06.08.2008 | Сергей Маркедонов

Смена лиц или смена вех?

5 августа 2008 года в Карачаево-Черкесской Республике (КЧР) появился новый президент. После того, как глава Российского государства Дмитрий Медведев 30 июля предложил свою кандидатуру на высший должностной пост КЧР (им стал судья Конституционного суда РФ Борис Эбзеев), на внеочередной сессии Народного собрания республики депутаты проголосовали за нового руководителя региона.

На сессии присутствовали 66 из 73 депутатов, поскольку решение Дмитрия Медведева застало многих народных избранников на парламентских каникулах. И, тем не менее, помощью корректировок процедуры голосования кандидатура Эбзеева была поддержана. При этом представители политической элиты КЧР решили публично продемонстрировать приверженность цивилизованным нормам передачи высшей республиканской власти. На сессии парламента КЧР присутствовал и предыдущий президент республики Мустафа Батдыев. Напомним, что срок его полномочий истекал 4 сентября нынешнего года. В своей прощальной речи уходящий президент республики заявил: «Искренне хочу поблагодарить Дмитрия Медведева за достойную кандидатуру. Я уверен в том, что Борис Эбзеев справится с проблемами, которые есть в республике».

Накануне нового кадрового назначения автору настоящей статьи приходилось общаться с представителями власти и общественных движений КЧР. В доверительных беседах многие сетовали на действующую власть (здесь всякое лыко приходилось в строку, начиная от пресловутого «дела Каитова» до укоренившегося за 4 года предшествовавших года непотизма). Однако многие, подводя итоги, делали вывод, что Москва скоре всего не захочет «менять коней на переправе» и предпочтет проверенные кадры новым лицам. Впрочем, такая логика была оправданной. До сего дня Кремль ставил политическую лояльность намного выше, чем репутацию управленца (тем паче репутацию среди населения, а не во властных коридорах). Многое говорилось и о том, что внутри КЧР никакой реальной альтернативы Батдыеву нет и вряд ли таковая появится, учитывая и обстановку в самой республике, и избранную Кремлем модель «дистанционного управления» (когда лидер республики получал серьезные неформальные полномочия, демонстрируя при этом абсолютную лояльность центру). В качестве аргумента в пользу Батдыева приводился еще и следующий тезис. При отсутствии в КЧР развитых институтов гражданского общества и цивилизованной ротации власти реальное управление можно осуществлять только на основе клановых механизмов (через продвижение «своих» кадров). Иначе решения будут саботироваться, а то и просто забалтываться и срываться. Таким образом, с помощью неформальных схем можно было держать власть под контролем и обеспечивать хотя бы медленное движение.

В конце июля - начале августа 2008 года федеральный центр преподнес всему Северному Кавказу определенный сюрприз. Выбор кандидатуры будущего главы республики был сделан не между представителями местной элиты. На должность главы КЧР был предложен профессиональный юрист, сделавший себе карьеру на федеральном уровне. Судья Конституционного суда РФ, участник Конституционного совещания 1993 года, человек, принимавший участие в подготовке Основного закона страны, а также федерального закона о высшей судебной инстанции в стране - это фигура далеко не местного масштаба. При этом своей биографией Эбзеев очень тесно связан с республикой и всеми хитросплетениями ее новейшей истории.

Он родился 25 февраля 1950 года на территории тогдашней Фрунзенской области (в советское время Бишкек назывался в честь прославленного революционера и военачальника Михаила Фрунзе). В советскую Киргизию были депортированы карачаевцы. Следовательно в восприятии своих земляков (речь, естественно о массовом восприятии) новый президент - один из тех, кто разделил горечь сталинских репрессий, вынужденного проживания в дали от исторической родины. При этом среднюю школу Эбзеев закончил в Карачаевске, на территории КЧР, куда депортированным было разрешено вернуться в 1957 году. Далее было обучение в Саратовском юридическом институте, служба в органах МВД, преподавательская работа опять же в Саратове. Судьей Конституционного суда он был выдвинут народными депутатами от Карачаево-Черкесской Автономии. Однако и до, после 1991 года его деятельность разворачивалась уже, главным образом, на федеральном уровне. Как говорится, иной масштаб задач. Эбзеев подолгу жил и работал вне пределов республики. У него есть местные «корни» и «общая история» с республикой (о чем мы писали выше) но высшие карьерные успехи (и по советским меркам, и по российским) были достигнуты за пределами КЧР. В принципе, схожий опыт у республики уже был. Первый избранный в постсоветский период президент республики Владимир Семенов стал генералом также на общегосударственном поприще, что, впрочем, не помешало ему быстро овладеть «домашней ситуацией» и превратиться в объект критики и за клановость, и за непотизм.

