30.07.2008 | Алексей Макаркин

Москва и Константинополь: конкуренция церквей

Визиты Патриархов Константинопольского и Московского в Киев на празднование 1020-летия Крещения Руси стали очередным этапом конкуренции двух Патриархатов¹, которая насчитывает не один век. Существовала версия, что Патриарх Варфоломей в ходе торжеств примет в общение неканонические украинские церковные группы – Украинскую православную церковь Киевского Патриархата во главе с преданным анафеме Московским Патриархатом Филаретом (Денисенко) и небольшую Украинскую автокефальную православную церковь, не признаваемую Москвой и находящуюся в конфликтных отношениях с Денисенко. Ситуация осложнялась вмешательством государственных структур – Виктор Ющенко находится на стороне Филарета и стремится к тому, чтобы тот получил канонический статус, тогда как российские власти полностью поддерживают Патриарха Алексия II.

Однако эта версия с самого начала была маловероятной – украинский вопрос является только одним из многих, по которым у Москвы и Константинополя существуют серьезные разногласия. И ни одна из сторон не хочет доводить дело до разрыва, который способен привести к расколу мирового православия, что угрожает непоправимыми последствиями.

Сотрудничество и конкуренция

Несмотря на то, что Киевская Русь была крещена священниками, находившимися в юрисдикции Константинопольского Патриарха, и Киевская митрополия изначально находилась в юрисдикции Константинополя, отношения между греческой церковью и ее дочерней русской структурой часто не были идиллическими. Уже сын равноапостольного князя Владимира Ярослав Мудрый (самый популярный исторический персонаж Украины, как показали результаты недавнего опроса) добился избрания собором русских епископов (в обход Константинополя) киевским митрополитом знаменитого церковного деятеля Илариона. Ранняя история христианской Руси знает еще один подобный пример, когда митрополию возглавил другой русский святитель Климент Смолятич. Впрочем, это были локальные эпизоды, не менявшие общего характера иерархических отношений между Русью и Константинополем, в том числе и в начале возвышения Москвы.

Впрочем, рукоположенный в Константинополе в XIV веке митрополит Алексий фактически правил Московским княжеством, не оглядываясь особенно ни в духовных, ни, тем более, в светских аспектах своей деятельности на мнение далекого Патриарха. А его преемника, митрополита Киприана, московский князь Дмитрий Донской в течение долгого времени отказывался признавать главой церкви, поддерживая альтернативные кандидатуры и добиваясь их признания Константинополем. После заключения Флорентийской унии между католиками и православными в XV веке, внук Дмитрия Донского Василий Темный использовал это событие для разрыва отношений с Константинопольским Патриархатом и одностороннего провозглашения автокефалии Русской церкви. Впрочем, это никак не сказалось на ситуации в Киевской Руси, находившейся в составе Литвы – ее клир и миряне оставались в юрисдикции Вселенского Патриарха.

Ослабленный Константинопольский Патриархат в XVI веке был вынужден легитимировать русскую автокефалию и даже возвести ее предстоятеля в сан Патриарха в 1589 году. К тому времени не только Константинопольский, но и все остальные восточные патриархаты уже давно находились на территории Османской империи и в значительной степени зависели от материальной поддержки из Москвы (за которой на Русь нередко ездили греческие иерархи). Ослабленное положение Константинополя усиливающаяся Москва нередко использовала в своих целях – когда надо было лишить Патриаршего сана Никона (это решение было проведено при активном содействии Александрийского и Антиохийского Патриархов) или присоединить к Московскому Патриархату Киевскую митрополию, на что Константинопольский Патриарх дал официальное согласие во время регентства царевны Софьи – окончательно это решение было оформлено в 1687 году. Продвижение на юг русского государства сопровождалось и активной церковно-политической экспансией, которой зависимый от турецкого султана греческий Патриархат не мог сколько-нибудь эффективно противостоять.

Более того, в рамках политики поддержки славянских стран Россия сочувствовала отделению от Константинополя Болгарской церкви, которая односторонне провозгласила автокефалию в 1870 году. Значительную роль в этом сыграл русский посол в Константинополе граф Николай Игнатьев, который несколько ранее добился от турецкого султана издания специального фирмана (указа) о самостоятельности Болгарской церкви. Попытки Вселенского Патриарха, ссылавшегося на церковные каноны, удержать болгар в своей юрисдикции не были поддержаны Москвой, которая рассматривала их в качестве своих союзников на Балканах (впрочем, опыт двух мировых войн доказал обратное). Русская церковь же действовала в рамках общегосударственной политики.

