22.05.2009 | Игорь Бунин

Стилистика диархии

Прежде чем сравнивать политическую стилистику Владимира Путина и Дмитрия Медведева, необходимо отметить, что в настоящее время речь идет об уникальной для современной России расстановке сил во власти – системе диархии. У власти находятся два соправителя, чья легитимность подтверждена выборами 2007-2008 годов. Соответственно, их политические стили взаимно дополняют друг друга.

Еще Макиавелли выделял два типа политиков – «политики-львы» и «политики-лисы», позднее эту же терминологию использовал Вильфредо Парето. «Лев» предпочитает использовать силу, в арсенале «лисы» преобладает стремление к достижению согласия. Понятно, что в чистом виде такие типы встречаются нечасто; обычно в одном политическом деятеле сочетаются «львиные» и «лисьи» черты, причем определяющую роль для характеристики его стиля является пропорция этих качеств. При этом у президентского поста в президентских и президентско-парламентских республиках существует важная особенность – для его обладателей «львиные» решения в некоторых случаях могут носить безальтернативный характер, так как в противном случае наносится ущерб не только личной карьере политика, но и интересам страны.

Владимир Путин изначально пришел к власти как политик, принявший ярко выраженное «львиное» решение во время конфликта в Чечне. Поэтому изначально он воспринимался россиянами как «военный вождь» и, таким образом, антитеза Борису Ельцину; затем к его образу добавились новые составляющие. Это «человек успеха», начинаниям которого способствует удача, и политик, обеспечивший социальный контракт с обществом. Все эти качества были антитезой печальной формуле «Хотели как лучше, получилось как всегда». Кроме того, Путин воспринимается обществом как «свой» («такой же как все», но при этом многого добившийся), как «старший брат» (не по Оруэллу, а в житейском смысле – в противовес «царю» Ельцину), на которого можно положиться. Отсюда и высокий кредит доверия, и «тефлоновый» характер его образа – когда население не только не слышит, но, по большей части, просто не хочет слышать никакой критики в его адрес.

Изначально Путин не обладал чертами харизматичного политика (в отличие от Ельцина и ряда других политиков 90-х годов – Руцкого, Лебедя) и, напротив, был склонен подчеркивать свои менеджерские качества. Показателен в связи с этим его ответ при заполнении анкеты по переписи населения, когда он назвал себя работником по найму, оказывающим услуги населению – в противовес аналогичному ответу Николая II, посчитавшего себя «хозяином земли Русской». Однако затем уже общество наделило его харизматическими чертами, видя в нем не столько менеджера, сколько лидера.

Соответственно, путинский стиль ориентирован на сохранение прямой связи с населением при подчеркнутом отказе от популизма. В ряде случаев Путин принимал решения в обход мнения элит, напрямую апеллируя к обществу – и получал его поддержку, как это было с возвратом к музыке советского гимна и с «делом ЮКОСа». Аналогичными «львиными» решениями стали и реформа Совета Федерации, и отказ от выборности губернаторов. В других случаях он был склонен к маневрированию, достижению внутриэлитного компромисса во имя стабильности – как это произошло при создании «Единой России» из изначально путинского «Единства» и губернаторского ОВР. Однако элиты были постоянно готовы к принятию лидером страны жестких «львиных» решений – достаточно вспомнить их реакцию на прошлогоднее «дело Мечел», хотя и Путин к тому времени уже не был президентом, и само «дело» достаточно быстро разрешилось.

Политический стиль Медведева иной, что связано с объективными обстоятельствами. Первое из них – фактор преемничества, при котором склонный к «львиным» решениям президент часто выбирает в качестве своего «сменщика» политика с преобладанием «лисьих» черт – хотя бы для того, чтобы снять элемент соперничества после смены ролей, если он собирается продолжать оказывать влияние на политические процессы. Кроме того, обычно преемником становится «человек команды», по определению обладающий чертами командного игрока, который должен иметь опыт компромиссов.

Есть и третий фактор. Мировая практика свидетельствует о том, что политики с преобладанием «львиных» качеств особенно востребованы на «переломе», когда создаются новые институты или принципиальным образом реформируются старые, в эпохи «бури и натиска». Так произошло во Франции, когда кризис Четвертой республики вернул к власти Шарля де Голля, принявшего свое первое «львиное» политическое решение еще в 1940 году, когда он противопоставил себя капитулянтски настроенному большинству тогдашней французской элиты, приняв решение продолжить борьбу с нацизмом. В то же время им на смену приходят политики с преобладанием «лисьих» качеств. Преемником де Голля стал Жорж Помпиду, в политическом стиле которого «львиные» черты практически отсутствовали. Сам де Голль так писал о Помпиду в своих «Мемуарах надежд»: «Благоговея перед блистательными действиями, перед риском в замысле и смелостью власти, он тем не менее склонен к осторожности и сдержанным демаршам, но, впрочем, отлично умеет схватывать обстановку и находить выход». Хотя и Помпиду при необходимости был способен на сильные поступки – в 1974 году умирающий президент нашел в себе силы приехать в Москву для подписания важных для двусторонних отношений документов.

