10.11.2009 | Валерий Выжутович

Праздничные нашествия

Прошедшие праздники оставили ощущение, что страна живет по разным календарям. Потому-то приходится писать «праздники», а не «праздник». Хотя государственный праздник в ноябре один - День народного единства. Он отмечается четвертого числа. Правда, согласно опросам, более половины российских граждан либо вообще не знают, либо плохо понимают, что мы празднуем в этот день. Потому что еще не привыкли к новому празднику? Да, наверное, и поэтому. Но, пожалуй, еще и по той причине, что 4 ноября в календаре государственных дат появилось нежданно и, похоже, не только в память об освобождении Москвы от польско-литовской и шведской интервенции, но еще и за тем, чтоб заместить собой Седьмое - годовщину действительно грандиозного, как бы кто к нему сейчас ни относился, события, изменившего ход мировой истории.

Впрочем, рядовые обыватели не празднуют ни Четвертое, ни Седьмое. Четвертое не празднуют еще, а Седьмое - уже. Маршировать на улицы в первую ноябрьскую неделю выходят только активисты и сторонники политических партий и общественных движений. Вот и в этот раз. Четвертого числа лидеры движения «Наши» вывели в Москве на набережную Тараса Шевченко 20 тысяч человек и провели акцию под названием «Все свои». А седьмого свой праздник отметили коммунисты, пройдя по Тверской в колыхании красных знамен и завершив многотысячное шествие митингом на Театральной площади у памятника Карлу Марксу.

Сосуществование (пока, слава Богу, мирное) двух ноябрьских праздников, официально учрежденного и самостийного, возвращает нас к теме, ставшей для России актуальной с момента распада СССР и до сих не потерявшей остроты. Речь о гражданском согласии, без которого невозможно единство нации. И о том, как достичь этого единства.

Ополчение Минина и Пожарского - единственный пример в русской истории, когда судьбу страны и государства решил сам народ, без участия власти. Тогда объединились все сословия, национальности, деревни, города... Означает ли это, что нация способна сегодня сплотиться только перед лицом какой-либо угрозы? На каких идеях можно консолидировать общество? Нужны ли России новые Минины и Пожарские? Эти вопросы возникают не только в первые дни ноября по календарному поводу. С тех пор как прекратила свое существование «историческая общность людей - советский народ», российская нация для осознания себя таковой пытается сконструировать новые идеологические скрепы. Увы, история до сих пор оставляла России в основном только два способа сплотить нацию. Первый - перед лицом какой-нибудь угрозы, то есть при наличии врага, внешнего или внутреннего. И второй - в условиях тоталитарного государства. Ни врагов, ни воссоздания тоталитаризма для достижения всенародного единения как-то, признаюсь, не хочется. Есть, впрочем, третий способ гражданской консолидации - когда страна, решая масштабные задачи, переживает общенациональный подъем, и усилия власти мощно подкрепляются энтузиазмом масс. Так было в Советском Союзе в 30-е и первые послевоенные годы. Сегодня такое едва ли возможно. Слишком велико социальное расслоение. Слишком разнятся интересы различных общественных групп. А главное - несмотря на усилия власти, до конца не преодолен идеологический кризис. Патриотическая идея - в принципе абсолютно здоровая, доказавшая свое цементирующее воздействие в США и во многих странах Европы - тут и там подменяется суррогатами. Ультра-радикалы перехватывают ее, пытаются наполнить своими смыслами, дают ей свою интерпретацию. Вот и четвертое ноября регулярно становится поводом для «Русских маршей» под экстремистскими лозунгами. В этот раз лидеры Движения против нелегальной миграции (ДПНИ) и Славянского союза поставили под свои знамена около 3 тысяч человек и призвали соратников вооружаться. «Россия - для русских!», «Русскому народу - русская власть» - раздавалось в толпе и было написано на плакатах. Но надо ли говорить, что здоровый патриотизм и агрессивный национализм маршируют в разные стороны. Первым движет нормальная любовь ко всему своему, вторым - патологическая ненависть ко всему чужому.

