28.05.2009 | Игорь Бунин

Россия и Украина – возможности диалога

Проблема российско-украинских отношений отягощена многими негативными факторами. Архетип двух братьев, конкурирующих друг с другом, несмотря на близкие родственные отношения, известен еще с библейских времен. При этом вполне естественно, что каждая сторона вполне искренне обвиняет в возникновении конфликта другую. С точки зрения России, виновниками противоречий на различных этапах истории выступали как поощрявший украинское национальное движение Запад (будь то Австро-Венгрия в XIX столетии или США в нынешнем), так и отдельные украинские политики – от Мазепы до Петлюры и Бандеры. В Украине существует мнение, согласно которому Россия своей экспансией воспрепятствовала ее независимому развитию, которое в ином случае могло бы привести к созданию на украинской территории государства, основанного на европейских ценностях. Как это часто бывает, полярные суждения носят односторонний характер.

Из истории хорошо известно, что политическая роль Киева, бывшего столицей Древней Руси и местом расположения кафедры русского митрополита, резко упала после монголо-татарского завоевания. В то же время быстрое возвышение Владимира, а затем Москвы привело к тому, что государственный центр России сформировался на Северо-Востоке. Украинские земли оказались политической периферией активно развивавшегося Великого княжества Литовского, а затем и Речи Посполитой. Трагедией Украины XVII столетия стало отсутствие сценария, при котором она могла бы обеспечить себе стабильное независимое развитие – в этих условиях переход в подданство к российскому царю обладал тем преимуществом, что позволял сохранить конфессиональную идентичность, а не только получить политическую автономию. Последнюю, как показал исторический опыт, лишь временно.

Российская империя была готова обращать внимание на особенности окраин только до той поры, пока считала это необходимым. Она интегрировала украинские элиты, но на своих, достаточно жестких, условиях. Уже Екатерина «прикрепила украинцев к земле» и ликвидировала гетманство, напоминавшее о временах реальной политической автономии Украины. Даже Александр II – самый либеральный русский царь – жестко подавлял украинское национальное движение, видя в нем сепаратистское «мазепинство». Большевики на первых порах стремились использовать в своих интересах национально ориентированную украинскую интеллигенцию, но уже в конце 20-х годов перешли к политике жесточайших репрессий в ее отношении, впрочем, не носивших уникального характера (одновременно фабриковались «дела» Промпартии, Трудовой крестьянской партии, Союзного бюро меньшевиков). Русская интеллигенция страдала тогда не меньше, чем украинская.

Россия традиционно смотрит на Украину глазами «старшего брата», который считает «младшего» несовершенным, неспособным к самостоятельному существованию (а в худшем случае – готовым изменить). Даже сейчас, если на уровне политической логике, «умом», российский политический класс и признает независимость Украины, то на уровне эмоций, «сердцем», значительная его часть не может смириться с этим фактом. Отсюда и резкие выступления части российских политиков по поводу статуса Крыма, которые, в свою очередь, вызывают негативную реакцию в Украине. Для того, чтобы изменить эту тенденцию, по пессимистическим оценкам, необходимы не годы, а десятилетия «соседского» существования двух стран. Понятно, что ускорение этого процесса, осознанное принятие существующих реалий на основе серьезного диалога, уважения истории и традиций государственности друг друга - в интересах обеих стран.

Но не стоит все сводить только к феномену «старшего брата» - для нынешнего раздражения со стороны России есть и объективные причины. Известный российский феномен, который можно назвать «комплексом 22 июня» - страх перед внезапным нападением противника – еще более усилился после военных действий в Югославии и Ираке. Неудивительна в связи с этим резко негативная реакция на расширение НАТО на Восток, в том числе на атлантическую интеграцию Украины. Для российской политической элиты (как и общества в целом) полностью неприемлема даже теоретическая вероятность того, что недалеко от Белгорода или Ростова-на-Дону могут появиться военные объекты НАТО. Такое развитие событий она бы расценила как сильнейшее геополитическое поражение.

В то же время современная украинская элита ориентирована на Запад, видя в нем альтернативу российскому влиянию и возможность для вхождения - хотя и в долгосрочной перспективе - Украины в «клуб избранных» - Европейский союз. Разница между различными элитными группами в этом отношении состоит лишь в том, что одни стремятся максимально ускорить этот процесс, не обращая внимания на позицию России. А другие стараются сочетать европейский (основной) вектор внешней политики с выстраиванием, насколько это возможно, нормальных отношений с Москвой, чтобы не вызывать острых конфликтных ситуаций. Геополитическое притяжение Европы значительно превышает аналогичные возможности России. Этот фактор способствует и росту напряженности между двумя странами в исторической сфере, приводящей к так называемым «войнам памяти», участники которых в настоящее время придерживаются весьма жестких позиций и не ориентируются на компромисс.