Однако казус Эбзеева отличается от истории 1999 года с Владимиром Семеновым. В 1999 году имели место выборы (которые, правда, спровоцировали в республике сложный кризис и едва не привели к межэтническому противоборству). Кстати Эбзеев принимал участие в кампании 1999 года, хотя существенных успехов не имел. Он сошел с дистанции на первом туре голосования. В 2008 году Эбзеева выдвигает Кремль. Сегодня, девять лет спустя, роль федерального центра - это не позиция арбитра, наблюдающего за схваткой разных элит внутри КЧР. Это - определенная и жестко детерминированная позиция. Выдвижение Эбзеева хорошо укладывается в новые медведевские идеологемы (поддержка правовых оснований власти, борьба с коррпупцией). Отсюда и ставка на юристов, и отказ от «проверенных кадров», чья репутация, мягко говоря, небезупречна.

Между тем, одной смены лиц во властных структурах КЧР (да и всего Северного Кавказа в целом) явно недостаточно. С помощью каких методов будет новый руководитель осуществлять свои полномочия? В данном случае, конечно же, речь не идет о его полномочиях, определенных законодательством. Сегодня только ленивый не пишет о кавказской клановости (и о ее варианте внутри КЧР). Но как с этой пресловутой клановостью будет бороться конституционный судья? Создаст свой собственный клан? Вспомнит о близких и дальних родственниках или же попытается изменить сами основы управленческой игры в КЧР? Но, а если выберет правовой путь, то найдет ли поддержку в Москве? Очевидно, что одной воли республиканского лидера (даже со знаниями и опытом Эбзеева) будет не хватать для действительного обновления и оздоровления власти. Без поддержки Москвы любой самый распрекрасный руководитель превратится либо в свадебного генерала, либо примет правила игры, практикуемые на местах.

Сам новый лидер КЧР чрезвычайно осторожен. Выступая 5 августа 2008 года на внеочердной сессии Народного собрания республики, он заявил следующее: «На состоявшихся вчера встречах с представителями власти и пяти субъектообразующих народов везде меня спрашивали - готова ли у меня президентская программа. Но пока еще не изучив проблемы, которые существуют в республике, говорить об этом слишком рано. Существуют проблемы регионального развития, необходимо формировать новые социальные институты и нельзя забывать о роли власти в развитии территории. Я приехал работать и никому не обещаю легкой жизни. Ибо ни один человек, будь он семи пядей во лбу, не в состоянии с легкостью решить существующие проблемы». Сразу же возникают вопросы по поводу использования политической лексики нового президента. Что означает пять субъектообразующих народов? Понятно, что Эбзеев (как ранее и его предшественники) понимают под этим пять самых крупных этнических групп в КЧР (карачаевцы, русские, черкесы, абазины и ногайцы). Однако насколько такое разделение (с подчеркиванием этнической особости) способствует формированию единой гражданской политической российской нации? Не является ли такое закрепление «инаковости» лучшим способом консервировать сложившиеся кадровые принципы, при которых ценится в первую очередь не профессионал и специалист, а представитель «своего этноса». В последние годы в СМИ и экспертных кругах велось немало дискуссий по поводу необходимости зафиксировать статус русского народа, как «государствообразующего» в Конституции РФ. Эту идею все же решили не реализовывать, справедливо полагая, что ни к чему, кроме, как к укоренению различий и противопоставлений это не приведет. Наверное, и на региональном уровне настало время пересмотреть политическую лексику (с коренными и титульными народами, равно как и с «субъектообразующими»). Для этого опыт общегосударственной деятельности (оторванной от местных предрассудков) мог бы быть чрезвычайно полезен.

«Не обещаю молочных рек и кисельных берегов, будем работать. Карачаево-Черкесия и впредь будет являться неотъемлемой частью Российской Федерации и верным форпостом на её южных рубежах», - заявил Борис Эбзеев. Ранее, говоря о республиках Северного Кавказа слово «форпост» чаще всего использовалось по отношению к Северной Осетии. Теперь Карачаево-Черкесия также называется «верным форпостом». Между тем, слово форпост взято из имперского политического словаря, когда внешний контроль (прежде всего, военно-политический) важнее, чем общие гражданские и политические правила игры. Сегодня для КЧР (равно и для любой республики Северного Кавказа) гораздо важнее приход формального права и общих правил игры, чем особые статусы и привилегии. Сказав «а», федеральная власть должна говорить и все другие буквы алфавита. Ставка в первую очередь на профессионализм, а не на лояльность должна стать всеобщим правилом в формировании всех уровней власти. За сменой лиц на Кавказ должна прийти новая кадровая политика.

Сергей Маркедонов - зав. отделом проблем межнациональных отношений Института политического и военного анализа, кандидат исторических наук

Версия для печати