13.08.2009 | Валерий Выжутович

Богач, бедняк

Установить контроль над расходами граждан - такое предложение прозвучало на недавней сочинской встрече Дмитрия Медведева с лидерами политических партий. Предложение внес глава «Справедливой России», председатель Совета Федерации Сергей Миронов: «Любая покупка стоимостью больше 200 тысяч рублей должна фиксироваться». Президент отверг эту идею. «Вопрос о расходах требует скрупулезного анализа, - сказал он. - Мы не должны стараться зарегламентировать все, что можно. Декларации о доходах чиновников - это более понятно».

Действительно, предложение обязать рядовых граждан декларировать расходы выглядит по меньшей мере несвоевременным. На дворе кризис, и впору говорить не о расходах, а о доходах населения. Доходы снижаются. Причем, вот что примечательно: кризис несколько сблизил богатых и бедных. Впервые за последние пять лет разрыв в их доходах перестал увеличиваться. По данным Росстата, за первое полугодие 2009 года денежная дистанция между 10 процентами самых малоимущих и 10 процентами самых обеспеченных сократилась с 16,9 раза (конец 2008 года) до 15,8 (середина 2009-го). Тому две причины. Первая: владельцы частных предприятий терпят убытки, топ-менеджеры теряют бонусы и дивиденды. Вторая: государство пока выполняет свои обязательства перед пенсионерами, низкооплачиваемыми работниками бюджетной сферы. Из этих двух причин первая, несомненно, главенствует. То есть это не бедные стали богаче, это богатые стали беднее. Кризис ударил по среднему классу сильнее, чем по низкодоходным слоям населения. Хотя все это нам не впервой.

Преодолевать социальные последствия финансового кризиса научены дефолтом 1998 года. Тогда число безработных в стране взметнулось до небывалой отметки. Кто-то потерял место в консалтинговой компании, кто-то был выставлен за порог рекламного агентства... Говорю «кто-то», подразумевая еще диковинный в ту пору, едва успевший народиться и тут же отдавший богу душу персонаж постсоветской России. Его доходы, стандарты потребления, образ жизни, культурные ценности, отнюдь не являясь универсальными, а порою кричаще разнясь, к тому времени все же выткались в некую социальную материю, имя которой - средний класс. Не все его представители олицетворяли собой эпоху малиновых пиджаков, но все так или иначе пережили финансовый крах, а вместе с ним - крах надежд.

Мерить российский средний класс (а он вновь подвергается испытанию) европейским каноном мы не станем. Смешно же объяснять, что родовое отличие «золотой середины» от люмпена - в исправной уплате налогов. Что применяемое к этой категории граждан определение «опора общества» - не расхожий ярлык, а констатация экономической реальности. Что если бюргер в Германии время от времени требует чего-то от государства, то он в своем праве: уплачено. Я это к тому, что представители российского среднего класса в 90-х годах отдавали в казну меньше, чем положено. В итоги сами и наказали себя. Это правительство США в годы Великой депрессии спасало средний класс государственными мерами, как бы возвращая ему его же налоговые вложения. А терпящему бедствие российскому банкиру под крылом родного государства защиты было не найти. Не будучи исправным налогоплательщиком, российский средний класс образца 90-х сам лишил себя бюджетного тылового прикрытия. А заодно и правового. Представители среднего класса, люди образованные, грамотные, хотя бы однажды листавшие КЗОТ, принимали хозяйский пинок с покорностью овец, ведомых на заклание.

