31.01.2008 | Сергей Маркедонов

Атаман Краснов: трудная жизнь после смерти

«В самом деле, кто знает у нас историю Войска Донского? Кто с охотою и удовольствием занимается ею?.. Ныне много у нас таких, которые любят заниматься донскими историями только ради развлечения, от нечего делать, словно как сказками о Еруслане Лазаревиче и Бове-королевиче». Слова, сказанные в 60-е годы XIX столетия известным донским историком и журналистом Михаилом Сенюткиным, и в наши дни сохраняют свое значение. К сожалению, такой мифологически-сказочный подход уже давно стал идейно–политической основой движения за «возрождение казачества» (неоказачества). Сегодня это было снова продемонстрировано.

Новая реабилитационная инициатива

В январе 2008 года в России была инициирована новая реабилитационная кампания. На сей раз «объектом» реабилитации стал атаман Всевеликого Войска Донского в 1918-1919 гг., генерал от кавалерии, писатель и журналист Петр Николаевич Краснов (1869-1947). Атаман нынешнего Всевеликого Войска Донского Виктор Водолацкий (являющийся одновременно депутатом Государственной Думы от партии «Единая Россия») 17 января 2008 года подписал приказ о создании рабочей группы по подготовке политической реабилитации своего знаменитого предшественника.

23 января 2008 года в Ростове-на-Дону прошла пресс-конференция, на которой один из ветеранов «казачьего возрождения» директор Некоммерческого фонда «Казаки зарубежья» Константин Хохульников заявил, что речь идет не о правовой реабилитации Краснова. Инициатива по политической реабилитации Краснова связана, по словам Хохульникова, «с необходимостью возвращения богатого литературного наследия генерала».

Первоначально планировалось подготовить конкретные рекомендации по реабилитации к октябрю 2008 года. Однако уже через несколько дней (когда «дело Краснова» получило широкую огласку, и в том числе неодобрительные комментарии), неоказачьи лидеры изменили свою позицию. 28 января 2008 года на заседании Совета атаманов Ростовской области было принято решение отказаться от политической реабилитации атамана» (о причинах такого отказа мы поговорим отдельно).

Между тем следует отметить, что само понятие «реабилитация» (правовая или политическая) небезупречно с правовой точки зрения. По справедливому замечанию историка Давида Фельдмана, «дело в том, что реабилитация - это мифологема. Этот термин был придуман в 1953 году, как юридический, его не было в советском уголовном праве. Он был придуман с очень конкретной целью. В соответствии с советским Уголовно-процессуальным кодексом оправдать осужденного, если приговор вступил в законную силу, или прекратить следствие можно было только при появлении так называемых «вновь возникших обстоятельств», каковые признавались возникшими после того, как вступал в законную силу обвинительный приговор по фальсификаторам следствия. В этот момент, не будем касаться его нравственных качеств, гениальный администратор Лаврентий Павлович Берия придумывает этот красивый термин - реабилитация, то есть прекращение уголовного дела, но не по закону, а просто по факту признания. Реабилитация в том виде, в каком она есть, - это признание хорошим человеком, безвинно пострадавшим в силу происков нехороших людей. Что же касается генерала Краснова, ну, это попытка признать его хорошим человеком».

Однако пикантности ситуации добавляет то, что атаман Краснов в годы Второй мировой войны сотрудничал с нацистской Германией. Петр Николаевич считал себя последовательным противником большевиков, полагая, что против них можно бороться даже вместе с чертом. Впрочем, в 1940-е гг. он смог реализовать свое кредо на практике. Краснов сотрудничал с гитлеровцами, возглавив Главное казачье управление, занимавшееся формированием казачьих частей для борьбы с СССР. Он также принял деятельное участие в создании «Казачьего Стана». В мае 1945 года он (не зная про ялтинские договоренности между союзниками по антигитлеровской коалиции) сдался в плен англичанам и был ими выдан советской военной администрации. По приговору Военной коллегии Верховного суда СССР Петр Краснов вместе с рядом других казачьих генералов (с кубанцем Андреем Шкуро, например) был повешен в Лефортовской тюрьме 16 января 1947 года.