Церковное соперничество в ХХ веке

Константинополь попытался взять реванш в начале 1920-х годов, когда Русская церковь в результате прихода к власти большевиков не только утратила поддержку государства, но и подверглась жестоким гонениям. В рамках этого реванша Константинополь принял под свой омофор православных Финляндии, Эстонии и Латвии – на территориях этих государств, только что добившихся независимости, были созданы автономные церкви в юрисдикции Вселенского Патриарха. Кроме того, Константинополь даровал автокефалию Польской церкви, в состав которой входили и епархии запада Украины и Белоруссии. Все эти действия были предприняты без какого-либо внимания к мнению Московского Патриарха, свобода которого тогда была ограничена (а некоторое время он вообще находился в заключении). Формально такая инициатива Константинополя была мотивирована тем, что в России начался церковный хаос и отсутствовал единый центр принятия решений – поэтому Вселенская Патриархия подчеркнуто поддерживала отношения как с Патриархией, так и с обновленческим движением, которое тем самым пыталось повысить свою изначально крайне ущербную легитимность. Только в Литве Константинополю не удалось потеснить Москву – это было связано не только с жесткой промосковской позицией тамошнего правящего архиерея митрополита Елевферия, но и с точкой зрения литовского правительства, недовольного сближением Константинополя и польских властей во время предоставления автокефалии Польской церкви.

В Европе Константинополь взял под свой омофор часть русских эмигрантов во главе с митрополитом Евлогием, создав там свой экзархат. Даже в Чехию Вселенский Патриарх назначил своего архиерея, который, впрочем, сразу же столкнулся с неприятием со стороны православного епископа, рукоположенного для чехов Сербской церковью (на стороне последнего были симпатии и русских церковных деятелей).

В 1940-1948 годах состоялся масштабный реванш Москвы. Вначале сталинская экспансия на Запад в начале Второй мировой войны привела к тому, что Московская Патриархия вновь установила контроль над епархиями запада Украины и Белоруссии и ликвидировала константинопольские автономии в Эстонии и Латвии (по независящим от Москвы обстоятельствам уцелела лишь Финская церковь, которая до сих пор на прежних основаниях входит в состав Константинопольского Патриархата). После Второй мировой войны позиции Константинополя еще более ослабли – Москва в 1948 году сама предоставила автокефалию Польской церкви, демонстрируя тем самым непризнание аналогичного решения Константинополя. Предстоятелем Польской церкви стал архиерей Русской церкви. «Константинопольская» церковная структура была ликвидирована в Чехии. Глава русского экзархата в Европе митрополит Евлогий обратился с просьбой о принятии в московскую юрисдикцию (впрочем, после его смерти в 1946 году и начала холодной войны большинство клириков и прихожан все же остались в ведении Константинополя). Не без активного воздействия Москвы Вселенский Патриарх в 1945 году, наконец, признал автокефалию Болгарской церкви.

Таким образом, Русская церковь, восстановив (хотя и на новых основаниях) альянс с государством (позиции которого в мире резко усилились по итогам войны), обозначила свои претензии на решающую роль в православном сообществе. Однако Константинопольский патриархат смог резко снизить эффект от Всеправославного совещания 1948, проведенного в Москве, приуроченного к очередному юбилею Русской церкви и призванного продемонстрировать ее доминирование. Тогда совещание проигнорировали представители Константинопольской и Элладской церквей, в чем их поддерживали и правительства соответствующих стран – Турции (находившейся в крайне напряженных отношениях с СССР в связи с территориальными претензиями Сталина к этой стране) и Греции (в которой СССР поддерживал повстанцев, противостоявших в ходе гражданской войны королевскому правительству). Присутствовали два антиохийских митрополита, которые подписывали документы и за Александрийскую церковь. Большинство участников совещания представляли церкви из стран, оказавшихся в зависимости от СССР.

