26.03.2009 | Сергей Маркедонов

От контртеррористических операций к интеграции

Заявление президента Чечни Рамзана Кадырова о скором завершении контртеррористической операции в республике поставило немало вопросов перед экспертами, занимающимися кавказской проблематикой. По окончании выездного заседания думского комитета по безопасности (состоялось в Грозном 25 марта 2009 года) республиканский лидер заявил: «Мы имеем достоверную информацию о том, что с 31 марта соответствующие федеральные ведомства примут нормативный акт, снимающий все ограничения в отношении Чечни».

Во-первых, заявление Кадырова заставило вспомнить тезисы нынешнего премьер-министра России Владимира Путина, который в бытность свою президентом уже констатировал окончание контртеррористической операции в одном из самых проблемных регионов страны. 31 января 2006 года на своей пятой по счету «большой кремлевской пресс-конференции» тогдашний глава государства ответственно заявил: «Я думаю, что вполне можно говорить об окончании контртеррористической операции - при понимании того, что правоохранительные органы Чечни практически берут на себя основную ответственность за состояние правоохранительной сферы. В Чечне созданы все органы государственной власти, я уже об этом говорил, и вы хорошо об этом знаете». Однако юридически этот президентский тезис не был закреплен ни сразу же после той памятной пресс-конференции, ни в последующие годы. То ли органы власти на местах, по мнению обитателей Кремля, еще не в достаточной мере овладели ситуацией, то ли основная ответственность была взята правоохранительными органами республики не полностью. Как бы то ни было, с одной стороны, операция вроде бы завершена (сам глава государства это открыто провозгласил), а с другой она еще продолжается. Пока президентский Указ, подписанный еще Борисом Ельциным 23 сентября 1999 года о создании Объединенной группировки войск и силы на Северном Кавказе (ставший официальным началом операции), не отменен.

И надо сказать, что по этому вопросу у республиканской власти Чечни и федерального центра и сегодня полного консенсуса нет. В условиях отсутствия полноценной публичной политики эти проблемы не становятся достоянием общественности и широко не дискутируются. Но даже по тем «утечкам» и информации «источников», которые появляются в СМИ, видно: данное решение продвигается не так быстро, как кому-то хотелось бы. По словам Рамзана Кадырова, те ограничения, которые до сих пор действуют в Чечне, признаны анахронизмом даже в силовых структурах федерального уровня. Президент республики считает сегодняшнюю Чечню «самым стабильным регионом». Между тем, по словам некоего «источника в администрации президента РФ» (который, конечно же, предпочтет сохранить инкогнито), «вопрос о завершении контртеррористической операции в Чечне прорабатывается, но говорить о конкретных сроках – преждевременно». Однако в отличие от федеральных чиновников Кадыров является публичным политиком, а потому имеет в этом плане серьезное преимущество. Он может играть на опережение и четко защищать свои позиции в отличие от не слишком внятных бюрократов общефедерального уровня, не имеющих четкого представления о том, что и как надо делать на Северном Кавказе.

Действующие ограничения в отношении Чечни - это объективно, вне всяких личных симпатий-антипатий, сдерживающий фактор для президента республики, ограничивающий его власть. Снятие таких ограничений и отмена ельцинского указа укрепляет еще сильнее не только личную власть Кадырова, но и его авторитет внутри Чечни, поскольку с символической точки зрения – это еще одно завоевание нового политического пространства у федерального центра. За этим последует минимизация российского военно-политического влияния (которое и без того имеет тенденцию к сокращению), а политико-правовая автономия республики значительно вырастет. И не с формальной, а с фактической точки зрения. Только для каких целей будет использована такая автономия? Для еще более сильного обособления республики от остальной России или для сближения Чечни с другими российскими регионами? Сегодня ответы на эти вопросы не кажутся очевидными. Однако проблемы терроризма и борьбы с ним сегодня выходят за пределы только одной северокавказской республики.

