02.02.2009 | Алексей Макаркин

Святейший политик

Шестым предстоятелем Русской православной церкви после восстановления патриаршества в 1917 году подавляющим большинством голосов уже в первом туре выборов был избран митрополит Кирилл (Гундяев), наиболее активный и энергичный из постоянных членов Священного Синода. Кирилла поддержали 508 делегатов Поместного собора, за его единственного соперника, митрополита Климента, проголосовали лишь 169 соборян.

Патриарх Кирилл родился в 1946 году. Его отец был известным ленинградским священником, брат – священником и профессором Ленинградской духовной академии. Курс Ленинградских духовных школ (семинарии и академии) будущий патриарх прошел в общей сложности за четыре года вместо обычных восьми. С молодых лет он был учеником, а затем и соратником митрополита Никодима (Ротова), влиятельного церковного иерарха, выступавшего за сочетание лояльности церкви советской власти и активизации ее деятельности в различных сферах, от пастырской до международной. Благодаря Никодиму, Кирилл, еще не достигнув тридцати лет, стал ректором Ленинградских духовных школ (в 1974 году) и епископом. Через несколько лет после кончины Никодима Кирилл был перемещен на провинциальную Смоленскую кафедру, которую занимал четверть века, вплоть до избрания патриархом (1984-2009 годы). Впрочем, в 1989 году он одновременно занял один из ключевых постов в церковной иерархии, возглавив Отдел внешних церковных связей и став по должности постоянным членом Синода. По некоторым данным, кандидатура Кирилл рассматривалась на петербургскую кафедру, но патриарх Алексий II не хотел, чтобы этот иерарх, подобно Никодиму в 60-е годы совмещал управление одной из важнейших епархий и руководство влиятельным отделом патриархии.

Впервые в русской церковной истории выборы отличались столь жесткой публичной борьбой, вылившейся в «войну компроматов». Многим светским наблюдателям казалось, что митрополит Кирилл является закономерным преемником покойного патриарха, что было связано с его значительной публичной активностью. Однако не меньшим (а, возможно, и большим) влиянием в церкви пользовался управляющий делами патриархии митрополит Климент, что изначально делало результаты выборов неочевидными.

Победа владыки Кирилла связана с успешно проведенной избирательной кампанией, которая носила профессиональный характер — в ее ходе он проявил ярко выраженные политические качества. С самого начала он получил «фору», став местоблюстителем — тем самым он не только возглавил подготовку к собору, но и получил возможность делать публичные заявления от имени церкви. К каждому шагу Кирилла было приковано общественное внимание — в отличие от действий его возможных соперников. Другое дело, что этим обстоятельством он воспользовался в полной мере. В ходе кампании Кириллу надо было, в первую очередь, доказать свою верность православной традиции — с учетом сомнений, которые существовали в некоторых церковных и околоцерковных кругах по этому поводу (многие консерваторы обвиняли и Никодима, и его ученика Кирилла в прокатолических симпатиях и далеко идущих экуменических планах). Этапными моментами кампании Кирилла была проповедь в Сретенском монастыре, возглавляемом консервативным архимандритом Тихоном (Шевкуновым) и встреча с двумя особо почитаемыми в церкви старцами — Кириллом (Павловым) и Илией (Ноздриным), духовниками Троице-Сергиевой лавры и Оптиной пустыни. Именно старец, а не епископ считается в Русской церкви безупречным хранителем традиционного вероучения.

С самого начала Кирилл решительно перевел конкуренцию в публичную сферу, что принципиально отличалось от аналогичной кампании 1990 года, носившей сугубо «подковерный» характер. Тем более что в его команде было немало ярких фигур, успешно выполнявших агитационные функции. Например, епископ Венский Иларион (Алфеев), единственный русский архиерей, защитивший диссертацию в Оксфорде, богослов, проповедник и церковный композитор – он разъяснял, что богословские взгляды кандидата полностью соответствуют православному вероучению. Или диакон Андрей Кураев, широко известный проповедник, объехавший с миссионерскими целями значительную часть постсоветского пространства – он подверг жесточайшей критике брата митрополита Климента, архиепископа Димитрия (Капалина), обвинив его в массе злоупотреблений (в том числе «раскрутив» историю с самоубийствами нескольких семинаристов в управляемой Димитрием Тобольской епархии).

