08.07.2008 | Сергей Маркедонов

Южная Осетия: безопасность важнее статуса

В Южной Осетии снова неспокойно. В результате обстрела столицы непризнанной республики Цхинвали в ночь на 4 июля 2008 года два человека были убиты, а 6 ранено. Мартиролог грузино-осетинского конфликта пополняется, в то время, как в СМИ и в экспертных кругах продолжают говорить о «замороженном конфликте» на территории Грузии. И снова, как обычно, взаимные обвинения сторон и милитаристская риторика.

После обстрела Цхинвали 4 июля ряд общественных организаций Южной Осетии обратились к президенту, премьер-министру и спикеру Государственной думы РФ с просьбой «защитить их от уничтожения». И даже если отбросить эмоциональный стиль обращения (впрочем, по-человечески понятный и объяснимый), следует признать, что ситуация в этой «горячей точке» требует принятия незамедлительных мер. Иначе тактика «мелкого фола» (постоянные обстрелы, игра на «обострение») может завершиться большой военной кампанией. Как говорится, количество перейдет в качество. При этом необходимо представлять себе, что принятие комплекса первоочередных мероприятий не должно сводиться к статусным вопросам (признание независимости Южной Осетии или же предоставление этому де-факто государству какой-либо «высокой автономии» в составе Грузии).

Обеспечение безопасности людей (неважно с каким паспортом они живут, и какое государство считают «своим») должно стать приоритетной задачей для тех, кто считает урегулирование конфликта (а не победу одной из сторон) своим действительным приоритетом. Формула «сначала безопасность, а затем статус» должна стать основой для возобновления переговорного процесса по Южной Осетии. Можно сколько угодно обвинять оппонентов в «неправильных позициях» и «деструктивных подходах», но на сегодня можно зафиксировать следующее. Де-факто Юго-Осетинское государство (со всеми его проблемами, провалами и просчетами, и даже с присущим некоторой части его политического класса экстремизмом) не готово стать частью Грузии. И дело не только в структурах де-факто государства. Речь идет, прежде всего, об обществе, проживающем на территории «спорного суверенитета». В условиях угрозы постоянных обстрелов и в ожидании «большой войны», сопровождаемой милитаристской риторикой, разговоры о «высоком статусе» и «широкой автономии» выглядят, как политический цинизм и не более того.

Именно конфликт в Южной Осетии стал первым конфликтом в Евразии, который оказался «размороженным» и с политической, и с правовой, и с военной точки зрения. Сегодня результаты «разморозки» очевидны и даны нам в ощущениях. Во-первых, это выход из правовых рамок, регламентирующих прекращение огня и мирное урегулирование. Во-вторых, деградация переговорного процесса. За 2007 год Смешанная контрольная Комиссия (СКК) по урегулированию конфликта провела только одно результативное заседание (в октябре в Тбилиси). Остальные же либо срывались, либо превращались в пропагандистские демонстрации. В марте же 2008 года министр по реинтеграции Грузии Темури Якобашвили и вовсе заявил о том, что СКК исчерпала себя, а потому требуется новый формат урегулирования конфликта. Однако до тех пор, пока такой формат не предложен, переговоров между участниками противостояния нет. Во-вторых, в результате «разморозки» возобновились боевые столкновения с жертвами среди гражданского населения, включая подростков и детей. 15 июня 2008 года Цхинвали подвергся артиллерийскому обстрелу (в результате чего скончался 18-летний житель столицы Южной Осетии). Затем новое обострение ситуации в июле 2008 года…

В 2004 году президент Грузии Михаил Саакашвили посчитал, что разрушение статус-кво в конфликтных точках, сложившегося в первой половине 1990-х гг., станет лучшим способом «собирания» единого Грузинского государства. По мнению грузинских стратегов, такое разрушение сможет интернационализировать конфликт (поскольку неизбежно будет вовлекать в него международные институты, и государства, не являющиеся частью Кавказского региона). Второй целью разрушения статус-кво было переформатирование конфликта из грузино-осетинского в грузино-российский (то есть в международный, а не внутренний конфликт). При таком подходе у РФ не было бы эксклюзивных прав на миротворческую деятельность. В Тбилиси в 2004 году считали, и сейчас считают, что Южная Осетия - это «слабое звено» в отличие от Абхазии. Как справедливо отмечает тбилисский политолог Георгий Хуцишвили, «границы зоны так называемого грузино-осетинского конфликта совпали с административными границами Южно-Осетинской Автономной Области (упраздненной грузинским парламентом в декабре 1990 года). В отличие от Абхазии, где река Ингури превратилась в естественную разделительную линию между общинами, в зоне грузино-осетинского конфликта - переплетение грузино - и осетинонаселенных деревень, и к тому же там были территории, никогда не контролировавшиеся сепаратистским правительством в Цхинвали».

Отсюда и расчет на легкость решения «осетинского вопроса» в сжатые сроки. Однако, «сжатые сроки» растянулись уже на 4 года. Действительно за это время статус-кво в зоне конфликта был полностью разрушен. И хотя возобновление боевых действий здесь было кратковременным (в 2004 году), тот минимальный уровень безопасности, который удалось достичь, благодаря Дагомысским соглашениям 1992 года, был полностью разрушен. Обстрелы (включая минометные и артиллеристские), укрепление фортификационных позиций и ввод тяжелой техники в зону конфликта стали реальностью. Эта реальность заменила собой реальность 1992-2004 гг. (совместные рынки, признание автомобильных номеров, экономические контакты между грузинскими и осетинскими населенными пунктами, транспортное сообщение между Цхинвали и Тбилиси). До 2004 года у Тбилиси был шанс на успешную интеграцию Южной Осетии в обозримой перспективе.

