20.02.2008 | Алексей Макаркин

Элиты, либерализм и реакция

Программное выступление Дмитрия Медведева на Красноярском экономическом форуме оказалось еще более либеральным, чем предполагали многие эксперты. Будущий президент высказался в поддержку независимости судов и СМИ и вывода госчиновников из советов директоров корпораций, против «точечных решений» в экономике, которые часто связаны с произволом со стороны государства в отношении частных компаний. При этом в выступлении не было оговорок типа «с одной стороны, с другой стороны» и жестов в сторону сторонников столь модного в последние годы дирижизма.

Какова же причина медведевского либерализма? Существует довольно распространенная точка зрения, заключающаяся в том, что Медведев – сознательно или нет – вводит общество в заблуждение своей либеральной риторикой. Что он полностью зависит от Владимира Путина, а в ходе избирательной кампании просто ищет дополнительной популярности, говоря правильные слова, которые так никогда и не станут делами. Подобная точка зрения выглядит очень уязвимой: неясно, зачем Медведеву выступать с либеральной программой в нелиберальной стране. Если бы речь шла о сугубо электоральных приоритетах, то общество с куда большим энтузиазмом восприняло бы слова о величии страны или антизападную риторику, которая приятна национальному самосознанию. Вспомним об особенностях прошлогодней парламентской избирательной кампании, которая прошла под ярко выраженными антилиберальными лозунгами, которые повысили уровень поддержки «Единой России», способствовав сохранению конституционного большинства партии в нижней палате парламента.

Видимо, логика нынешней кампании носит совершенно иной характер. Предрешенность ее результатов (напомним, что еще в 2006 году 40% опрошенных "Левада-Центром" были готовы проголосовать за любого преемника, выдвинутого Владимиром Путиным) и очевидная слабость всех соперников фаворита гонки привели к тому, что Медведеву не надо прибегать к сильнодействующим политическим технологиям, которые приводят к дополнительной мобилизации избирателей. Проблема явки, конечно, существует, но она уравновешивается многолетней привычкой россиян ходить на президентские выборы. Что же касается Запада, то Медведеву совсем необязательно специально «очаровывать» тамошних партнеров-конкурентов-противников России. При нефтяных ценах, приближающихся к ста долларам за баррель, в этом нет никакого смысла. Политики, принимающие решения на Западе, уже довольны самим выбором кандидатуры преемника и тем, что не были реализованы наиболее негативные сценарии – «третьего срока», «силового президента». Многочисленные дополнительные подтверждения медведевского либерализма выглядят избыточными. Напомним, что в ярко выраженных либеральных интонациях были выдержаны как программная речь в Красноярске, так и другие знаковые выступления кандидата – на Гражданском форуме, перед коллегами-юристами, перед предпринимателями в Краснодаре.

В чем же дело? Представляется, что выступления Медведева являются месседжем, адресованным элитам, которые не только в России, но и в большинстве стран более либеральны, чем общество в целом. В течение последних лет в элитах происходили тектонические процессы – увеличивалось влияние периферийных прежде «силовиков» и, напротив, в роли проигравших оказывались группы, добившиеся наибольшего успеха в 90-е годы – бизнесмены, политики, журналисты. По сути дела, речь шла о масштабном процессе реакции в самих разных сферах – начиная от проблем собственности и заканчивая идеологией. Такая реакция встречала неприятие со стороны большинства элит, которые из чувства самосохранения не шли на открытое сопротивление (пример Ходорковского играл для большинства ярко выраженную сдерживающую роль), демонстрировали внешнюю лояльность, но внутренне не принимали «реакционную» составляющую политико-экономического курса власти. Однако долгосрочное расхождение между властью и элитами чревато внутренней нестабильностью государства. Из создавшейся ситуации было два выхода – элитные чистки (с целью приведения элитного кадрового состава в соответствие с «реакционными» тенденциями) или совмещение (насколько это возможно) позиции государства с приоритетами элит.

Однако элитные чистки (механизм которых к тому же в современных условиях неясен – не заниматься же «перебором людишек» по методикам Ивана Грозного и Иосифа Сталина!) не были бы поддержаны значительной частью питерского окружения Владимира Путина. Эти люди сами принадлежат к числу выигравших в 90-е годы и рассматривают сформировавшиеся в тот период элитные группы в качестве своих потенциальных союзников. К тому же современная политическая ситуация не способствует консолидации путинских выдвиженцев, как это было еще несколько лет назад – к настоящему времени все опасные соперники повержены, а «оранжевые» сценарии выглядят фантастикой. В акциях радикальной оппозиции участвует во много раз меньше людей, чем в антипрезидентских митингах в маленькой Грузии. В этих условиях нет внешнего объекта, против которого необходимо было бы объединять все властные силы – что объективно способствует размежеванию во власти.

Кроме того, если раньше конкуренция в Кремле и около него носила преимущественно экономический характер – понятно, что в вопросе о том, «Роснефть» или Газпром завладеет «Юганскнефтегазом», не было ничего, кроме сугубо прагматичного группового интереса – то сейчас ситуация меняется. Прагматизм, безусловно, остается, но он дополняется идеологическим фактором, который, в свою очередь, связан не с идеалистическими представлениями о хорошем или плохом, а с вполне конкретным видением будущего страны и себя в ней. И для значительной части «путинцев» закрытая страна с доминированием чиновничьих интересов, перманентной конфронтацией с Западом и авторитарным режимом по «византийской» модели из фильма архимандрита Тихона (Шевкунова) — яркого примера идеологии реакции — выглядит не более привлекательно, чем для либеральных критиков режима. Другое дело, что «либеральная бюрократия» всегда — как в годы Великих реформ XIX века, так и в наши дни — ориентирована на эволюционные изменения и боится революционных сценариев, но вряд ли такое качество можно считать пороком. Отметим также, что либеральная бюрократия часто сталкивается с неприятием ее действий со стороны как реакционеров (часто рядящихся в тоги «консерваторов»), так и радикальных критиков режима. Вспомним, что Чернышевский и Писарев были очень плохо совместимы с братьями Милютиным и Головниным.

Либеральные выступления Медведева можно поставить в один ряд с публично высказанным скепсисом Алексея Кудрина в отношении конфронтационного антизападного курса во внешней политике, который расходится с приоритетами большинства элит. По сути дела, речь идет об опосредованном предложении элитным группам образовать «модернизаторскую» коалицию, способствующую реализации реформаторского курса в политике и экономике, возвращению инвестиционной привлекательности роли одного из основных приоритетов для государственной власти (после 2003 года безусловным приоритетом стала национальная безопасность). Другой вопрос, удастся ли реализовать эти планы в условиях разобщенности элит и высокой степени их недоверия к государству, равно как и усиления позиций «нелиберальной» бюрократии в погонах и без них. Однако, как представляется, речь идет о серьезной попытке, а не о пропагандистских маневрах накануне выборов.

Алексей Макаркин – вице-президент Центра политических технологий

Версия для печати