Во-вторых, хотелось бы напомнить, что в момент введения на территорию Чечни подразделений российской армии и внутренних войск в 1999 году сроки контртеррористической операции определялись в два месяца. На сегодняшний день они превышены многократно. Даже, если вслед за Путиным считать, что операция завершена в начале 2006, а не будет прекращена весной 2009 года. Однако можем ли мы говорить о сокращении террористической угрозы на Северном Кавказе? «По данным спецслужб, в горах республики находятся 480 боевиков, а по моим- не более 70. И с ними будет покончено в ближайший месяц»,— заявил президент Чечни Рамзан Кадыров. Однако, нельзя не увидеть определенной «смены вех» в антигосударственном движении на Северном Кавказе. Если в 1990-е гг. доминировал этнический сепаратизм, то сегодня главный вызов России исходит не от сторонников «национальной идеи», а от радикальных исламистов. Один из вчерашних лидеров чеченских сепаратистов Доку Умаров еще осенью 2007 года ликвидировал «Ичкерию» и провозгласил создание Кавказского Эмирата, идеологической основой которого является не этнический национализм, а исламистский интернационализм. В этой связи не совсем ясно, что даст продление или полная отмена «контртеррористической операции» для решения новых проблем Кавказского региона.

На упомянутой нами пресс-конференции двухлетней давности Владимир Путин обозначил тезис о стабильной (по сравнению с другими республиками Северного Кавказа) Чечне, ставший впоследствии «методологической основой» для российского чиновничества. Напомним, что в последний день января два года назад Путин заявил: «Сегодня в некоторых других регионах Северного Кавказа нас ситуация даже больше беспокоит, чем в Чечне». Однако такое признание, не привело к формированию целостной концепции северокавказской политики. То, что происходит в Ингушетии и в Дагестане, так и получило официальной интерпретации (в Чечне это хотя бы определяли, как «наведение конституционного порядка» и «контртеррористическую операцию). В других же республиках Северного Кавказа проводятся локальные «антитеррористические мероприятия», ситуация как бы расщепляется на отдельные сюжеты, за которыми не видна общая картина и общая линия государственной политики. Конечно, кроме реакции на поступающие вызовы. Все это, к сожалению, в очередной раз демонстрирует значительный разрыв между правом и пиаром, формальным и фактическим началами в российской политике. Ведь когда в 1999 году говорили о двухмесячном сроке для «нашей победы», а в 2006 году готовили «к печати» тезис о завершении контртеррористической операции, мало кто думал, что об этом будут помнить и сравнивать сказанное с реальностью.

Между тем, ни в 1999, ни в 2006 году, ни позже, на Северном Кавказе не ставилась ключевая для региона задача - его интеграция в общероссийское политико-правовое и социально-культурное пространство. Режим «контртеррористической операции» может быть прекращен хоть завтра, или продлен на многие месяцы. И не только в Чечне, но и в Дагестане с Ингушетией. И то, и другое не сделают ближе эти республики и остальную часть РФ, не заставят москвичей видеть разницу между гражданами России чеченской, ингушской или аварской национальности и мигрантами из Армении или Грузии. Однако для предотвращения сепаратизма, радикального ислама (и террористической активности, сопровождающей их) нужно, прежде всего, не искать эффектные пиар-приемы и не «рапортовать» о «досрочной стабилизации», а системно работать над интеграцией проблемного региона. Так, как это делали в течение всего ХХ века в США. Может быть, в этом случае у России когда-нибудь появится свой Обама. То есть не глава закрытой территории, замкнутой расовой, этнической или религиозной общины, а общенациональный лидер, интегрированный в элиту страны. В этом случае его этническая принадлежность станет интересовать разве что его дотошных биографов.

Сергей Маркедонов, заведующий отделом проблем межнациональных отношений Института политического и военного анализа, кандидат исторических наук

Версия для печати