Между тем даже беглый анализ казачьей эмигрантской прессы 1941-1945 гг. (ориентированной на Краснова, поскольку были и те, кто не сотрудничали с гитлеровской Германией) показывает, что такие ценности, защищаемые сегодня партией Водолацкого «Единой Россией» (сильное Российское государство, патриотизм), были не в чести у тех, кто выбрал служение Третьему рейху. Один из вождей Казачьего национально-освободительного движения (КНОД) В.Г.Глазков обращался к своим соратникам со следующим призывом: «Мы, казаки приветствуем каждую бомбу и каждую гранату, которые летят на головы московских тиранов!.. Слава Богу, Москва горит! Хайль Гитлер! Слава казачеству!» Не менее выразителен и другой пассаж из издаваемого КНОД журнала «Казачий вестник»: «Мы идем с той современной Германией, национально-социалистические начала которой так близки социальным началам нашей казачьей жизни». Между тем сегодня идеологи реабилитации находят для оправдания Краснова свои аргументы. Заместитель войскового атамана по идеологии, казачий полковник Владимир Воронин считает, что «Краснов был казнен за предательство родины, хотя не являлся ни гражданином России, ни Советского союза и никого не предавал». С формальной точки зрения Воронин прав. Краснов не имел советского паспорта. Но в том-то и дело, что жизнь (особенно жизнь на войне) не ограничивается формальной юриспруденцией.

Объем настоящей статьи не позволяет нам выступить в полемику с нынешними неоказачьими идеологами. Отметим лишь, что атаман Краснов в 1941 году далеко не в первый раз в своей жизни проявлял, говоря политически корректным языком, двусмысленность в своем выборе. Во многом именно благодаря его позиции донские казаки вели жесткую конфронтацию с Добровольческой армией Антона Деникина. Они занимались построением де-факто государства Всевеликого Войска Донского, боролись именно против лозунга о «единой и неделимой России» (который сегодня едва ли не официальный слоган той партии, которую представляет Виктор Водолацкий) и тем самым препятствовали формированию единого антибольшевистского лагеря на Юге России. Кстати сказать, в 1918-1919 гг. Краснов (не в пример Деникину) не брезговал деньгами немецкого кайзера, того самого, который принудил Россию подписать позорный Брестский мир. И деньги Вильгельма II получал русский генерал, который еще вчера сражался с кайзеровскими войсками на фронтах первой мировой войны. А что касается паспорта, то и у Деникина (равно как и у сотен других эмигрантов, включая и казаков) не было советского гражданства, что не мешало им отказаться от сотрудничества с гитлеровским режимом. Позиция Деникина «ни петли (большевистской - С.М.), ни ига (немецкого - С.М.)» и сегодня выглядит безупречной с точки зрения любого, кто не путает и не отождествляет Родину с начальством.

Впрочем, стоит отметить, что реабилитация Краснова не мешает тем же казачьим лидерам ежегодно участвовать в парадах ко Дню победы, которые регулярно 9 мая проходят в Ростове-на-Дону (как столице Северо-Кавказского военного округа), а также заявлять о необходимости возрождения России и о своих патриотических намерениях с обязательной критикой НАТО и Запада. На первый взгляд, никакой логики в подобном поведении нет. Однако такой вывод был бы преждевременным. Процесс казачьего «возрождения» имеет свою собственную логику.

Скорее всего, именно несоответствие нынешнего статуса атамана Виктора Водолацого (депутата-единоросса) и исторического статуса атамана Краснова (пособника немецких нацистов) повлияло на решение приостановить процесс политической реабилитации последнего. По словам заместителя атамана Всевеликого Войска Донского казачьего полковника Владимира Воронина, «рабочая группа, созданная для изучения данного вопроса, закончила свою работу и постановила, что вести речь о реабилитации Краснова нельзя, потому что какие бы заслуги у него ни были, все перечеркивается его сотрудничеством с немцами во время Второй мировой войны", - сказал Владимир Воронин (который еще вчера говорил обратное). Однако такое решение вряд ли меняет проблему «казачьего возрождения» по сути. Еще вчера атаман Водолацкий говорил: «Реабилитация Краснова станет для нас частичной реабилитацией всего казачьего народа, геноцид которого начался после циркуляра Якова Свердлова от 24 января 1919 года «О расказачивании» и продолжается до сих пор, что выражается в отказе признать казаков отдельным народом». Не надо быть пророком, чтобы понять, что в условиях «вертикали» обратный процесс (отказ от политической реабилитации) «пошел» после определенного давления сверху (не исключено, что и со Старой площади). Однако в среде современного неоказачества идея «восстановления честного имени Краснова» не перестала быть популярной (как и взгляд на гражданскую войну, как на борьбу сионистов-комиссаров с православным казачеством, идея «особого казачьего народа). Следовательно, рассмотрение логики казачьего «возрождения» остается актуальной задачей. С реабилитацией Краснова или без оной.

