20.08.2009 | Сергей Маркедонов

Адекватность, как способ преодоления страха

Страшная по своим масштабам террористическая атака у здания ГУВД Назрани снова поставила самую маленькую северокавказскую республику в центр всеобщего внимания. Атака террориста-смертника 17 августа 2009 года впечатляет даже видавших виды специалистов. На месте взрыва во дворе милицейского здания образовалась воронка диаметром в 4 метра и глубиной в 2 метра. Но главный вызов, брошенный террористом не в мощности тротилового эквивалента. Говоря цинично, страшная террористическая атака привела к новым человеческим жертвам, разрушениям, но сама по себе не открыла новой страницы в истории северокавказского терроризма (как это было в случае с Дагестаном конца 1990-х гг. или атакой в Нальчике в октябре 2005 года). В чем же тогда значение атаки 17 августа 2009 года не только для Ингушетии (а пора всем давно понять, что происходящие там события - это не местные, а общероссийские сюжеты), но и для всей страны?

Трагедия в Назрани (хотелось бы написать последняя, да профессиональный долг не позволяет это сделать) вновь, как и прежде, со всей очевидностью показывает неадекватность представлений властей (и регионального, и общероссийского уровня) о том, что происходит на Северном Кавказе. Иногда создается впечатление, что террористические атаки (будь то покушение на президента Ингушетии или официального лица рангом поменьше), диверсии или нападения на те или иные объекты и планируются, прежде всего, для этого. Организаторам «великих потрясений» важно показать неэффективность тех, кто им противостоит.

Повторяя тысячекратно фразы о террористической угрозе на глобальном или локальном уровне, мы, кажется, не задумываемся о самом термине «терроризм», который давно уже перестал для нас иметь какое-то содержательное значение. Став пиаровским лозунгом, он перестал быть предметом подлинного экспертного рассмотрения. Между тем, такое содержательное понимание крайне необходимо для того, чтобы избежать тех легковесных суждений, которые мы уже услышали и продолжаем слышать ежедневно из уст официальных представителей (оперирующих такими понятиями, как «бандиты», «уроды» и прочее) и журналистов. Последние не слишком хорошо понимают, кто такие северокавказские террористы, каковы их цели, каков кодекс их поведения, этические установки и политические ценности.

Само понятие «терроризм» производно от латинского слова (в английском это слово также присутствует) “terror”, то есть «страх». В знаменитом словаре Владимира Даля терроризм определяется как «устращивание (такая форма слова приводится в словаре - С.М.), устрашение смертными казнями, убийствами и всеми ужасами неистовства». Между тем, согласно выводам многих отечественных и зарубежных психологов и специалистов по психиатрии кратчайшим путем к страху является отсутствие понимание того или иного явления. В первую очередь люди бояться неизвестного и непонятного. При чем же здесь теракт в Назрани или предшествующие трагические инциденты в Чечне, Ингушетии или в Дагестане? Ключевая проблема здесь в том, что власти демонстрируют, во-первых, непонимание причин происходящего, во-вторых, нежелание разбираться в сути проблемы, заменяя критический разбор ситуации пропагандой не самого качественного образца. Поскольку же после этих идеологических камланий кривая террористической активности идет не вниз, а вверх, у населения не только пропадает вера во власть, но и усиливается представление о всесильности террористов, их едва ли не повальной поддержке у населения республик Северного Кавказа. Отсюда недалеко до вывода (который уже воспроизводится многократно в блогах и на форумах): «Даешь насильственное отсоединение Северного Кавказа от остальной России!». Таким образом, вся эта игра желваками в телеэфире имеет результат, прямо противоположный тому, который, наверное, ожидают. Страх перед террористами растет, а также и отчуждение русских от кавказцев. Непонятное явление страшит, а непонятный Северный Кавказ страшит вдвойне. Прибавим сюда и патерналистский характер российского общества, привыкшего к отеческой заботе государства, готового делегировать свои права и свободы мудрому отцу- вождю. Но как быть, если наши «всем известные отцы» не слишком хорошо понимают тот вызов, на который должны реагировать власть и общество.

Как, в самом деле, еще оценить тезис первого лица государства о том, что «укрепление рядов ингушской милиции» должно повлиять на изменение ситуации в республике к лучшему? Как будто ингушская милиция- это заповедник, никак не связанный с общей ситуацией в МВД РФ и кадровой политикой внутри этого ведомства, а само МВД с внутренней политикой страны в целом? Насколько серьезно можно говорить об идее некоторых депутатов Госдумы о введении режима КТО в Ингушетии? Неужели народные избранники не знают, что таковые режимы и в самой Ингушетии, и в Чечне уже вводились и к существенному перелому ситуации не привели. Насколько серьезно можно воспринимать тезисы ингушского президента Юнус-бека Евкурова (прозвучавшие в интервью «Русской службе новостей») о причастности Запада и даже Израиля к нынешнему всплеску террористической активности на Северном Кавказе? «Я далек от мысли, что арабы стоят за всем этим делом... Интересы мы же понимаем, чьи: и Штаты, и Великобритания. В том числе и Израиль. Вполне это реально», - констатировал президент республики. И все это после того, как нынешние северокавказские «моджахеды» не раз заявляли о том, что их врагом является не только РФ, но и Запад, поскольку для исламских радикалов РФ- это союзник США и Европы в том же Афганистане и в борьбе с «мировым терроризмом». Впрочем, не хотелось бы бросать камень в сторону Евкурова. Он, как старый солдат, воспроизводит в несколько упрощенной форме тезисы своих вышестоящих начальников.