Одной из главных задач Кирилла стало привлечение на свою сторону многочисленных украинских епископов, способных оказать существенное влияние на результаты выборов. Здесь местоблюститель учел опыт 1990 года, когда сторонникам митрополита Алексия (Ридигера) удалось разделить украинский «электорат», одна часть которого в первом туре проголосовала за тогдашнего местоблюстителя митрополита Филарета (Денисенко; ныне отлученного от церкви «киевского патриарха»), а другая — за митрополита Владимира (Сабодана), ныне возглавляющего Украинскую православную церковь (УПЦ МП). Впрочем, сейчас ситуация была иной: противоречия в украинском епископате проявились публично еще в Киеве, на предсоборном собрании делегатов от УПЦ. Если ближайшее окружение главы УПЦ выступало за выдвижение собственного, «украинского» кандидата, то Кириллу удалось заручиться поддержкой влиятельных иерархов юго-востока страны — митрополитов Агафангела Одесского и Илариона Донецкого, сторонников не только сохранения, но и укрепления связей УПЦ с Москвой. Агафангел уже давно сотрудничает с Кириллом, который посодействовал его награждению российским орденом Почета в прошлом году, но сближение Кирилла и Илариона стало определенной неожиданностью. В результате украинскому епископату пришлось разрешать внутренний конфликт, стремясь, чтобы он не перерос в скандал; консолидированную позицию ему занять так и не удалось. Непосредственно перед Поместным собором ходили слухи, что украинцы все же выдвинут общего кандидата, однако на самом соборе «кирилловец» митрополит Иларион Донецкий публично выступил против внесения дополнений в список претендентов.

Добавим к этому, что российская государственная власть подчеркнуто дистанцировалась от выборов патриарха, хотя сторонники митрополитов Кирилла и Климента не уставали намекать, что высокое начальство находится на их стороне. Однако Кирилл смог и в «светской» сфере добиться успеха — его активно поддержала прокремлевская молодежь, собравшаяся в день проведения Собора у храма Христа Спасителя с тем, чтобы не допустить даже на подступы к нему критиков Кирилла. Кроме того, на финише кампании в поддержку Кирилла высказался бывший министр Александр Починок, объявивший, что к скандалам 90-х годов с табаком и алкоголем причастен вовсе не Кирилл, а Климент, занимавшийся тогда в патриархии вопросами гуманитарной помощи.

Таким образом, кампания Кирилла носила продуманный комплексный характер. В то же время митрополит Климент первоначально предпочел действовать старыми проверенными аппаратными средствами, используя свои связи среди архиереев. Но уже первая его попытка использовать административный ресурс — пролоббировать избрание своих ставленников делегатами Собора от духовных учебных заведений — привела к грандиозному скандалу, «раскрученному» все тем же диаконом Андреем Кураевым. Пятерых надежных делегатов на собор Климент все же получил, но моральный ущерб был куда значительнее этого небольшого успеха.

