11.08.2008 | Игорь Бунин

Россия и Грузия: война де-факто

7 августа в 23:45 по московскому времени грузинская тяжелая артиллерия начала массированный обстрел Цхинвали. В эфире грузинского телеканала «Рустави 2» командующий миротворческими операциями Вооруженных сил Грузии генерал Мамука Курашвили заявил, что грузинская сторона приступила к операции по наведению в Цхинвальском регионе «конституционного порядка». Это привело к гибели не только многих – по некоторым данным, до двух тысяч – осетин, а также 12 российских миротворцев, оказавшихся в зоне боевых действий.

В тот же день части 58-й российской армии вошли в Южную Осетию с заявленной целью предотвращения гуманитарной катастрофы. После этого между Россией и Грузией началась война де-факто, которая характеризуется боевыми действиями в Южной Осетии, бомбардировками российской авиацией целей в самой Грузии и расширением российского военного присутствия в Абхазии.

Рано утром 8 августа Грузия открыто объявила, что начала операцию по восстановлению территориальной целостности. Это одна из самых приоритетных задач, с которой пришел к власти президент Михаил Саакашвили в результате «революции роз». Буквально сразу ему удалось тогда взять под контроль Аджарию. Причем для этого даже не понадобилось активных военных действий (хотя силовой фактор также сыграл свою роль). Главными причинами успеха тогда были три фактора: во-первых, неустойчивость режима Аслана Абашидзе (в регионе была крайне активна оппозиция, а сам режим погряз в обвинениях в коррупции и неэффективности); во-вторых, ослабленность этнического фактора – большинство населения региона составляли этнические грузины; в-третьих, - помощь России. Напомним, что при прямом участии Москвы Абашидзе добровольно отказался от власти и покинул страну. Тбилиси гарантировал ему непреследование (хотя впоследствии весь его бизнес был разрушен, а в отношении него и его родственников заведены дела).

Почти сразу после успеха в Аджарии Михаил Саакашвили попытался повторить блицкриг в отношении Южной Осетии. В июне 2004 года в зону грузино-осетинского конфликта была введена тяжелая боевая техника и вооруженные силы. Однако тогда Саакашвили рассчитывал не столько на силу, сколько на давление: была предпринята попытка блокировать Рокский тоннель (главной причиной начала кампании была провозглашена борьба с контрабандой), однако осуществить это оказалось практически невозможно – для этого Тбилиси понадобилось бы пересечь полностью территорию Южной Осетии или высадить там десант. К настоящей войне Грузия тогда была просто не готова: Южная Осетия являлась гораздо более проблематичным регионом, чем Аджария.

Во-первых, ключевым здесь является этнический фактор. Еще не забыты события 90-х годов, породивших ненависть многих осетин к грузинам, и преодолеть это кажется невозможным.

Во-вторых, режим Эдуарда Кокойты достаточно устойчив, что показали его перевыборы в 2006 году (тогда же был проведен и референдум о независимости). В Южной Осетии нет сильной оппозиции и внутриполитической конкуренции (чего нельзя сказать, например, об Абхазии, где имели место альтернативные выборы, по итогам которых победил Сергей Багапш). В то же время важно отметить, что его особенностью является прямое делегирование российских офицеров на высшие посты в военном руководстве республики, что подчеркивало роль непризнанной республики как военно-политического форпоста России в регионе.

В-третьих, Россия в данном случае уже не могла повторить свою роль посредника по аналогии с аджарским вариантом: Южная Осетия, также как и Абхазия – это зоны конфликтов, где располагаются российские миротворцы, и Москва считала наличие своей посреднической миссии условием сохранения своего влияния в регионе и гарантией невступления Грузии в НАТО (для того, чтобы войти в состав альянса, страна не должна иметь территориальных проблем). Цена «сдачи» Южной Осетии для России в данном случае значительно выше, чем «цена сдачи» Аджарии. На кону были геополитические интересы России. Кроме того, аджарское посредничество не привело к улучшению российско-грузинских отношений – в Тбилиси его расценили не как жест доброй воли, а как вынужденный шаг.

Учитывая более проблематичный характер решения проблемы Южной Осетии, Грузия на протяжении 5 лет выбирала между мягким и жестким сценарием «восстановления территориальной целостности». Мягкий вариант де-факто реализовывался постоянно: это было выражено в постоянном напряжении (политика измора), которое создавалось вокруг непризнанной республики (достаточно вспомнить обещание Окруашвили в 2006 году провести «Новый год в Цхинвали»), а также попытки подорвать легитимность режима и создать альтернативное правительство. Так, в грузинских селах Южной Осетии на альтернативных выборах президента голосовали за бывшего премьера Южной Осетии Дмитрия Санакоева, ориентированного на Тбилиси и обвиненного цхинвальскими властями в измене. На стороне Грузии действует и «Союз национального спасения Южной Осетии», возглавляемый бизнесменом Владимиром Санакоевым. Тогда же грузинское руководство в качестве «примирительного жеста», отправило в отставку Окруашвили: Тбилиси всеми силами подчеркивали готовность политическими методами решать осетинскую проблему.

