05.06.2009 | Борис Макаренко

Тяньаньмэнь: 20 лет спустя

Я думал, что наша печать, в частности Рунет, не откликнется на двадцатую годовщину событий на пекинской площади Тяньаньмэнь. Я ошибся. «Русский журнал» опубликовал статью «Закрытые врата Тяньаньмэнь». Весьма компетентный автор убедительно показывает: Китай во второй половине 80-х шел дорогой либерализации – как и Горбачевский СССР – только вовремя свернул с порочного пути: подавив события на площади, он «выиграл самый тяжелый раунд борьбы за статус сверхдержавы… борьбы с самим собой, с разрушительными силами, что таятся внутри любого общества» - в отличие от России, которая «честно играла в демократию и честно проиграла».

С последним утверждением, пожалуй, согласимся. А насчет первого поговорим.

Совершенно верно: многотысячное стояние на площади Тяньаньмэнь стало итогом затяжного кризиса авторитаризма в Китае – равно как и во всем советском лагере и по всему миру. С экономическими реформами соседствовала «оттепель». В руководстве Китая был не только Дэн Сяопин, но и «либералы» - Ху Яобан (поминовение которого и стало поводом для выхода на площадь) и генсек КПК Чжао Цзыянь, выступавший за диалог с митингующими, которые подняли флаг борьбы против коррупции и за демократизацию. И пресса до последних дней достаточно правдиво писала о том, что происходит в Пекине, а когда ее свободу стали ограничивать, в Китай тысячами посыпались перепечатки из американских газет; их направляли китайские студенты, посланные на учебу в США (еще один знак либерализации, на которую был неспособен СССР) по новоизобретенному чуду техники – факсимильному аппарату (первая ласточка информационной революции, подрывающей закрытость авторитарных режимов).

Мы слишком многого не знаем о Тяньаньмэне, а чего-то не узнаем никогда. Как сорганизовалась «старая гвардия» в Политбюро КПК и как произошло отстранение Чжао Цзыяна, так и умершего под домашним арестом спустя 14 лет? Колебался ли Дэн Сяопин? Насколько серьезными были волнения и несогласие среди военных, которым предстояло «зачистить» площадь? И главное – сколько было жертв – и со стороны военных (а несомненно, что армия не была настроена на безудержное применение силы), и со стороны демонстрантов (впрочем, в русской Википедии уже 17 дней висит ничем не подкрепленное утверждение, что сообщения западных журналистов о жертвах были написаны «не выходя из гостиниц»)? Сколько было арестованных и правда ли, что не все они вышли на свободу к сегодняшнему дню? Последний – пусть и символический вопрос – что сталось с «танкистом» - мужчиной с авоськой, который несколько минут собой закрывал путь танковой колонны, пока его не скрутила полиция? Этот короткий телеролик обошел тогда все экраны свободного мира – а судьба безымянного «танкиста» так и осталась неизвестной. Тоталитарные режимы – знаем по собственному опыту – умеют хранить тайны даже спустя десятилетия после собственного крушения.

Зато мы знаем наверняка: после Тяньаньмэня пекинское руководство четко усвоило урок, что экономические рыночные реформы должны продолжаться, но не сопровождаться политической либерализацией. «Либерализаторы» в верхушке уступили место технократам, ортодоксальные «марксисты-маоисты» также уступили место менеджерам; во внешней экспансии Китая идеологически заряженные проекты помощи третьему миру сменились направленной коммерческой экспансией с надеждой на политическое влияние, но не распространение идеологии. Последняя Китаю нужна лишь затем, чтобы подобающее ей место в мозгах людей не заняла какая-нибудь другая зараза типа свободы или демократии. Прессе поприжали языки, Интернет под цензурой, национальные чувства меньшинств – будь то тибетского или уйгурского – под жестким полицейским контролем. Все – чтобы развивалась экономика. «Китайское чудо» действительно впечатляет. Но обратим внимание на его оборотные стороны.

Во-первых, китайская модернизация остается догоняющей – мощной, но воспроизводящей лишь нижние этажи индустриального производства. Путь «наверх» - к технологическому совершенству – перекрыт (пусть и не без исключений) политической позицией Запада, которая сформировалась именно под влиянием событий на Тяньаньмэнь и не изменилась даже в пору экономического кризиса. Ради сотрудничества с Китаем Запад готов закрывать глаза на права человека (если только не возникает массовый протест по Тибету в период эстафеты огня Пекинской Олимпиады), но «своим» Китай для него не стал. Госкапитализм наступает, постепенно становится «чуть-чуть частным» даже в крупном бизнесе (не говоря о малом и среднем) – но коррупция цветет пышным цветом, эффективность производства достигается в большинстве случаев за счет дешевой и трудолюбивой до невозможности рабочей силы, а не эффективного менеджмента. Эти уроки не худо бы изучить и нашим сторонникам «госкапитализма», умиляющимся китайским достижениям.