Между тем, как справедливо заметил еще два года тому назад кавказовед Мурад Карданов, «северокавказский Эмират сегодня – внеочередной кандидат на попадание в список террористических организаций. Просто по факту заявления Умарова о том, что вновь созданное государство присоединяется к мировому джихаду против западной цивилизации». Сами исламские радикалы Кавказа готовы рассматривать себя в качестве участников «мирового джихада» и имеют свою вполне определенную позицию по проблеме Ближнего Востока (даже если их самих и не слишком готовы поддерживать из-за рубежа). В их материалах мотивы борьбы с Израилем и еврейским миром выражены не менее четко, чем идеи противостояния «неверной России». В одной из листовок дагестанских салафитов говорится: «Выставление напоказ - иудейский метод. Иудеи весьма преуспели в своем умении разрушать народы с помощью женского соблазна и очарования». В другой «самиздатовской брошюре» кавказских исламистов под названием «Толкование величественного Корана» читаем: «Изучение исторического прошлого евреев привело мусульман к тому, что нельзя полагать больших надежд на тех, история которых состоит из подобных событий. Этот народ на протяжении длительных веков отвратился и испортился». Или это сами евреи, прибегнув к дьявольской хитрости, против себя написали сочинения?

От принятия такого тезиса до вывода о «вредной расе» и Нюрнбергских законов - дистанция не такого уж великого размера. Создается ощущение, что все эти листовки и боевые листки, а также материалы на веб-сайтах кавказских исламистов прошли мимо очей наших правоохранительных структур и властей разного уровня. Иначе не повторяли бы они тезисы о роли Запада в организации исламистского терроризма на Кавказе. В этой связи также складывается впечатление, что вполне допустимая и оправданная критика Запада просто в ситуации с Украиной или Грузией просто под копирку переписывается применительно к Северному Кавказу. В условиях дефицита идей и понимания конкретики событий может сгодиться уже готовый к употреблению идеологический конструкт многократного использования.

Между тем, сегодня как никогда важно понимать, что причина террористической активности на Северном Кавказе - не в кознях Запада и Израиля, и не в нерадивости того или иного милиционера, ответственного работника администрации. Сегодня на Северный Кавказ пришла идеология радикального исламизма. Это- результат очень сложной рефлексии относительно места исламского мира в России и на глобальном уровне. Со стадиальным отставанием наш Кавказ повторяет ту рефлексию, которая прошла на исламском Востоке в течение всего ХХ века. В первой половине прошлого столетия исламский мир стремился уподобиться Западу, взяв на вооружение лозунги светского национализма. Самые яркие примеры таких моделей - преобразования Ататюрка в Турции, «белая революция» в Иране, египетский проект Насера и сирийский проект Асада, наконец, Садам Хусейн или ООП. Однако, не добившись с помощью западного по происхождению националистического дискурса равенства с Западом, многие (но не все) мыслители Востока пришли к выводу об отказе от национализма в пользу возвращения к истокам (фундаменту) исламской религии. Поскольку же борьба против Западного мира конвенциональным оружием (государство vs. государство) была невозможна, радикальные исламисты прибегли к созданию надэтничных и трансграничных сетей, принципиально новых игроков на мировой арене. Эту идеологическую эволюцию страны Ближнего Востока и Северной Африки прошли в 1970-начале 1990-х гг.

Постсоветские же страны вступили в этот процесс позднее (до 1991 года у них попросту не было разбирающихся в религиозных вопросах специалистов). На Северном же Кавказе эта рефлексия накладывалась на нерешенные годами межэтнические и социальные проблемы, повальную коррупцию властей, неготовность федеральной власти реально вникать в управление регионом, поощрение клановой системы. Безусловно, какие то внешние идеологические влияния идеологами радикального исламизма отечественного образца были позаимствованы (равно, как и стремление предстать в качестве части глобального джихада, были инструментально использованы). Но решающие предпосылки для идейно-политической переориентации были внутренними. О них уже много сказано и написано. Было бы не просто непрофессионально, но и глупо отождествлять интересы этого радикального политического течения с интересами населения северокавказских республик. Оно в подавляющем своем большинстве не готово жить в обществе, напоминающем социальную реальность по рецептам «Талибана». Но, не видя реальной защиты и поддержки со стороны российской власти, население северокавказских республик, занимает, как минимум нейтральную позицию по отношению к террористам. И этого вполне достаточно для их активности. Им не помогают, но и не слишком мешают. Тем паче, что в некоторых случаях ячейки радикалов берут на себя функции власти (подменяя собой судебную, правоохранительную систему, претендуя на роль мерила нравственности и морали). Такая подмена власти дает им дополнительную легитимность. Эта легитимность возрастает тогда, когда в борьбе с террористическим подпольем страдают не всегда действительно виновные люди. Заметим, все это накладывается на сложную рефлексию по поводу взаимоотношений России и Северного Кавказа, роли народов этого региона в общероссийских процессах.

Сегодня можно спорить о том, можно ли противостоять религии (хотя бы только особому ее пониманию) или идеологии. На эту тему написаны тома литературы и еще будут написаны. Практические рекомендации намного важнее. Но необходимо осознать одну важную мысль: никакие практические рекомендации не сработают, если они не базируются на адекватном представлении о том, кто тебе противостоит, каковы его ресурсы и сильные стороны, в чем привлекательность его лозунгов. Здесь одними обвинениями в «бандитизме» не обойдешься. Борьба с «кознями Запада», игра в политическую корректность самого дурного пошиба отвлекает общество, парализует его волю к сопротивлению, держит в состоянии страха. Именно этого и добиваются те, кто взрывает и атакует. Но разве нам всем необходимо им подыгрывать?

Сергей Маркедонов - заместитель директора Института политического и военного анализа, кандидат исторических наук

Версия для печати