В дальнейшем отношения между Москвой и Константинополем носили также непростой характер, причем больше успехов было у Русской церкви, опиравшейся на поддержку своего государства – одной из двух сверхдержав. В то же время отношения Константинопольского Патриарха с турецкими властями носили весьма напряженный характер. В 1951 Москва предоставила автокефалию Чехословацкой церкви, во главе которой в течение нескольких лет после этого стоял архиерей, делегированный в Прагу РПЦ (как это было и в Польше). Константинополь это решение не признал, и, в свою очередь, даровал ей автокефалию лишь в 1998 году (здесь также можно вспомнить польский прецедент, только Москва и Константинополь поменялись местами). В 1961 году Московский Патриархат настоял на признании Константинополем патриаршего сана предстоятеля Болгарской церкви. Не меньшим успехом Москвы стала и ликвидация Константинополем своего экзархата в Западной Европе в 1965 году с предложением клирикам и прихожанам вернуться в юрисдикцию Москвы – впрочем, последствия этого решения носили крайне противоречивый характер. Паства не последовала совету Константинопольского Патриарха и некоторое время находилась в неясном юрисдикционном положении, уйдя от Константинополя и не придя к Москве.

В 1970 Москва предоставила автокефалию Православной церкви в Америке (бывшей Русской митрополии), что вызвало сильнейшее неприятие Константинополя, что понятно с учетом наличия в США многочисленных греческих приходов. Вселенский Патриархат опасался, что новая церковь будет претендовать на свою юрисдикцию над этими приходами. В ответ Константинополь не только не признал новую автокефалию, но и в 1971 году восстановил свою «русскую» структуру в Западной Европе, правда, в виде не экзархата, а архиепископии (что придало ей менее высокий статус). В 1978 году Константинополь по требованию Москвы признал недействительным Томос на предоставление автономии, выданный Эстонской церкви еще в 1923 году.

Новый этап конкуренции

Ослабление международных позиций СССР и последовавший затем распад страны стимулировал активизацию Константинополя, который стремился использовать эти обстоятельства для того, чтобы потеснить Русскую церковь. В частности, Вселенский патриархат легитимировал украинские неканонические юрисдикции в Канаде и США, приняв их под свой омофор, соответственно, в 1990 и 1995 годах. Таким образом, в состав Константинопольского Патриархата впервые вошли украинские архиереи, клирики и прихожане, что заложило основу для выстраивания отношений между Константинополем и православным сообществом Украины; эти события получили своего рода прецедентный характер. В частности, одна из групп в Украинской автокефальной православной церкви, отделившаяся от большинства своих коллег по юрисдикции, уже считает свои «духовным» главой американско-украинского митрополита в юрисдикции Константинополя. При этом урегулированный канонический статус «эмигрантских» церквей способствовал тому, что их представители могли общаться и с деятелями Украинской православной церкви, входящей в состав Московского Патриархата.

В 1999 году Патриарх Варфоломей повысил статус своей западноевропейской архиепископии до прежнего уровня экзархата, что вызвало неприятие со стороны Московского Патриархата. В 2006 году к экзархату присоединилась часть приходов, ранее входивших в состав Сурожской епархии Московского Патриархата во главе с епископом Василием (Осборном), которые были недовольны усилением влияния Москвы на ситуацию в британских приходах после кончины основателя епархии, знаменитого митрополита Антония (Блума). Более либеральная богослужебная и пастырская практика Константинопольского Патриархата оказалась для них приемлемее «московского» подхода к этим проблемам. Конфликт удалось разрешить только после длительных переговоров. Добавим к этим проблемам и уже упомянутое «вторичное» предоставление автокефалии Константинополем Чешской церкви, и активизацию в последнее время конкуренции между Москвой и Константинополем в Китае.

Однако наиболее жесткое противостояние между двумя Патриархатами произошло в Эстонии. Несмотря на отмену Томоса в 1978 году, после восстановления независимости Эстонии в стране была создана параллельная юрисдикция, восходившая к синоду, находившемуся в подчинении Константинополя и оказавшемуся в эмиграции в Стокгольме. Эстонское правительство оказало ей полную поддержку, а Константинополь в 1996 году восстановил действие Томоса, вновь предоставив эстонской церкви автономию. Это решение привело к временному прекращению отношений между Москвой и Константинополем, что стало беспрецедентным явлением для двусторонних контактов. Ранее, несмотря на все существовавшие проблемы, церкви продолжали поддерживать между собой молитвенно-каноническое общение. Однако уже вскоре оно было восстановлено, и в ходе трудных переговоров удалось достичь частичного компромисса – принципиального признания наличия двух юрисдикций.