Клименту не удалось заручиться поддержкой ни одного постоянного члена Синода — более того, митрополит Владимир Петербургский изначально последовательно поддерживал Кирилла, а митрополит Филарет Минский снял в его пользу свою кандидатуру уже на Соборе. По словам диакона Андрея Кураева, «тихую», но особенно значительную роль в избрании Кирилла вначале местоблюстителем, а затем и патриархом, сыграл митрополит Ювеналий Крутицкий. Представляется, что «ветераны» синода, заседающие в нем не одно десятилетие, приняли консолидированное решение не откладывать решения вопроса о том, кто из более молодых иерархов – Кирилл или Климент – возглавит церковь и, тем самым, не претендовать самим на патриаршество. Более того, они ранее были в той или иной степени связаны с Кириллом – Филарет и Ювеналий являлись учениками митрополита Никодима, Владимир тесно сотрудничал с покойным владыкой. Климент, сделавший карьеру при Алексии II и не имевший отношения к Никодиму, был им чужд. Кроме того, никто из высокопоставленных «синодалов» не хотел видеть авторитарного брата Климента, архиепископа Димитрия, в составе Синода («кирилловцы» всячески подчеркивали, что в случае избрания Климента братья будут управлять церковью совместно). Таким образом, и в аппаратной сфере митрополит Климент потерпел поражение еще задолго до собора.

Только в последние недели перед Собором кампания Климента чуть активизировалась — в частности, была организована презентация его книги об истории православия на Аляске, но и это событие имело свою оборотную сторону. Оно напомнило о том, как в прошлом году труд владыки не был одобрен кафедрой церковной истории Московской духовной академии, куда автор представил его в качестве диссертационного исследования. Неудивительно, что последним шансом митрополита Климента стало избрание патриарха жребием, как это было на Соборе 1917 года — с такой инициативой выступил архиепископ Феодосий Полоцкий, работавший в 1970-80-е годы в Московских духовных школах вместе с Климентом. Однако это прозвучавшее в последний момент предложение было отклонено большинством соборян, уже бывших на стороне Кирилла.

Если митрополит Климент вел избирательную кампанию как «аппаратчик», то митрополит Кирилл — как политик. Проблема в том, насколько патриарх-политик сможет приобрести духовный авторитет у прихожан. Высокая активность нового патриарха является преимуществом для одной части клира и паствы и недостатком для другой, которая хотела бы видеть в качестве главы церковной иерархии «отца и молитвенника». Патриарху Кириллу придется взаимодействовать с прокремлевскими активистами, стиль поведения которых мало напоминает действия церковных людей. Неясно, насколько он сможет сохранить образовавшуюся перед выборами и поддержавшую его коалицию, в состав которой входят и широко мыслящие богословы, и ревностные хранители традиционного благочестия (в том числе из Зарубежной церкви).

Во внутрицерковных вопросах новый патриарх, видимо, в целом продолжит курс своего предшественника, облекая его в более современные формы, используя, в частности, собственную харизму и коммуникативный опыт (будучи митрополитом, он многие годы вел телепрограмму). Что касается сущностных реформ, то этот вопрос носит сложный характер. В католичестве масштабное и всестороннее реформирование церковной жизни на II Ватиканском соборе стало возможно только из-за «монархического» принципа безошибочности папы Римского – когда понтификом стал реформатор Иоанн XXIII, он использовал этот принцип для нейтрализации консервативной оппозиции. В Русской церкви патриарх – лишь первый среди равных, его власть ограничена Синодом и регулярно собирающимися Архиерейскими соборами, причем большинство епископов придерживаются консервативных взглядов (не случайно, что Кириллу пришлось убеждать общество в своем консерватизме).

Такие реформы как русификация богослужения и переход на новый календарный стиль отвергаются большинством верующих, в том числе из-за негативного опыта обновленческого движения, тесно сотрудничавшего с советской властью и, на первых порах, отличавшегося радикальным реформаторством. Поэтому, скорее всего, если изменения в богослужебной сфере при патриархе Кирилле и произойдут, то они будут носить крайне осторожный характер. Например, не исключен постепенный переход к чтению Евангелия и Апостола во время литургии на русском языке, как это было в Ленинградской епархии при митрополите Никодиме.