Начав «осетинский блицкриг» Михаил Саакашвили, во-первых, сделал Эдуарда Кокойты безальтернативным лидером Южной Осетии. Во-вторых, пытаясь бороться с «осетинской контрабандой» и «черным рынком» он способствовал окончательной привязки нехитрой хозяйственной системы непризнанной республики к России (до того в Южной Осетии была намного более диверсифицированная экономическая деятельность). В-третьих, именно «разморозка» конфликта способствовала практически полной политической интеграции Южной Осетии и России (до 2004 года степень независимости Цхинвали была намного выше, как и уровень контактов лидеров Южной Осетии и Грузии). В-четвертых, реализация проекта «альтернативная Южная Осетия» (с выдвижением Дмитрия Санакоева в качестве прогрузинского лидера осетин) способствовала деградации переговорного процесса. Все дело в том, что Дмитрий Санакоев не является самостоятельной военной стороной конфликта. В 1992 году он воевал как раз против Тбилиси, а затем занимал высокие посты в Цхинвали (министр обороны, премьер-министр). Затем его взгляды и жизненные позиции поменялись. Не будем подробно описывать причины подобной «смены вех», это в задачу статьи не входит. Важно констатировать, что сегодня (как и год назад, когда «Временная Администрация Южной Осетии» учреждалась) у Санакоева нет своих «полков и дивизий», равно как и массовой поддержки среди осетинского населения (его «Временная Администрация» базируется в грузинском селе Курта). Таким образом, Санакоев фактически является специальным представителем Саакашвили по Южной Осетии.

Однако фигура Санакоева не столь уж комична, как иной раз пытаются изобразить в российских СМИ и в политических кругах Южной Осетии. С помощью проекта «Санакоев» Тбилиси серьезным образом делегитимизирует де-факто государство Южная Осетия, как сторону конфликта (признанную, в том числе, и международными структурами). Через «Временную Администрацию» происходит лишение Цхинвали представительского статуса в переговорном процессе. Дмитрий Санакоев посещает Брюссель и другие европейские столицы. С ним встречаются европейские и американские дипломаты, в то время, как Эдуард Кокойты изображается как «марионетка Кремля» и «орудие аннексионистских интересов России». Таким образом, Санакоев рассматривается, как единственный «законный» представитель интересов Южной Осетии, с которым можно и должно вести переговоры. В реальности ситуация не такова, однако, не следует забывать о том, что наши «представления» иногда важнее, чем реальность. Из-за этих представлений переговорный процесс заходит в тупик, но Тбилиси неизменно говорит о том, что «у нас есть тот, с кем можно вести переговоры». «Проблема не в осетинах, а в Кокойты» - вот тезис, на который активно напирают в Тбилиси, и который не получает серьезного и жесткого отпора.

И здесь возникает главная для Тбилиси проблема - проблема интерпретации. США и особенно ЕС контактируют с Санакоевым не из-за большой любви к Тбилиси или к «правительству» в селе Курта. Внешним игрокам необходимо иметь контакты со всеми «заинтересованными сторонами», знать о том же Санакоеве не со слов Саакашвили и его министров, а исходя из собственных впечатлений. Но в Тбилиси такие контакты и встречи понимают, как внешнюю легитимацию «Временной Администрации», как согласие Запада на Санакоева, как представителя всей Южной Осетии. А, следовательно, как сигнал к тому, что с Кокойты можно не разговаривать, потому, что для Запада он - ничто. А раз на Западе российская позиция воспринимается критически (хотя бы потому, что ее не умеют правильно защищать российские дипломаты), то можно с уверенностью гнуть свою линию. Отсюда и ставка на окончательное разрушение статус-кво. В Абхазии Тбилиси не позволяет себе столь демонстративно попирать Московские соглашения 1994 года, как это делается по отношению к Дагомысским соглашениям 1992 года по Южной Осетии. Все это создает основу для военно-политического насилия, которое в конечном итоге может привести к коллапсу безопасности в «горячей точке» Южного Кавказа. А потому Запад также должен представлять себе «цену вопроса». Встречи с Санакоевым не должны рассматриваться, как карт-бланш для Тбилиси в его отказе вести переговоры с Кокойты. Нравится это кому-то или нет, но именно Кокойты сегодня (при всей неоднозначности этой фигуры) возглавляет «проблемную» для Грузии часть бывшей Юго-Осетинской автономной области (ЮОАО). У него в руках (а не у Санакоева) находится один из ключей к решению проблемы.

Следовательно, российская позиция в Южной Осетии сегодня должна опираться на следующие фундаментальные позиции. Во-первых, необходимость возобновления переговорного процесса между сторонами (без прямого обсуждения вопросов о статусе), во-вторых, подготовка (и здесь таковая возможна и при участии структур ЕС) соглашений об отказе от использования силы (всеми сторонами!) в зоне конфликта. Только прекращение постоянных обстрелов и провокаций может создать основу для содержательного (а не пропагандистского) обсуждения будущего статуса конфликтного региона. Любые переговоры (и даже торг) невозможны под аккомпанемент минометов и артиллерийских систем. Однако сегодня «разморозка» конфликта уже сделала свое дело. По факту раздел территории бывшей ЮОАО уже произошел. Грузинские и осетинские села за 4 года выстроили свои транспортные, военные, хозяйственные и управленческие инфраструктуры, связывающие их с Тбилиси с одной стороны, с Владикавказом и Москвой – с другой. Продолжение силовой «разморозки» конфликта этот раздел только укрепляет.

Сергей Маркедонов - зав. отделом проблем межнациональных отношений Института политического и военного анализа, кандидат исторических наук

Версия для печати