Медведев соответствует перечисленным выше особенностям. Он в большей степени ориентирован на диалог с различными общественными группами, которые в предыдущие годы оказались на политической периферии. Речь идет о динамичных группах, чья «отчужденность» от политики не является проблемой для стабильности общества, но может стать серьезным препятствием на пути модернизационных процессов. Путин за время своего президентства, возобновив социальный контракт, привлек на свою сторону «молчаливое большинство», однако «активное меньшинство» находилось вне системы диалога с властью. Для взаимодействия с ним необходимы более сложные методы - отсюда и «диалогичный» стиль Медведева, и его стремление учесть мнение критиков власти и институционализировать отношения с ними (в том числе посредством реорганизации Совета по развитию гражданского общества и правам человека). В целом, образ Медведева как современного политика, уделяющего серьезное внимание проблемам инновационного развития страны (инновации стали одним из четырех приоритетных «и», названных им в ходе президентской избирательной кампании – наряду с институтами, инвестициями и инфраструктурой), «продвижению» Интернет-технологий, соответствует запросам модернизаторски настроенных групп общества. При этом медведевская «диалогичность» лишена популизма, что вполне соответствует и путинскому политическому стилю. В то же время Медведев в меньшей степени ориентирован на «ручное управление», а в большей – на универсалистские принципы, что соответствует современным задачам, стоящим перед страной. Понятно, что ранее, в условиях становления стабильного политического режима, без «ручного управления» обойтись было невозможно.

Качества «политика-лисы» не стоит путать со слабостью. Политический диалог требует нередко настойчивости, умения добиваться своей цели, преодолевая сопротивление со стороны оппонентов, заинтересованных в сохранении «статус кво». В случае с Медведевым можно вспомнить судьбу антикоррупционного законодательства, которое пытались выхолостить, ссылаясь на его неактуальность в период экономического кризиса – хотя именно в период спокойного развития существует дефицит стимулов к изменениям, а кризис создает для них дополнительные «окна возможностей». Однако президент настоял на том, чтобы законы при прохождении через парламент сохранили свой первоначальный смысл. Вряд ли без инициированных президентом последовательных мер по снижению влияния «силовых» структур на судебную систему было бы возможно освобождение Светланы Бахминой.

При этом Медведев при необходимости демонстрирует «президентские» качества – те самые, которые свойственны главе государства. После августа 2008-го, когда он принял политическую ответственность за решение нанести ответный удар по грузинским войскам, его перестали воспринимать как слабого политика, не готового к жестким решениям (возможно, что подобный стереотип принимал во внимание Саакашвили, начиная военные действия, когда Путин находился за границей – в этом случае он сильно просчитался). Недавнее смещение начальника московской милиции – событие существенно менее значимое, но из того же ряда.

Сочетание стилей Путина и Медведева происходит, как уже отмечалось, на взаимодополняемой основе. Лидирующую роль в диархии, как и год назад, играет Путин (что обусловлено как его харизмой, так и преобладающим влиянием на политическую и экономическую сферу), но «разрыв» между ее участниками сократился. Премьер-министру в условиях кризиса приходится все более заниматься сугубо хозяйственными вопросами, связанными с проблемами конкретных отраслей и крупных предприятий. Соответственно, президент все активнее демонстрирует свою реальную вовлеченность в решение проблем политического и международного характера, традиционно относимых к сфере компетенции главы государства. В то же время Путин «подстраховывает» Медведева, выступая в качестве гаранта баланса между преемственностью и изменениями.

В последнее время много пишут о возможности и даже неизбежности конфликта между участниками «диархии», связанного как с аппаратными, так и с идеологическими причинами. Вряд ли стоит сомневаться в том, что у двух человек могут быть разные взгляды на различные вопросы политики и экономики. Но точно так же можно сказать и о том, что эти взгляды далеко не обязательно должны носить антагонистический характер. Особенно если учесть, что речь идет об участниках одной команды, имеющих многолетний опыт сотрудничества. Вспомнить о словах Путина, что ему не стыдно и не страшно передавать Медведеву президентство – есть все основания полагать, что он имел серьезные основания так сказать. Наконец, о сугубо рациональном понимании необходимости устойчивости диархии как условия политической стабильности в стране и эволюционного характера модернизационных процессов, которым противопоказаны «великие потрясения».

Игорь Бунин - президент Центра политических технологий

Версия для печати