Существуют и вопросы, на которые патриарху придется реагировать в самое ближайшее время. Во-первых, это тема духовного окормления верующих Абхазии и Южной Осетии – эти государства считаются канонической частью Грузинского патриархата, который, однако, был вытеснен оттуда еще в первой половине 1990-х годов. Патриарх Алексий II был сторонником сохранения «статус кво» в этом вопросе, в том числе и после официального признания Россией этих государств, не желая создавать прецедента, когда перекройка государственных границ сказывается и на сферах влияния церквей. Этот прецедент опасен, прежде всего, для Русской церкви, которая считает своей канонической территорией все постсоветское пространство, исключая Грузию, где церковная автокефалия была признана Московским патриархатом еще во время Великой Отечественной войны. Теперь эта же проблема встанет перед значительно более политизированным патриархом Кириллом.

Во-вторых, вопрос о формах православной миссии в современном обществе. Традиционалисты уже давно негативно относятся к попыткам адаптации православия к современным реалиям, которыми занимаются миссионеры, наиболее известным из которых является диакон Андрей Кураев, выступающий в самых разных аудиториях, вплоть до рок-концертов. В то же время Кирилл, еще будучи митрополитом, поддерживал современное миссионерское движение, считая, что церковь не должна замыкаться в рамках храмов и монастырей; по его мнению, активная миссия не противоречит традиции. Однако и здесь возникает немало проблем. Например, можно ли вести миссионерскую деятельность среди мусульман (как это делает священник Даниил Сысоев), в условиях, когда представители православия и ислама официально сотрудничают друг с другом, но при этом зафиксированы случаи перехода в ислам даже православных священнослужителей (например, Али Вячеслав Полосин). Насколько возможно во время миссии сотрудничать со светскими политизированными организациями – такой опыт есть как в России, так и в Украине. Какие формы современной массовой культуры (музыка, телепрограммы и др.) совместимы с православием, а какие однозначно для него неприемлемы.

В-третьих, перед новым Патриархом неизбежно встанет вопрос об отношениях с Римско-католической церковью, которые в последнее время носят противоречивый характер. С одной стороны, расширяется межцерковный диалог на основе ценностной близости двух церквей и их идентичного или сходного отношения к современным общественным проблемам, к «дехристианизации» общества. Назначение нового католического митрополита в Россию (итальянца Пецци вместо поляка Кондрусевича) также способствовало развитию диалога. С другой стороны, в Украине по-прежнему существует неурегулированная проблема взаимоотношений между православными и греко-католиками, в связи с чем символическая встреча двух предстоятелей (так и не состоявшаяся при жизни Алексия II), как и ранее, остается под вопросом.

В-четвертых, как отмечалось выше, сложный характер носят и отношения внутри самой Украинской православной церкви Московского патриархата, в которой обостряется конкуренция между «украинофильской» и «москвофильской» партиями, при том, что большинство клира и паствы настроены достаточно индифферентно и готовы перейти на сторону сильнейшего. Патриарх Кирилл получил в ходе избирательной кампании поддержку «москвофилов», но ему нельзя будет не учитывать интересов и их конкурентов.

В-пятых, повышается актуальность темы взаимоотношений церкви и государства. Патриарх Кирилл может стать союзником государства в борьбе с кризисом (но до некоторого предела – непопулярные антикризисные мероприятия ему будет поддержать крайне непросто), но при этом он способен более активно лоббировать идею введения в школах «Основ православной культуры», которая вызывает весьма сдержанную реакцию государства. Поэтому церковно-государственное партнерство, хотя и продолжит развиваться при новом патриархе, но вряд ли будет носить идиллический характер. В этой ситуации у Кирилла в отношениях с государством есть две «крайние» стратегии действий – либо проводить тонкую дипломатическую линию, направленную на минимизацию возможных конфликтов, либо занять более жесткую позицию, апеллируя к тому, что с православием идентифицирует себя большинство верующих россиян. Другое дело, что далеко не все из них более или менее регулярно посещают храмы – так что можно говорить, скорее, о культурной идентичности. Впрочем, наиболее вероятным является средний путь, прагматично сочетающий дипломатичность и жесткость.

Алексей Макаркин – вице-президент Центра политических технологий

Версия для печати