Возрождение казачества: своя особенная логика

Сам характер этого движения предопределил постоянные поиски идеала в прошлом. В конце 1980-х - начале 1990-х гг. новые атаманы и их помощники провозгласили главной своей целью «возродить казачество». И по сей день это понятие остается во всех документах, политических инициативах, публицистических материалах, исходящих из-под пера атаманов российского «нового казачества». Если в начале 1990-х гг. лидеры «возрождения» требовали «территориальной реабилитации» (т.е. возвращения казачьих областей к границам до 1920 г.), восстановления казачьей земельной собственности и коллективного землепользования, то в начале 2000-х гг. их требования стали гораздо более скромными, хотя и не менее экстравагантными. В 2002 году лидеры «нового казачества» требовали введения «казачьей национальности» в номенклатуре этнических общностей для Всероссийской переписи населения. В то же время они требовали ограничений для мигрантов на «исконных казачьих землях». Сегодня претендуют на создание особой казачьей фракции в Думе и на реабилитацию Краснова.Для неоказачьих атаманов Краснов, прежде всего, «свой», казак. Хотя этот казак родился в 1869 году в семье офицера Генерального Штаба (генерал-лейтенанта) из казачьей среды в Санкт-Петербурге. Краснов рос и воспитывался в Петербурге (хотя и был «приписан» к станице Каргинской). На Дону он поселился только после октябрьских событий в Петрограде 1917 года. Но для неоказачьих лидеров главное – казачье происхождение. Отсюда и перечисление в современных неоказачьих СМИ великих «казачьих» кинорежиссеров, писателей, артистов. Для «возрожденцев» принадлежность к казачеству является единственным определяющим началом. Не важно, под каким флагом ты выступал в прошлом или в настоящем. Главное то, что ты - казак. «Слава, Тебе господи, что мы - казаки» - главный слоган «возрожденцев». Однако здесь-то и кроется фундаментальная ошибка идеологов «нового казачества».

Желание говорить о казачестве как некоем едином и раз и навсегда данном феномене, некой вневременной константе - важнейшее следствие такого подхода. Когда нынешние казачьи вожди говорят что-либо о казаках, то не учитывают того, что говорить о казаках как некоем общем феномене нельзя. И это понимали не в пример нынешним неоказачьим лидерам исследователи начала ХХ века.

Профессор Сергей Сватиков, работая над исследованием по истории служилых казаков Московского государства и Российской империи, призвал своих коллег прекратить «смешение понятий» в «казачьем вопросе» и отказаться от односторонних подходов в изучении казачества. «С одной стороны, часть казачьей молодежи, увлеченная идеей былого независимого и полунезависимого существования республиканских колоний Дона, Яика и Терека, готова не только вступить на путь проповеди самостийности для этих бывших республик, отрывая их от России во имя исторических воспоминаний, но и распространить это благо на все вообще казачьи войска. С другой стороны, часть старшего поколения, воспитанного на идее служилого казачества, связанная своими интересами не с русским народом, и даже не с казачеством, а с низвергнутой династией и старым порядком, отрекается от былой вольности казачьих войск».

«Казаки прошли на Кубань и Терек, перевалили с Ермаком Уральские горы и дошли до Амура и Великого океана», получили высочайше пожалованные знамена за усмирение «Астраханского возмущения» 1705 года, восстания 1849 года в Венгрии, императорскую грамоту за заслуги в «подавлении беспорядков» 1905 года, не раз доказав свою верность Российскому государству. Оценка истории политических отношений Дона и России, данная одним из последних атаманов Всевеликого Войска Донского, объектом сегодняшней реабилитации Петром Красновым справедлива и подтверждает тезисы, изложенные в нынешних концепциях казачьего возрождения и трудах ряда современных историков.