«Войны памяти» используются украинской стороной для самоутверждения, пусть даже за счет сознательного провоцирования ухудшения отношений с Россией. Достаточно вспомнить эпатирующие Россию решения последних лет, связанные с празднованием юбилеев Конотопской и Полтавской битв и, особенно, посмертное присвоение звания Героя Украины Роману Шухевичу, служившему в течение значительной части Второй мировой войны в рядах германской армии. Официальной точкой зрения стало признание Голодомора геноцидом украинского народа, хотя в то же самое время от голода гибли представители разных национальностей, среди которых было много русских людей. Сталин физически уничтожал зажиточное крестьянство, выдаваемое им за кулачество, не разбираясь, какой национальности были его жертвы. Эту трагедию невозможно оправдать никакими аргументами вроде тех, что без нее нельзя было осуществить индустриализацию страны – боль украинского народа понятна и близка любому нормальному человеку. Однако для исторически выверенных оценок необходимо тщательное изучение источников, а не создание новых мифов. Объективизм в анализе даже тех событий истории, которые стали национальной трагедией.

Ситуацию еще более осложняет поиск идентичности самим украинским обществом (в этом отношении российское выглядит в гораздо большей степени определившимся). Недостаток консенсусных исторических героев, различия менталитетов населения различных регионов Украины являются серьезными политическими проблемами. В то же время существующие в российском политическом классе представления о близком распаде Украины нуждаются в пересмотре – несмотря на сохраняющиеся существенные внутренние противоречия, страна вовсе не собирается распадаться. Этому способствует ряд факторов – от хорошо известного прагматизма украинских элит до дефицита у населения Востока условной «пассионарности», способности выдвигать новые яркие идеи, а не только апеллировать к советскому прошлому, находясь в глубокой идеологической обороне.

Каковы пути налаживания российско-украинских отношений? Попробую сформулировать некоторые тезисы со стороны России (украинскую позицию, разумеется, логичнее сформулировать экспертам из Украины).Во-первых, есть универсальный рецепт, относящийся не только к взаимоотношениям с Украиной. Это наращивание Россией собственной «мягкой силы», повышение ее привлекательности для других государств. Стабильная, демократическая Россия с диверсифицированной высокотехнологичной рыночной экономикой, уважающая права человека и обладающая подлинно независимой судебной системой, будет куда более привлекательным партнером, чем сырьевое «полудемократическое» государство.

Во-вторых, прагматичный подход к выстраиванию диалога с Украиной, свободный как от агрессивности, так и от слабости. Одинаково неприемлемы как «вариант Леонтьева» (имперское презрение к независимости Украины, утверждения, что она носит временный характер), так и «вариант Немцова» (сближение с любыми украинскими политическими силами, лишь бы они были ориентированы на Запад и выступали в качестве критиков нынешнего российского политического режима). Необходимо четко определить, какие позиции в диалоге с Украиной являются для России незыблемыми (например, негативное отношение к реабилитации СС в любом виде), а какие – дискуссионными, предусматривающими возможность корректировки собственной точки зрения с учетом мнения наших партнеров. К числу последних могут относиться и большинство спорных исторических вопросов.

В-третьих, отказ от односторонних действий и заявлений, которые могли бы вызвать протест другой стороны (понятно, что такая же рекомендация актуальна и для украинской стороны, в том числе в вопросе об атлантической интеграции Украины). Надо твердо реагировать на конкретные действия, связанные с нарушением законных прав и интересов России и ее граждан, а не заниматься риторикой «вообще», связанной в значительной степени с самоутверждением на международной арене. Необходимо больше внимания уделять менталитету партнеров, пониманию мотивов их действий. Неприятие идеологической позиции оппонентов (нередко вполне разумное) не должно сопровождаться созданием новых или реанимацией старых исторических мифов, попытками оправдания сталинской политики репрессий в отношении всех народов СССР, в том числе и русского, рассуждений в духе принципа «цель оправдывает средства». Прежде всего, такая позиция необходима для самой России, заинтересованной в надежных гарантиях того, чтобы тоталитарное прошлое не вернется даже в «смягченном», модифицированном виде.

В-четвертых, политика «малых дел», предусматривающая активное продвижение в отдельных областях сотрудничества (политической, экономической, культурной), пусть и не выглядящее эффектно в каждом конкретном случае. Именно «малые дела» создают примеры успешного решения проблем и достижения взаимоприемлемых результатов, которые противостоят негативным тенденциям в двусторонних отношениях. Перспективными в связи с этим выглядят совместные проекты институтов гражданского общества, развитие контактов между регионами и городами обеих стран. Постепенно некоторые «малые» проекты можно переводить на более масштабный уровень. Конкретные достигнутые успехи должны «транслироваться» в СМИ, чтобы хотя бы частично уравновесить многочисленный «негатив» в информационном пространстве, чтобы не создавалось ощущения полной безнадежности в вопросе развития двусторонних отношений.

Разумеется, этот набор мер недостаточен для выстраивания действительно стабильных дружественных двусторонних отношений. Однако всегда надо с чего-то начинать. Первые успешные результаты могут вызвать позитивную «цепную реакцию», дать импульс качественным изменениям в ходе российско-украинского диалога.

Игорь Бунин - президент Центра политических технологий

Версия для печати