Однако мягкий сценарий практически ничего не давал: альтернативное правительство не имело никого отношения к населению и элитам Южной Осетии, оказавшись беспомощным и ненужным. Внешнее давление на республику также не сказывалось на устойчивости режима. Оставались два варианта – либо отказ от присоединения Южной Осетии на неопределенный период, либо реализация жесткого сценария.

Михаил Саакашвили выбрал второй вариант – главным аргументом в его пользу стало создание современной армии, чего у Грузии не было еще в 2004 году. При помощи Запада и, в частности, НАТО Михаил Саакашвили построил практически с нуля новые вооруженные силы. Совместно с США была реализована программа «Обучение и оснащение», на которую США выделили $64 млн. Под эту программу было отобрано две тысячи солдат и офицеров, который составили высокопрофессиональный спецназ. Еще через полтора года была открыта аналогичная программа уже для шести тысяч рекрутов. Одновременно более чем в пять раз вырос военный бюджет. Все это позволило Грузии как минимум рассчитывать на благоприятный исход войны с Южной Осетией, которая не обладает достаточными собственными вооруженными силами, опираясь лишь на российских миротворцев.

До сих пор считалось, что еще одним (возможно решающим) препятствием на пути силового вариант, является позиция Запада, который не заинтересован в эскалации конфликта и не готов принять на себя ответственность за возобновление кровопролития. Нынешняя ситуация отличается, прежде всего, сдержанной реакцией Запада, который фактически отказался от осуждения Грузии. Белый дом в первые часы конфликта призвал стороны к перемирию. Великобритания выразила глубокую обеспокоенность эскалацией ситуации в районе грузино-осетинского конфликта и призвала стороны «немедленно прекратить боевые действия и незамедлительно возобновить переговоры». Лондон также призвал соседей Грузии не вмешиваться в ситуацию. Вашингтон призвал Россию отвести войска от границы с Грузией и не посылать туда своих добровольцев. Действия Грузии не осудил никто, кроме России. Все это означало, что Грузия де-факто получила санкцию на «наведение конституционного порядка».

Ключевую роль в поддержке Грузии играют США. Политическая поддержка прямо была оказана помощником госсекретаря США Мэтью Брайза и председателем сенатского комитета по международным делам Байденом – показательно, что речь идет о представителях обеих американских партий. Таким образом, несмотря на некоторые различия, внешняя политика США на грузинском направлении, в целом, носит двухпартийный характер. Для США всегда одной из стратегических задач на постсоветском пространстве было выдавливание России с территории Южного Кавказа, также как для России – сохранение своего военного присутствия. Начало войны в Южной Осетии и ввод российских войск в долгосрочном плане способны пошатнуть позиции России в этом регионе: Москва оказывается фактически в международной изоляции, статус миротворческих сил изменен (они воспринимаются как агрессоры), подорвана их легитимность. По мере того, как Россия в глазах мирового сообщества превращается в оккупанта, Грузия пользуется сочувствием, уровень ее международной поддержки повышается. Рост изоляционности России в полной мере проявился на Совбезе ООН. Одновременно возрастает и политическая мотивация Грузии по форсированию своего вступления в НАТО.

Судя по всему, Грузия рассчитывала на блицкриг, в результате которого удастся быстро получить контроль над всей территорией Южной Осетии (и Грузия была близка к этому), а Россия просто не успеет вмешаться. Даже если бы затем последовало решение о введении российских войск, на фоне контроля Грузии над территорией автономии, это оказалось бы для России более проигрышным вариантом. Кроме того, Грузия могла рассчитывать и на изменение во внутриполитической ситуации в России: наличие двух лидеров – президента и премьера гипотетически могло затянуть время принятия решений (и это также частично подтвердилось).

Москва оказалась в драматической ситуации. Действительно, первоначально российские лидеры явно не хотели идти на полномасштабный конфликт. Владимир Путин в частности заявил: «Из России и других мест собирается много добровольцев (в Южную Осетию), и мир удерживать очень тяжело». Только во второй половине дня Россия начала открыто выступать на стороне Южной Осетии – когда были получены данные как о масштабе жертв среди осетин, так и о жертвах среди российских миротворцев. В этой ситуации проявлять сдержанность было уже невозможно – любое промедление с принятием решительных мер приводило к падению авторитета российских властей как среди населения, так и в силовых структурах. Представляется, что именно гибель миротворцев принципиально изменила ситуацию. После крайне жесткого заявления Дмитрия Медведева началось прямое военное противостояние между Россией и Грузией, причем многие ограничения для российской стороны были фактически сняты – речь идет о подавлении военных объектов на территории Грузии. В воскресенье грузинские войска были вынуждены покинуть Цхинвали под сильным обстрелом со стороны российской армии. Необъявленная война идет и на море – российские корабли Черноморского флота выдвинулись к берегам Абхазии и потопили атаковавший их грузинский катер.