Но сохраняющиеся разногласия по имущественным вопросам привели к тому, что Московский Патриархат до сих пор воздерживается от каких-либо отношений с эстонской «автономией» Константинополя. Так, делегации Московского Патриархата покинули уже несколько значимых мероприятий с участием православных церквей, когда выяснилось, что на них присутствуют «константинопольские эстонцы». Так, Русская православная церковь в связи с этим приостановила свое участие в Смешанной православно-католической богословской комиссии, работа которой проходила в итальянском городе Равенна. А в июне нынешнего года делегация Московского Патриархата демонстративно покинула заседание комиссии по подготовке встречи предстоятелей православных церквей, которое состоялось на острове Родос.

Усиливается влияние Константинопольского патриархата и на другие церкви. Так, его союзник Феофил был избран Иерусалимским Патриархом (недавняя скандальная история с критикой политики РПЦ на Святой Земле с его стороны демонстрирует крайне прохладное отношение этого архиерея к Московскому Патриарху). В то же время московский протеже, митрополит Тимофей, получивший образование еще в СССР, проиграл еще предыдущие патриаршие выборы в этой церкви. Другой союзник, Иероним II, возглавил Элладскую церковь - неудивительно, что он сопровождал Патриарха Варфоломея во время его визита в Киев.

Украинский конфликт

Неудивительно, что в этой ситуации украинские неканонические церкви обратились за легитимацией своего статуса в Константинополь, рассчитывая на понимание. В информационном пространстве появились слухи о том, что Константинополь вот-вот признает Филарета – некоторые утверждали, что это могло произойти уже во время нынешних торжеств. Однако вместо этого Патриархи Алексий и Варфоломей вместе служили Литургию, затем мирно поговорили и разошлись, а глава внешнеполитического ведомства РПЦ митрополит Кирилл заявил после этого, что это была встреча двух братьев, а не конкурирующих фирм. Но все равно создалось впечатление, что худшего сценария – конфликта в мировом Православии – удалось избежать едва ли не в последний момент. Особенно если учесть, как российские СМИ в последние дни относились к Патриарху Константинопольскому – чуть ли ни как к агенту США и мирового империализма и русофобу, который действует против России по указанию американцев.

На самом деле, подобный пиар имеет мало общего с действительностью. Правдой является то, что президент Ющенко действительно хочет, чтобы Константинопольский предстоятель придал легитимность Филарету и его соратникам. Равно как и церковные интересы Москвы и Константинополя часто серьезно расходятся, как это отмечалось выше – но это объективная проблема, не связанная с западными «заговорами». Самое главное – Константинополь настаивает на своем реальном первенстве в православном мире, а Москва готова признать за ним только первенство номинальное.

Патриарх Варфоломей направился в Киев, для того, чтобы утвердить свое понимание иерархии в православном мире. Он неоднократно подчеркивал, что именно его церковь является материнской для украинской. А раз так, то, следовательно, Константинополь имеет право на роль арбитра в конфликте между различными церковными течениями в Украине. В своем обращении к православным верующим Украины Варфоломей не упоминал ни о канонической церкви, ни о раскольниках, которыми в Москве считают Филарета и его сторонников, равно как и небольшую и становящуюся все более маргинальной автокефальную церковь. Константинопольский Патриарх говорит лишь о «путанице», о «разделении», которое «разрушает не только духовное единство, но и гражданское единство украинского народа и несет в себе очевидные тяжелые последствия для будущего Украины». В Москве резко негативно относятся к вмешательству президента Ющенко и его брата Петра в церковные проблемы. В Константинополе, напротив, полагают, что «гражданское, политическое, церковное и, в целом, интеллектуальное руководство украинского народа имеет общий долг использовать как можно шире в допустимых пределах данный Богом дар Крещения не только для безотлагательного исправления различной путаницы и травм исторического прошлого, но и для восстановления объединяющей роли, которую играла Православная Церковь в самосознании Христолюбной украинской нации». Подобная цитата – с некоторыми стилистическими правками – могла бы исходить из уст украинского президента.Но раз Варфоломей хочет быть арбитром, то заинтересован ли он в том, чтобы однозначно публично встать на сторону одного из участников украинского церковного конфликта – в данном случае Филарета, к которому Константинополь к тому же не питает особых симпатий? Тот в 90-е годы пытался объединить вокруг себя различные неканонические группировки, в том числе и греческие, которые считают Варфоломея еретиком. Или же Константинопольскому Патриарху важнее, чтобы его арбитражная роль была молчаливо признана Москвой, хотя и без какого-либо оптимизма (и с желанием пересмотреть ее при первом удобном случае). Чтобы и после киевских заявлений Варфоломея Московский Патриарх сохранил бы с ним внешне дружеское, братское общение. Чтобы добиться от Москвы уступок, к примеру, в эстонском церковном вопросе. Осенью в Стамбуле должна состояться всеправославная встреча, в которой должны принять участие предстоятели всех канонических церквей – в последние месяцы существовали большие сомнения в том, что Алексий II приедет к Варфоломею (а, следовательно, значение встречи резко снизится). После диалога Патриархов в Киеве Варфоломей выразил надежду на то, что его российский коллега все же посетит Стамбул: обычно такие заявления не делаются на пустом месте.

