19.12.2008 | Сергей Маркедонов

Женевские переговоры: от идеологической конфронтации к дипломатической рутине

18 декабря в Женевском Дворце наций закончился третий раунд переговоров по ситуации на Южном Кавказе. Он проходил под совместным председательством Европейского Союза, ООН и ОБСЕ. В работе форума принимали участие делегации России, США, Грузии, Абхазии и Южной Осетии. Основными темами повестки дня стали перемещенные лица (беженцы) и проблемы безопасности. Таким образом, работа велась в двух тематических группах. Как и первые два третий раунд, говоря спортивным языком, не выявил победителя. На итоговой пресс-конференции французский дипломат Пьер Морель (являющийся сегодня вторым специальным представителем ЕС по Кавказу помимо специалиста по текущим вопросам шведа Питера Семнеби) сделал следующее заявление: «Участники дискуссий предварительно обсудили механизмы предупреждения конфликтов, все согласились в них участвовать, однако к конкретному согласию прийти пока не удалось». Наверное, никто, включая и Пьера Мореля, не ждал, что на декабрьском этапе переговоров кто-то придет к конкретным решениям. Следующий четвертый по счету раунд переговоров состоится уже в новом году, 17-18 февраля. Он пройдет также на гостеприимной швейцарской земле. Как говорится, место встречи изменить нельзя.

Однако, несмотря на отсутствие видимых результатов (имеется в виду подписание конкретных соглашений, коммюнике, принятие обязывающих решений по широкому спектру вопросов), нельзя назвать третий раунд Женевских переговоров абсолютно безрезультатным. Как минимум, он зафиксировал (или снова подтвердил) несколько важных тенденций. Во-первых, к третьему раунду Женевский переговорный процесс превратился из идеологически окрашенного мероприятия в рутинную работу дипломатов, достаточно скрытую от посторонних глаз. От раунда к раунду риторика высших государственных чиновников становится все мягче. Равно, как и их прямое вмешательство в процесс. Вспомним, как еще недавно в своем выступлении на Вашингтонском Совете по международным отношениям 15 ноября 2008 года российский президент Дмитрий Медведев заявил: «Мы готовы выстраивать и отношения с Грузией, но не с нынешним режимом. Потому что наша позиция заключается в том, что они совершили преступление. Вот эта «красная линия», за которую мы не можем перейти». И что же в итоге? Разве не с представителем «преступного режима» Георгием (Гигой) Бокерия ведет переговоры российский дипломат Григорий Карасин, представляющий и Россию в целом, и ее президента? Риторический вопрос. Впрочем, и в Грузии та же картина. Вспоминать все эмоциональные оценки Михаила Саакашвили занятие неблагодарное. Но одна его оценка достойна упоминания. Грузинский президент однажды назвал своего российского коллегу «политическим трупом». Следуя этой логике, грузинские дипломаты в Женеве занимаются политической некрофилией, общаясь с представителями этого самого «трупа» (поскольку иных властителей и их представителей просто нет). В декабре 2008 года про «красные линии» и «трупы» уже не говорят. К очередному раунду Женевских переговоров уже не относятся, как к генеральному дипломатическому сражению. Доминирует такой подход: «Состоялись, и, слава Богу!»В этой связи, кстати, следует отметить снижение интереса к событию со стороны СМИ (российских и европейских). Для такого вывода достаточно проведение несложного контент-анализа «топов» информационных агентств и печатных СМИ. Тема переговоров стала слишком «рабочей», следовательно, интересной, прежде всего, экспертам, наблюдающим за политическими процессами на Кавказе и в целом за динамикой международных отношений. Напомним, что на первом раунде грузинская сторона в упор не хотела видеть представителей Южной Осетии и Абхазии, полагая, что с «оккупированными территориями» не может быть равного разговора. К третьему страсти улеглись, разговор идет, хотя для Тбилиси его назвать успешным нельзя. Иное дело Абхазия и Южная Осетия. Их участие в переговорах от раунда к раунду повышает их статус. И дело здесь не в формальном признании их независимости. Растет понимание того, что это - не просто «оккупированные земли», и вообще не объекты «Большой игры», а субъекты конфликтного и мирного процесса на Южном Кавказе. Дипломатическая рутина помогает этому не меньше, чем «волна признаний», которые могли бы пройти от Никарагуа до Фиджи или Судана. Теперь уже многим становится ясным. Женевский процесс- это всерьез и надолго. Иллюзии (особенно сильные в грузинской среде), что два кавказских конфликта - это нечто уникальное, не похожее на Кипр, Балканы или Ближний Восток, что можно быстро разрешить «по доброй воле Москвы», проходят.

