеркасск 1962 года или Бухарест 1989 года, наряду со справедливыми требованиями и лозунгами поднимает и ненужную митинговую пыль. Но ведь задачей оппозиции в Ингушетии - по крайней мере, как это следует из публичных заявлений ее лидеров - является не дестабилизация обстановки, а приход «диктатуры законности». А значит, необходимо действовать таким образом, чтобы не давать повода оппонентам поставить себя на одну доску с экстремистами (такие поводы охотно использует противоположная сторона). И ведь митинг 26 января не будет последней массовой акцией. В Назрани на экстренном заседании оргкомитета Общенационального митинга было принято решение о проведении нового митинга 23 февраля 2008 года (этот день, между прочим, будет 64-й годовщиной сталинской депортации ингушей). Время покажет, кто и какие уроки вынес из событий 26 января.

Следовательно, последние события в маленькой Ингушетии снова ставят вопросы общероссийского характера. Закрытость и глухота власти и готовность оппозиции оправдать радикализм, неумение вести диалог, стремление упрощать все проблемы и сводить все к черно-белому видению мира не работают на благо ни общества и граждан, ни государства. Однако для понимания этого требуется, в первую очередь, усложнение политического и экспертного инструментария. Сегодняшняя Ингушетия - это сложный и опасный регион, в котором реально есть и экстремизм, и террористическая угроза. Однако простое отождествление этой республики с терроризмом, перенесение на нее представлений о Чечне 1990-х гг. не помогут для лечения существующих в ней болезней. Ингушетия - это сложная и многоцветная мозаика. И только понимание этой сложности всеми (и властями, и силовиками, и оппозиционерами) убережет ее от реального превращения в Чечню-2.

Версия для печати