Помимо этого, Россия ввела свои войска в Абхазию. Это резко поднимает ставки в борьбе с Грузией: «цена» любых договоренностей резко возрастает. Москва стремится задействовать максимум своих возможностей для того, чтобы расширить свои возможности внутри региона. Причем на фоне восприятия действий России как агрессора, вопрос достаточности мер отпадает сам собой. В любом случае сейчас уже меняется статус двух автономий: Москва в нынешних условиях гораздо в большей степени готова к признанию независимости и Южной Осетии, и Абхазии. Ситуация может развиваться по сценарию Северного Кипра, а Москва в данном случае намерена в полной мере разыграть карту Косова.

Представляется, что гибель мирного населения и миротворцев принципиально изменила отношение российской власти ко многим проблемам. Саакашвили из геополитического оппонента превратился в ее глазах в преступника – соответственно, даже в случае скорого прекращения огня возврат к прежним отношениям (холодным, но предусматривающим определенное взаимодействие) будет невозможен.

Но дело не только в Грузии. Резко осложняются российско-американские отношения. С одной стороны, США, как и другие западные страны, настаивают на немедленном прекращении огня и отводе российских и грузинских подразделений на прежние позиции. Россия же настаивает на одностороннем отходе грузин и подписании ими обязательства не применять силу против Южной Осетии и Абхазии как минимальных условий для начала переговоров. В ответ Белый дом предупредил, что дальнейшая эскалация конфликта вокруг Южной Осетии с российской стороны может серьезно осложнить российско-американские отношения в долгосрочной перспективе.

С другой стороны, Россия фактически не признает за США права выдвигать какие-либо требования в отношении Москвы, обвиняя американцев, как минимум, в пособничестве грузинам, а, как максимум – в подстрекательстве. Постоянный представитель РФ при ООН Виталий Чуркин отметил, что российской стороне «не хотелось бы думать, что им был дан какой-то приказ из Вашингтона, нам хотелось бы надеяться, что, возможно, речь шла о той или иной неправильной интерпретации со стороны президента Грузии тех или иных сигналов, которые могли бы посылаться из Вашингтона». На дипломатическом языке это означает, что Россия подозревает, что за акцией Саакашвили стоят США. Неудивительно, что попытки достижения компромисса, предпринимаемые западными странами (Францией, Германией, ЕС) пока не привели к какому-либо результату – равно как и несколько заседаний Совбеза ООН. Одновременно Россия теперь будет предпринимать все усилия для того, чтобы не допустить участия США в любых форматах урегулирования южноосетинского конфликта. Так, заместитель министра иностранных дел РФ Григорий Карасин заявил, что поведение США «будет учитываться в дальнейшем, когда мы будем вести переговоры и рассуждать на темы мироустройства». Явный намек на желание России исключить любое посредническое участие США в разрешении кризиса.

Резко ухудшаются и российско-украинские отношения. Киев однозначно поддержал Тбилиси в конфликте с Москвой; кроме того, украинские власти угрожают не пустить в Севастополь российские корабли, направленные к берегам Абхазии. Но наибольшее возмущение в России вызвала информация о том, что российский дальний бомбардировщик Ту-22 был сбит в Грузии, предположительно, ракетой зенитно-ракетной системы С-200, поставленной Украиной. Более того, источник в российском Минобороны отметил, что «как правило, вместе с высокотехнологичным вооружением в страну-импортер одновременно направляются инструкторы и обслуживающий персонал». Фактически Россия обвинила Украину в причастности к уничтожению своего бомбардировщика. Эти события могут окончательно «похоронить» СНГ, которое и без того влачит достаточно призрачное существование.

Фактически у российской власти сейчас есть альтернатива – либо ограниченная операция по вытеснению грузинских войск из Южной Осетии (с отдельными ударами по военным объектам Грузии), либо разрушение военно-экономической инфраструктуры Грузии с целью недопущения угрозы со стороны Тбилиси в долгосрочной перспективе (по сербскому варианту образца 1999 года). Первый вариант дает России «эффект победы» в случае подписания Грузией соглашения о неприменении военной силы и сохранения российского военного присутствия в регионе. Однако он может дать такой же эффект и правительству Саакашвили, которое уже подчеркивает в публичном пространстве, что его войска два дня удерживали Цхинвали против российской армии. С учетом того, что в ХХ веке у Грузии не было побед – в 1921 году страна почти без боя сдалась Красной армии, а в 1992-1993 годах потерпела сокрушительные поражения от осетин и абхазов – то хотя бы недолговременный захват Цхинвали может стать поводом для самоутверждения. И к культивированию реваншистских настроений, которые и без того сейчас сильны в грузинском обществе.

Второй вариант вписывается в рамки мер по наказанию агрессора, но угрожает серьезными последствиями в отношениях с международным (причем не только западным) сообществом, так как резко выходит за рамки гуманитарной операции. В отличие от США образца 1999 года Россия не может создать «антигрузинской коалиции», если не считать, конечно, поддержки со стороны непризнанных государств, чего явно недостаточно. Этот сценарий может привести к международной изоляции России.

Игорь Бунин – президент фонда «Центр политических технологий», доктор политических наук

Версия для печати