Но она справедлива в той же степени, как и тот факт, что казаки были инициаторами выступлений, потрясавших сами основы российской государственности, ставившие Российское государство на грань выживания, - «Смута», восстания Степана Разина, Кондратия Булавина, Емельяна Пугачева. Недоверие императорской власти к казакам отмечали многочисленные иностранные путешественники XVIII-XIX вв.. В рапорте Военной коллегии от 19 октября 1797 года, поданном военным инженером Францем Деволаном, отмечалось, что крепость св. Димитрия Ростовского предназначена для обороны устья Дона, защиты Тамани, для сообщения Кавказа и России, а также для наблюдения за донскими казаками (выделено мной - С.М.). В 1812 г. комиссар Британии при штабе Михаила Кутузова Роберт Вильсон сообщал Александру I о надеждах французов на восстание казаков. Подобного рода надежды питали и русские революционеры-радикалы от Герцена и Бакунина до Плеханова (народнического периода) и ранних социал-демократов. Активные создатели имперского здания - казаки в феврале 1917 года ничего не сделали для его сохранения. «Помню, как поразила нас, окопных жителей, та легкость, с которой рухнул монархический строй. Мы тогда ясно поняли, что он изжил себя. Подгнили корни, и упало могучее дерево», - писал не либеральный думский депутат от Области Войска Донского, а один из лучших казачьих офицеров императорской армии, герой Первой Мировой войны, впоследствии организатор антибольшевистских восстаний на Дону и командующий корпусом Вооруженных сил Юга России Терентий Стариков. Другой не менее верный слуга империи Исаакий Быкадоров, ставший в возрасте 35 лет полковником русской армии, георгиевским кавалером, получивший золотое оружие, оказавшись по окончании братоубийственной гражданской войны в эмиграции, пошел в своих высказываниях еще дальше: «Никакая власть российская (центральная) не сможет быть благой для казачества, какая бы она ни была: монархическая, кадетская (Милюковская), эсеровская (Керенского или Чернова) или евразийская».

Бунтарями и воинами назвал казаков историк Владимир Лесин. Данное определение очень точное и емкое, но в то же время оно оставляет без ответа вопросы, как стали возможны подобные метаморфозы (путь из бунтарей в воины и обратно), были ли они вызваны к жизни исключительно политической конъюнктурой или имели под собой мощный исторический фундамент? Как казакам на протяжении почти четырех столетий удавалось одновременно сохранять репутацию и стражей империи, и свободолюбцев, готовых в любую минуту к ниспровержению царского трона? По каким причинам вчерашние бунтари, отказывавшиеся под угрозой царской опалы и блокады Дона «целовать крест» российским государям и о которых, по их же собственному суждению, в Московском государстве было «некому тужить», превратились в опору Российской империи и почему «Дон стих»? Почему казаки, активно (и в разных формах) сопротивлявшиеся установлению советской власти и большевикам, были в середине 1930-х гг. востребованы строителями «нового мира», а в конце 1980-х гг. их идеологическими наследниками? Можно ли говорить о казачестве как едином феномене, не пытаясь провести типологизацию (классификацию) различных групп казаков?

В Российской империи на 1917 год существовало 11 казачьих войск, которые были различны по своему происхождению, этническому составу, источникам формирования, целям и задачам. В более ранние века у казаков были формы бытования, весьма отличавшиеся друг от друга. И служилые государевы казаки были весьма непохожи на бродивших в Диком поле. А еще следует заметить, что казачьи войска возникали и существовали не только в России, но и в Украине (на тот момент части Речи Посполитой), в Крымском ханстве и Османской империи. И в истории было немало случаев, когда казаки одного государства воевали с казаками другого. И у всех этих казаков были свои «синодики святых». Вряд ли запорожские атаманы, некрасовские казаки, донцы времен «Смуты», Стенька Разин и Емельян Пугачев могут быть поставлены в один ряд с героем войны 1812 года Матвеем Платовым или героем Кавказской войны Яковом Баклановым. А два перечисленных героя вряд ли могут висеть на одной доске с Петром Красновым или защитниками идеалов нацистской Германии.

Не разобравшись содержательно во всем этом многообразии, браться за реабилитацию кого бы то ни было стало бы верхом легкомыслия. Ведь реабилитация Краснова (хоть правовая, хоть политическая) наверняка возмутит еще живущих ныне ветеранов 5-го Донского кавалерийского казачьего корпуса, которые воевали против «белокурых бестий» и имеют не меньше прав считать себя казаками, чем Краснов. Скорее всего, такую реабилитацию не одобрили бы и те казаки-эмигранты, которые в годы Второй мировой войны выступали против Гитлера (оставаясь при этом антикоммунистами). Без определения того, чем, собственно, являлось казачество, без работы по уточнению терминов и типологизации казачьих сообществ, без отказа от распрямления острых углов казачьей истории и современности любая инициатива будет всего лишь набором скороспелых конъюнктурных рекомендаций. И более ничем. Впрочем, такие рекомендации помогут укоренению региональной замкнутости и помешают формированию общероссийской политической идентичности.

Сергей Маркедонов, зав. отделом проблем межнациональных отношений Института политического и военного анализа, кандидат исторических наук

Версия для печати