Общественное сознание расколото еще и по линии Россия - Запад. Не остывают угли главного российского спора: куда должна идти Россия? Этому спору более двух веков. Возникший как философская полемика между западниками и славянофилами, он сегодня трансформировался в политическую борьбу либералов и государственников. Первые считают, что Россия, восприняв западные ценности, должна интегрироваться в европейскую цивилизацию, вторые ищут для России какой-то особый третий путь. В этот спор вовлекают и общество. Слушая наших политиков, рассуждающих о том, куда должна идти Россия, невольно проникаешься ощущением исторического перепутья. Ощущением, будто страна не живет, а лишь выбирает, как ей жить, и все не может выбрать. Между тем Россия развивается, за постсоветские годы в ней произошли и продолжают происходить глубокие перемены. Так, может, пора прекратить вековечную эту дискуссию о выборе пути? Не лишена ли она сегодня практического смысла? Не добавляет ли смуты в умах, и без того склонных к шараханью из крайности в крайность?

Впрочем, не будем наивны. Ни те, кто считает себя либералами, ни те, кто им яростно оппонирует, не откажутся от своей риторики. Кто-то эксплуатирует лозунг: «Россия - для русских!» Кто-то - лозунг: «Долой ксенофобию!» Но и то и другое скорее лишь способствует поляризации общественных настроений, нежели служит согласию. Что бы там ни выкрикивали на митингах записные «патриоты», чем бы ни отвечали им патентованные «либералы», националистической истерии как массового психоза в России нет. Ее раздувают. Партии - для достижения своих политических целей. Народные витии - для выплескивания недовольства жизнью. Это недовольство трансформируется в лозунги, понятные маргинальной части населения. Отношения накаляются вовсе не между нациями. Они накаляются в обществе, где немало противоречий (например, разрыв между 10 процентами самых бедных и 10 процентами самых обеспеченных - 15-кратный). И проявляются то в форме агрессивной ксенофобии, то в виде религиозного экстремизма. Радикализация протестных настроений таким образом просто приобретает уродливую форму. В многонациональной России подружить грузина с русским, таджика с армянином - не проблема. Проблема - создать в стране такой общественный климат, когда недовольство условиями жизни не будет выражаться в межэтнических столкновениях.

Есть и такая точка зрения: дескать, «народное единство» - это советский анахронизм. Единого народа нет и быть не может. Народ представляет собой различные группы интересов. Национальных, социальных, профессиональных и т.п. А единым народ становится только в моменты общих испытаний, таких, как войны, стихийные бедствия, чрезвычайные ситуации… Когда же опасность отступает, вновь возникают группы интересов. Пенсионеры заинтересованы в повышении пенсий. Военные - в увеличении расходов на оборону. Бизнесмены - в снижении налогов на бизнес. Но другим категориям населения это не требуется. На то оно общество, что в нем существуют и сталкиваются разные интересы. А призывы к единству - это все демагогия.

В подобных рассуждениях есть здравое зерно. Но очевиден и явственный смысловой провал. А именно: в вышеназванной цепочке социальных субъектов, в самом деле имеющих разные интересы, отсутствует скрепляющее звено - власть. Если власть не лидирует в обеспечении единства нации, тогда действительно - мы это уже видели - за дело принимаются «группы интересов» и начинают дробить страну, согласно собственным потребностям. Тогда как с помощью власти нация консолидируется. Причем как раз там, где проходит межа, где возможны конфликты. А конфликты - возможны. Таково пока состояние нашего общества. Общества, где граждане и по ту, и по эту сторону до конца не разобранных «баррикад» задаются привычным вопросом: если единство, то против кого? И согласно своим представлениям отвечают на этот вопрос. Потому-то так трудно дается переход от седьмого ноября к четвертому. Он ведь совершается не в календаре, а в общественном сознании.

Валерий Выжутович – политический обозреватель, публицист

Версия для печати