Но главное – тоталитаризм в Китае не решил, а лишь отложил на потом колоссальнейшие проблемы – разрывы между богатыми и бедными, городом и деревней, бурно растущими «зонами роста» и «глубинкой». Многие из этих проблем по мере роста экономики и изменений в структуре общества принимают угрожающий характер, а политических механизмов их решения кроме полицейщины в Китае как не было, так и нет.

Наконец, о том, возможен ли был (тогда или теперь) «китайский путь» для СССР или России? Может, правы китайцы, что крепко заморозили политическую либерализацию ради экономического прорыва? Укажем на два отличия китайским коммунистов от советских. Во-первых, они усвоили (как на собственном, так и на нашем горьком опыте), что даже в тоталитарном строе лидеры должны ротироваться. Потому что впавший в маразм или просто одряхлевший тоталитарный лидер – эта угроза строю. Потому-то китайские вожди ДЕЕСПОСОБНЫ и де-факто КОЛЛЕГИАЛЬНЫ (потому что знают, что рано или поздно будут сменены решением высшего партийного органа). Китай – не персоналистская диктатура, а коллегиальная. Во-вторых, может за исключением помутнения разума в период «культурной революции», китайское руководство знало, что нельзя давить в народе многовековой инстинкт «трудоголизма». Будучи сто раз коммунистами, они (за исключением особо идеологически упертых) сами строили рынок, расширяли сферу его воздействия. А вспомните геронтократию КПСС. Вспомните категорическое отвержение рынка всей партийной верхушкой. Да и сегодня в нашей власти заверения «сверху», что «государство – самый плохой менеджер» соседствуют с инстинктивной тягой властной элиты к «госкапитализму». Короче, в Китае тоталитарное руководство способно строить и развивать рынок (пусть и не без издержек), у нас это было невозможно при советском строе, да и нынешнее российское государство испытывает тяжкие проблемы при запуске инновационных проектов (список цитат из нашего президента и премьера я приводил в недавней публикации на «Политкоме».

На следующий день после этих событий – 5 июня 1989 г. в Польше прошли первые «полусвободные», как их сегодня называют, выборы. Демонтаж коммунистического тоталитаризма в Европе вступал в решающую стадию. Чехословацкое руководство еще выражало солидарность со своими китайскими единоверцами, но венгерское и польское уже выражали серьезную озабоченность. Советский Союз же не сказал ни да, ни нет.

Спустя двадцать лет на месте бывшего коммунистического лагеря образовались и вполне сложившиеся – хотя и несовершенные демократии, и диктатуры похуже китайской. Есть и страны – среди них Россия – которые даже сегодня не могут дать последовательный ответ на вопрос, куда они идут. Впрочем, рынок в России возник (чего при НАШИХ коммунистах никогда бы не случилось), да и уровень свободы и плюрализма несравним с советскими временами. Что же касается нашего отношения к событиям двадцатилетней давности, то показательны и статья, которая упомянута в первом абзаце, и явно не случайная «идеологическая диверсия», появившаяся в русской Википедии как раз накануне годовщины. Да и вообще у нашей официозной пропаганды отношение к массовым уличным акциям очень выборочное: после «оранжевых революций» 2004-2005 гг. оно стало резко отрицательным. «Марши несогласных» вызывают почти шизофреническую реакцию у правоохранителей. Премьер, приезжая лично «расшивать» ситуацию в Пикалево, убежден, что перекрытие федеральной трассы доведенными до отчаяния людьми – не только нарушение закона, но и «может, это было сделано в сговоре и, может быть, за деньги». Иными словами, нет такого деяния властей, которое оправдывало бы выход людей на улицы… если только эти власти не переносят «Бронзового солдата» в Эстонии или во главе этих властей не стоит некто Саакашвили. Так можно или нельзя? Или можно, если власти «не наши»? Но то, что «китайский путь» не для России – кажется поняли уже все. Да и в Китае этот путь должен кончиться либо либерализацией, либо взрывом – китайское общество меняется все сильнее, и «пост-тяньаньмэнские» политические рамки ему уже тесны. Убежден: в один прекрасный день на площади Тяньаньмэнь появится памятник событиям 1989 г. и их жертвам. Но не могу сказать, когда это будет.

Борис Макаренко - Председатель правления Центра политических технологий

Версия для печати