19.08.2008 | Сергей Маркедонов

«Связанный конфликт» и инстинкт самосохранения

В конце прошлой недели в селе Куртат Пригородного района (административно-территориальной единицы в составе Северной Осетии и одновременно спорной территории между этой республикой и соседней Ингушетией) произошла массовая драка между осетинами и ингушами. Напомним, что до 1992 года этот район был территорией совместного проживания представителей двух этнических групп Северного Кавказа. После осетино-ингушского конфликта 1992 года такое совместное проживание стало практически невозможным. Сегодня данный конфликт, несмотря на 16 лет относительного мира нельзя считать полностью разрешенным. И хотя последнее событие в селе Куртат двух соседних северокавказских субъектах РФ предпочитают не драматизировать, оно требует к себе должного внимания. Не в последнюю очередь и в связи с последними событиями в Южной Осетии.

По мнению заместителя министра внутренних дел Северной Осетии Сослана Сикоева, события в Куртате были быстро «купированы» успешными действиями правоохранительных структур. Глава же сельской администрации Иса Барахоев заявил в интервью «Коммерсанту»: «Мы не хотели бы раздувать этот скандал. Надеемся, что правоохранительные органы разберутся по справедливости и примут меры по предотвращению подобных случаев». Удивительная все-таки формулировка! Особенно, если принять во внимание, что милиция и прокуратура должны действовать по закону, а не в соответствии с представлениями о справедливости (критерии которой трудно определить). Как бы то ни было, традиционно чиновники и на Северном Кавказе, и за его пределами стараются любые межэтнические столкновения описывать и представлять в категориях «бытовых конфликтов», в которых нет мотивов неприязни к представителям иной этнической группы. Однако ситуация в Пригородном районе отличается от того же Ставрополя, Кондопоги или села Яндыки. Здесь в отличие от трех упомянутых выше случаев, имел место самый настоящий этнополитический конфликт, в котором были и вооруженные столкновения (хотя и кратковременные осенью 1992 года), и вынужденные переселенцы, и имущественные проблемы, и политизация насилия. В отличие от ситуации в Южной Осетии проблема Пригородного района (возникшая после депортации ингушского населения в 1944 году) не вышла на международный уровень. Однако говорить о том, что она успешно решена, нельзя. Две стороны (республики Северная Осетия и Ингушетия) имеют принципиально отличающиеся друг от друга позиции, а человеческие контакты между двумя образованиями в составе РФ крайне ограничены. И хотя даже трагедия в Беслане не спровоцировала новый виток конфликта (чего многие боялись и в двух республиках, и в Москве), осетино-ингушские отношения нельзя назвать сколько-нибудь удовлетворительными. Это снова показали и события в Куртате, где ссора двух молодых людей привела к массовым беспорядкам. Естественно, две конфликтующие стороны излагают свою версию событий. Однако для нас необходимо зафиксировать следующее. Любое неосторожное действие (и на бытовом уровне, и на уровне властей) может иметь отрицательные последствия для процесса осетино-ингушского примирения (который и без того продвигается крайне медленно).

Конечно, ситуация в Южной Осетии и локальная разборка в Пригородном районе события разного масштаба. В одно событие вовлечены ведущие мировые игроки (США, Европейский Союз, ООН, другие международные организации). Другое событие произошло на уровне сельской администрации и республиканского МВД. Вместе с тем, последнее локальное событие - один из небольших фрагментов долгоиграющего осетино-ингушского конфликта, который выходит уже на общенациональный российский уровень. Но самое главное- это взаимосвязь двух конфликтов, осетино-ингушского и грузино-осетинского. В данном случае мы говорим и о реальной канве событий, и о политическом (а также бытовом) их восприятии. Это - классический случай "связанного конфликта". Грузино-осетинский конфликт стал первым в постсоветской Грузии, переросшим в масштабное вооруженное столкновение в январе 1991 - июле 1992 годов. Он оказал существенное воздействие на ход и результаты осетино-ингушского противостояния внутри России, военная фаза которого пришлась на октябрь-ноябрь 1992 года. В результате обострения грузино-осетинских отношений в Северную Осетию в начале 1990-х годов прибыло порядка 43 тысяч беженцев из Южной Осетии и внутренних районов Грузии. Беженцы стали массовой опорой радикалов Северной Осетии, требовавших сохранения «территориальной целостности» своей республики за счет спорного с Ингушетией Пригородного района. Результат - появление 40 тысяч вынужденных переселенцев-ингушей и конфликт, полностью неразрешенный до сих пор.

Напомним, что 20 июля 1990 года была принята Декларация о государственном суверенитете Северо-Осетинской ССР (через месяц после принятия российской декларации и раньше всех союзных республик за исключением прибалтийских). Североосетинское руководство придерживалось жесткой "просоюзной политики", что объяснялось вовлеченностью республики в разрешение проблемы Южной Осетии и грузино-осетинского конфликта. Только в СССР могло произойти объединение двух Осетий в единое национально-государственное образование. В связи с этим многие политические мероприятия в Северной Осетии проводились в пику российскому центру (оппоненту союзного руководства). В 1991-м - начале 1992 года во Владикавказе подписание Федеративного договора также увязывалось с позицией Москвы по Южной Осетии. Однако и по прошествии многих лет «вопрос о Пригородном районе» по-прежнему болезненная тема.