Необходимо упомянуть и контригру Московского Патриархата, который в последние дни развернул активную борьбу за симпатии православного мира – так, он привлек на свою сторону Кипрскую церковь, которая проигнорировала киевские торжества, а также добилась отмены под благовидным предлогом визита в Киев грузинского Католикоса. Понятно, что если бы Константинополь в настоящей ситуации пошел на одностороннее признание Филарета, то была бы не только сорвана встреча в Стамбуле, но и подорвано единство православных церквей. Взамен же Варфоломей получал крайне ненадежного, политически конъюнктурного союзника, на стороне которого находится лишь меньшинство практикующих верующих Украины (многие сочувствующие Филарету украинцы редко посещают храмы – для них его юрисдикция важна не из-за православия, а из-за национального фактора).

По данным «Коммерсанта», свою роль сыграло и государство, с которым, по сложившейся традиции, координирует свою деятельность Московский Патриархат. Газета пишет, что «если проанализировать последние контакты российских руководителей, то можно обнаружить, что в течение последней недели президент Медведев и премьер Путин довольно часто общались с лидерами тех стран, в которых находятся ведущие поместные православные церкви. К примеру, 19 июля Владимир Путин поговорил с греческим премьером Костасом Караманлисом (на официальном сайте правительства РФ о разговоре не упоминается, в пресс-службе греческого премьера факт разговора подтвердили). В тот же день российский премьер поговорил со своим турецким коллегой Реджепом Эрдоганом. 21 июля Дмитрий Медведев разговаривал с президентом Египта Хосни Мубараком».

Представляется, впрочем, что Константинопольский Патриарх и без этого не пошел бы на жесткий конфликт с Москвой, чреватый разрывом отношений, так как рассчитывает получить больше преимуществ с помощью утверждения своей арбитражной функции как во вселенском православии, так и в делах украинских верующих. Похоже, что контригра Москвы в действительности была направлена не на срыв предполагаемого приема Филарета в лоно Константинопольского Патриархата, а на то, чтобы не допустить превращения киевских торжеств в демонстрацию главенства Варфоломея в православном мире накануне стамбульского саммита. Неудивительно, что, по некоторым данным, Константинополь выдвинул такие условия для признания канонического статуса украинских юрисдикций, которые были заведомо неприемлемы для украинской стороны – покаяние и никакого автокефального статуса (по сути дела, речь могла идти только о восстановлении Киевской митрополии). Фактически это соответствует требованиям Москвы.

Есть и еще одно обстоятельство, прямо не имеющее отношения к противоречиям между Москвой и Константинополем. Речь идет о позиции Украинской православной церкви (УПЦ) во главе с митрополитом Владимиром (Сабоданом), находящейся в юрисдикции Московского Патриархата. Это самая многочисленная украинская юрисдикция – она насчитывает около 11 тыс. приходов, в то время как общее число приходов, находящихся в ведении УПЦ КП и УАПЦ, составляет около 4 тыс. Она имеет несколько неопределенный статус, обладая «широкой автономией» в рамках РПЦ, то есть официально не является ни автономной, ни автокефальной церковью. В 90-е годы УПЦ была, по сути, продолжением РПЦ, слабо проявляющей собственную идентичность, но сейчас ситуация изменилась, что видно из последовательности внешне второстепенных, но, на самом деле, значимых для церковных людей событий.