Потому что по закону многим из них ничего не полагалось: трудовой контракт расторгался устно, ибо устно же был заключен. Правовая незащищеность тех, кто служил по найму, кажется, только тогда и попала в поле общественного внимания. Кризис сделал ее вопиюще наглядной. Выяснилось вдруг, что деньги - те, что дороже договора, скрепленного подписями и печатью, - не гарантируют их обладателям ни социальной стабильности, ни твердого общественного статуса, ни самоуважения в конце концов. Такова была плата за теневое, по сути, существование, позволяющее декларировать отнюдь не все доходы и создающее особый - «черный» - средний класс, то и дело теряющий почву под ногами. Эта уязвимость со всех сторон, эта недоступная постороннему взгляду приниженность при внешнем благополучии были в ту пору неотвязными спутниками банковских служащих, рекламных агентов, сотрудников туристических фирм и их бесчисленных коллег.

Что-то подобное, но, конечно, не в столь серьезных масштабах повторяется и теперь. Да, уход от налогов ныне не носит повальный характер, да, зарплата в конвертах постепенно становится анахронизмом, но, пока это все не изжито, среднему классу на финансовый кризис неча пенять. Этот кризис дан ему в испытание. Таковым испытанием, помимо прочих неприятностей, стал для него и разрыв в доходах между богатыми и бедными. Кризис сделал явственным прежде не столь заметное, а скорее просто не замечаемое «самообслуживание» среднего класса, когда преуспевание одного было условием и верным залогом преуспевания другого. В этом заповеднике, где широким массам населения делать было нечего, царила гармония между изысканным спросом и достойным его предложением. Ты мне - я тебе. И все были довольны. С наступлением кризиса проявилась взаимность обратного свойства: чем хуже дела у тебя, тем хуже и у меня. Когда, например, начался спад в туристическом бизнесе, выяснилось, что, кроме братьев по классу, потерявших возможность слетать в Ниццу на уикенд, владельца турфирмы поддержать рублем некому. Социальная изоляция. Не то чтобы ранее ее не было вовсе, просто теперь она стала нагляднее. В общем, что там ни говори, средний класс опять проходит проверку на выживаемость. По тому, как он эту проверку пройдет, мы сможем судить не только о нем, но еще и о том, насколько обустроилась среда - экономическая, правовая, социальная - для его нормального обитания.

Что же касается малоимущих… Они пострадали от кризиса меньше, чем средний класс: им терять было в общем-то нечего. Но легче ли им от сознания, что у кого-то теперь «бисер мелок»? У них-то самих «щи пусты» по-прежнему. По мнению экспертов, официальная статистика занижает количество граждан с доходом ниже прожиточного минимума. Поскольку занижается и сам прожиточный минимум. А почти 16-кратная разница в обеспеченности между самыми богатыми и самыми бедными не учитывает скрытых доходов. Цифры, которыми мы оперируем, рассуждая об уровне бедности и об уровне социального расслоения, вообще достаточно условны. Мы в точности не знаем, сколько у нас бедных. Ведь даже по официальным оценкам Росстата, примерно 25 процентов ВВП производится теневой экономикой. Это касается и доходов населения. Российская налоговая система давно стала притчей во языцех. Владимир Путин однажды назвал наше налоговое администрирование налоговым рэкетом. К сожалению, так оно и есть. Вот потому-то в России значительная часть зарплаты находится в тени и, кроме того, сдерживается рост легальной зарплаты. Если правительство решится на реальное ослабление налогового бремени (хотя в условиях кризиса такое решение принять непросто), это откроет путь и для вывода зарплаты из тени, и для ее роста.

Социально-экономическое неравенство существует во всех странах. Где-то оно более, где-то менее ощутимо. Абсолютной справедливости в этом смысле нет и быть не может. Вопрос в том, удается ли государству теми или иными способами сокращать неизбежную дистанцию между бедными и богатыми. Самый радикальный способ установления социально-экономического равенства хорошо известен: все отнять и поделить. Мы это проходили 90 лет назад. И ведь вот что обидно: отнять отняли, но поровну-то не поделили.

Разрыв между богатыми и бедными можно уменьшить, делая бедных богаче или богатых беднее. Но первый путь все же представляется более продуктивным.

Валерий Выжутович – политический обозреватель, публицист

Версия для печати