Дабы не быть голословным приведу цитату из одного выступления главы Северной Осетии Таймураза Мамсурова двухлетней давности: «В 1992 году, как только в Южной Осетии начались события, мы туда ушли. К этому времени соседи ... посчитали возможным ринуться к нам, пока все лучшие сыны Осетии были на юге. И сегодня, к сожалению, все внешне выглядит также. Но если тогда у них идеологическую подготовку вели различные маразматики без легитимной власти, то есть не было парламента, президента, то сегодня официальные власти сделали все, чтобы основательно подготовить население... Правительство их днем и ночью находится на наших территориях». Напомним, что официальной версией осетинской стороны считается агрессивное нападение ингушей на Северную Осетию в октябре 1992 года. Ингушская же сторона говорит о заранее спланированной этнической чистке со стороны осетин (при помощи и выходцев из Южной Осетии и внутренних областей Грузии). За два года, конечно, много воды утекло. Однако проблема по-прежнему если не на официальном, то на «повседневном уровне» рассматривается подобным образом. 16 августа 2008 года известный веб-сайт «Кавказский узел» опубликовал материал с «говорящим» названием «Война в Южной Осетии напомнила жителям Ингушетии о конфликте в Пригородном районе». О чем же идет речь в упомянутом материале? Цитируем: «Жители Ингушетии, с которыми удалось побеседовать корреспонденту «Кавказского узла» по поводу военных событий в Южной Осетии и потока вынужденных переселенцев в южные регионы России, не выражали особого сочувствия жителям Южной Осетии, вспоминая события осетино-ингушского конфликта 1992 года.

Отметим, что в Ингушетию, в отличие от целого ряда регионов ЮФО России, беженцы из Южной Осетии не поступали». Далее корреспондент приводит высказывания отдельных жителей республики. Многие из них весьма красноречивы. «Теперь Россия жалеет Южную Осетию, но не ингуши, которые все очень хорошо помнят", - говорит 19-летняя Инесса из Назрани, вспоминая об убийствах ингушей в Пригородном районе и отмечая, что жертв того конфликта «никто особо не жалел» и никто за них не заступился». Надо отметить также, что беженцы из Южной Осетии были поселены в начале 1990-х гг. в том числе и в Пригородном районе (сегодня их примерно 7, 5 тыс. проживает на этой территории). И этот фактор также является отягчающим в двусторонних отношениях между двумя северокавказскими республиками. Обратимся снова к материалу «Кавказского узла»: «Исса, 39 лет, житель Пригородного района, отрицательно относится к этому (речь идет о проживании осетин из Южной Осетии в Пригородном районе - С.М.). По его мнению, к заселению жителями Южной Осетии местные власти готовили район уже давно. «И мы это знали, это подтвердит здесь каждый ингуш. К вселению готовили села Терк, Чернореченское и поселок Южный. Конфликт в Южной Осетии - это запланированный конфликт, все было давно разыграно. Из нескольких тысяч беженцев из Южной Осетии сделали катастрофу, а когда из Пригородного района выдавили 60-70 тыс. ингушей, то это не посчитали катастрофой, и об этом никто не трубил как сейчас. Жители же Южной Осетии проживали здесь и так с 1992 года. Северная Осетия вселила их в дома изгнанных ингушей. Я точно знаю, что несколько семей со времен конфликта 1992 года проживает в пос[елок] Южный». И таких настроений в Ингушетии немало.

Теперь представим себе ситуацию, что Россия спокойно наблюдает за тем, как грузинские войска и специальные формирования наводят «конституционный порядок» в Южной Осетии (которую они называют «Цхинвальским регионом»). Никакого «непропорционального применения» силы нет. Москва проявляет «добрую волю» и смотрит на действия соседа в соответствие с «правилами 21-го века», а не какой-то там «реальной политики». Все критики РФ довольны. Но, думается, что в этом случае поведение России было бы сочтено на Северном Кавказе за слабость, и те настроения, которые сегодня существуют в двух северокавказских обществах (ингушском и осетинском) материализуются на практике. Осетины, опасаясь того, что Москва их «бросила» начали бы самостоятельно решать свои конфликты с ингушами, упреждая их действия, а последние, воодушевленные успехами грузинской стороны, попытались бы взять реванш за поражение в 1992 году. Что бы из всего этого вышло? Произошла бы не только утрата международного престижа России из-за «сдачи Южной Осетии», но и практически гарантированно случился бы внутренний конфликт на Северном Кавказе. Противостояние 1992 года было бы «перезагружено», как это произошло с грузино-осетинским конфликтом. Здесь бы одной массовой дракой дело не ограничилось. А потому не следует слишком активно искать «анти-НАТО-вскую» составляющую в действиях РФ. Москва, прежде всего, пыталась обезопасить свой Северный Кавказ. Увы, но реальности не оставляли иного выбора. И дело здесь не в демократии или авторитарных традициях российской государственности. Все дело в элементарных инстинктах любой власти, которая существует только тогда, когда такие инстинкты ее питают.

Версия для печати