В мае прошлого года Священный Синод УПЦ принял решение поминать митрополит Владимира на церковных службах как «Господина и Отца нашего» - по аналогии с Патриархом (ранее было просто «Господина нашего» - как любого епархиального архиерея). В декабре Архиерейский собор УПЦ принял поправки в Устав своей церкви – большинство из них носят технический характер, но одно является сущностным – УПЦ признается независимой и самостоятельной не только в своем управлении (как в предыдущей версии Устава), но и в устройстве. На этом же соборе была осуждена деятельность одной из наиболее активных пророссийских околоцерковных групп – Союза православных граждан Украины, пользующегося поддержкой руководства РПЦ. На прошедшем в нынешнем году Архиерейском соборе РПЦ Патриарх Алексий II заявил, что поправки в устав УПЦ, зарегистрированные Минюстом Украины до собора, вступают в силу только после утверждения Архиерейским собором и патриархом Московским – тем самым, Москва показала, что намерена контролировать значимые действия Киева.

Отметим в связи с этим и совсем «свежий» факт. На заседании Священного Синода УПЦ 16 июля было принято обращение к Московскому Патриарху об изменениях в Устав РПЦ с тем, чтобы внести в него норму, по которой право налагать такие канонические прещения как пожизненное запрещение в священнослужении, извержение из сана и отлучение от Церкви в пределах УПЦ было бы передано предстоятелю и Священному Синоду УПЦ. Пока что ответа на это обращение не последовало.

Кроме того, меняется и политическая позиция церкви. Если в 2004 году она поддерживала считавшегося пророссийским кандидата в президенты Виктора Януковича, то сейчас старается дистанцироваться от политики. Добавим к этому и то, что целый ряд деятелей УПЦ высказывают мнения не о принципиальной невозможности, а лишь о несвоевременности автокефалии, о неподготовленности к ней на данном этапе значительного количества клира и паствы. Даже такой символический вопрос, как роль анафематствованного гетмана Мазепы в истории украинского православия, из, казалось бы, давно решенного, переходит в разряд обсуждаемых. Неудивительно, что встречавшие Московского Патриарха Алексия II в Киеве православные активисты выступали, в частности, за введение ставропигии, то есть непосредственного подчинения Москве приходов, непримиримо выступающих против автокефалии.

Понятно, что УПЦ выступает против того, чтобы Константинополь вел переговоры с другими украинскими церковными группами в обход крупнейшей – и единственной канонической – юрисдикции. В то же время она подчеркивает, что хотела бы сохранять позитивные отношения со Вселенским Патриархатом, который, в случае ее договоренностей с Филаретом, оказывалась в конфликте с большинством украинских православных, уже адаптированных (или адаптирующихся) к жизни в независимой Украине. В связи с этим неудивительны и консультации российских государственных деятелей с их зарубежными коллегами – речь на них могла идти не об опасности конкретного соглашения «Варфоломей-Филарет», а о возможном росте влияния Константинополя на процессы в украинском православии в целом. В том числе и в контексте отношений с канонической церковью.

Таким образом, отношения двух Патриархатов – как в целом, так и на украинском «направлении» - видимо, и дальше будут носить напряженный характер. Однако ни один из них, как отмечалось выше, не заинтересован в том, чтобы доводить дело до окончательного драматического разрыва. Поэтому, скорее всего, конфликтные «вспышки» будут сменяться периодами «холодного мира» или даже демонстрациями единства, подобными той, которая произошла в Киеве.

Алексей Макаркин – вице-президент Центра политических технологий

---

1. В православном мире существует ряд равноправных автокефальных церквей, среди которых Константинопольская, согласно исторической традиции имеет «первенство чести» (то есть является первой среди равных). В состав автокефальных церквей могут входить автономные, которые обладают внутренним самоуправлением, не не независимостью. Для получения канонической автокефалии необходимо согласие «материнской» церкви, в состав которой входила до этого церковь, претендующая на повышение своего статуса. В противном случае подобные действия считаются неканоническими и не признаются ни «материнской» церковью, ни церквями, с которыми она находится в молитвенно-каноническом общении. Некоторые (но не все) предстоятели автокефальных церквей имеют сан патриарха; их власть ограничена церковными соборами, имеющими право при определенных обстоятельствах (например, при высказывании еретических суждений) отрешать патриархов от должности. У православной церкви нет «земного» главы - главой церкви признается Иисус Христос.

Версия для печати