Вместе с тем пока трудно дается понимание того, что два обозначенные конфликта - это не просто соревнование амбиций и интересов, а еще и объективный процесс. Речь идет о формировании наций-государств после разрушения имперских образований и победы националистического дискурса. В этом процессе распад Советского Союза не был финальной точкой, он стал началом. Такие процессы по определению не завершаются быстро. Идет конфликт «воображаемых географий», разных идентичностей. И не только конфликт, но и само формирование политических и даже этнических идентичностей еще не завершено. Как, в самом деле, определять идентичность мегрельских крестьян в Гальском районе Абхазии? Этнологи в Тбилиси считают их грузинами, а те же самые грузинские политики и чиновники (кто тайно, а кто и явно) видят в них едва ли не предателей, готовых жить по «сепаратистским правилам». Ведь не случайно же порядка 55-60 тысяч гальских мегрелов вернулись из внутренних регионов Грузии во «враждебную Абхазию». И не просто вернулись. Многие из них стали сотрудничать с Сухуми, голосовать на абхазских выборах (не признаваемых никем). В то же время для многих в Абхазии (особенно для радикальных националистов) эта группа- «пятая колонна» Грузии, латентные оккупанты со всеми вытекающими последствиями. В Сухуми их называют мегрелами, а не грузинами. А материалы на грузинском языке (например, районная газета «Гал» выходит на трех языках, включая и грузинский) считаются изданиями на «мегрельском языке». При этом у Москвы пока всерьез не дошли руки до этой проблемы. Похожая ситуация может возникнуть и в Ахалгорском районе Южной Осетии. Там в отличие от сел Лиахвского коридора далеко не все грузины оставили родные дома. И сегодня для Цхинвали стоит непростая задача организации диалога с ними. Концепция «все грузины на одно лицо» могла быть оправдана во время пятидневной войны (и то с очень большими оговорками и с известными нюансами), но сегодня она будет только мешать международному продвижению Южной Осетии. Следовательно, вопросы идентичности также будут в «подвешенном состоянии».

Собственно говоря, промежуточным итогом переговоров можно также считать понимание того, что вне зависимости от статуса спорной территории ее население (особенно в Гальском и Ахалгорском районах) должно иметь элементарные человеческие права. Вопрос о флаге и государственной принадлежности должен стать по отношению к их нуждам вторичным. До того, как определиться патриотом какой страны себя считать, эти люди должны получать питание, лечение, образование, иметь гарантии безопасности. Все остальное зависит от мастерства переговорщиков. Но первичные гуманитарные нужды должны стать предметом первостепенного внимания.

Следующий важный промежуточный итог третьего раунда - это усвоение той истины, что интернационализация мирного урегулирования может стать некоей серьезной альтернативой «российской монополии». Напомним еще раз, Женевский формат в отличие от заседаний СКК по Южной Осетии проходит под председательством ООН и европейских структур (да еще и при участии и под недремлющим оком США). И что же в итоге? При СКК с российской монополией в течение 12 лет с 1992-1004 гг. Южная Осетия с Грузией жили мирно, развивали экономические контакты, ездили друг к другу в гости и постепенно шли в сторону поиска той или иной формы интеграции. Москва, кстати (особенно в 1990е гг.) не собиралась ложиться костьми на этом пути. Но как только в Тбилиси поняли, что есть геополитический выбор (пусть и надуманный, и переоцененный), и что Россия более не монополист (на горизонте появились США и ЕС), конфликт стали размораживать. И что толку в том, что сегодня не одна страна говорит с Тбилиси, а много разноязыких дипломатов. Потеряна не только часть бывшей Юго-Осетинской Автономной области, но и Ахалгорский район, верхняя часть Кодори. В Грузию пошли новые потоки беженцев, о которых теперь будут говорить не только российские чиновники, но и респектабельный французский дипломат Пьер Морель. Но даже при всем его мастерстве, вряд ли он обеспечит их возвращение в ближайшие сроки. Поэтому говорить об интернационализации мирного процесса, как о панацее для Грузии неверно. Однако это не мешает так говорить, что в общем то понятно. Необходимы поиски компенсаторных механизмов для общения с собственными гражданами. «Пока самым большим достижением для Грузии, если вообще можно говорить о дипломатических успехах после сокрушительного военного поражения в августе, является то, что в единственном оставшемся переговорном формате - женевском Россия не играет доминирующей роли», - заявляет председатель парламентской комиссии по восстановлению территориальной целостности Грузии Шота Малашхия. Заметим также, что в ближневосточном конфликте, на Кипре, в Кашмире у Москвы нет такой роли. Но и впечатляющих результатов тоже, увы, нет. А значит дело не в России. И чем раньше эту истину осознают в Тбилиси, а также в столицах «симпатизирующих стран», тем лучше. Но нынешний Тбилиси сегодня осваивает другой компенсаторный механизм. Речь идет о подготовке грузино-американского соглашения о сотрудничестве (аналогичного двусторонним соглашениям со странами Балтии). Вернет ли это соглашение утраченные территории? Также риторический вопрос.

И, наконец, для Москвы продолжение Женевских переговоров - это важный формат для нормализации отношений с Западом. Сделав признанием независимости Абхазии и Южной Осетии заявку на статус «ревизионистской» державы, Москва в реальности хотела бы предпочесть статус-кво. Там где это можно. В нагорно-карабахском процессе она это показала, инициировав подписание Московской декларации. В отношениях с Западом это видно не из одного какого-нибудь документа, а по совокупности тезисов и заявлений. Теперь Москва пытается охранять новый статус-кво на Южном Кавказе. И переговоры в Женеве ей в этом помогают. Запад ушел от черно-белой оценки «пятидневной войны» и ее последствий, признал (хотя и косвенно) некие новее реалии в Абхазии и в Южной Осетии, а также готовность обсуждать их с Россией вместо изоляции последней. Как говорится, есть у переговоров начало, но конца пока не видно.

Сергей Маркедонов - зав. отделом проблем межнациональных отношений Института политического и военного анализа, кандидат исторических наук

Версия для печати