01.12.2009 | Сергей Маркедонов

Борьба с терроризмом: поиск адекватной стратегии

Последний ноябрьский уик-энд уходящего года в России на долгие годы запомнится трагическим совпадением нескольких инцидентов. Подрыв «Невского экспресса», затем взрыв поезда сообщением Тюмень-Баку именно на дагестанском участке северокавказской железной дороги. В случае с Дагестаном трагический инцидент и вовсе вписывается в непростой общественно-политический контекст. Этот контекст, хотим мы того или нет, накладывает отпечаток и на наше восприятие железнодорожных трагедий, терроризма в целом, а также проблемы крупнейшей республики Северного Кавказа, как «вещи в себе»…

Практически синхронно с взрывом поезда был обстрелян автомобиль главы Магарамкентского района Дагестана Абрека Гаджиева, который скончался в больнице от полученных ран. И все это на фоне очередного витка борьбы за кресло президента республики. Заметим, борьбы идущей не в публичном пространстве, по правилам, не слишком понятным для сторонних наблюдателей. Впрочем, последний тезис верен не совсем. Он не слишком понятен и для федерального политического класса (вспомним хотя бы неподдельное удивление президента страны по поводу появления в списке кандидатов на пост главы республики сразу трех Магомедовых!), стремящегося по возможности максимально отстраниться от понимания нюансов и деталей дагестанской политической игры.

Между тем, анализ написанных в большом количестве текстов на тему под условным названием «трагический уик-энд» позволяет сделать следующий вывод: в центре внимания авторов оказывается обсуждение возможных версий всех происшедших трагедий. Наверное, стремление распутать сложные узлы непростых вопросов похвально. В самом деле, понять, что является причиной той или иной дестабилизации чрезвычайно важно хотя бы для того, чтобы выработать адекватный сценарий реагирования на новые вызовы. Однако давайте честно признаемся. Многие журналисты и политологи (имеющие гуманитарное образование) вряд ли смогут на профессиональном языке (доступном узким специалистам) внятно объяснить, почему в пользу версии о теракте свидетельствует воронка, и почему ее отсутствие позволяет говорить скорее об изношенной инфраструктуре российских путей сообщения. Добавим сюда, что доступа к оперативной информации и другим важнейшим источникам в ближайшие годы мало кто из пишущей братии получит (отрывки, утечки, конечно, но это - не полная картина, скорее, ее не связанные друг с другом эскизы). В этой связи поиски конкретных виновников очень часто скатываются в банальные спекуляции в то время, как задача эксперта – политолога состоит не в выдвижении сенсации, а в попытках объяснения возможных последствий ноябрьских трагедий на развитие политических процессов внутри (и возможно вне) страны. Какие могут быть сделаны выводы после трагических инцидентов властью, общественной элитой? И что из этого может воспоследовать?

Но сначала попытаемся зафиксировать первые «круги по воде». Они, к сожалению, не оставляют оптимистических ощущений. Снова у нас под понятие терроризм подводят все, что взрывается, убивает и стреляет. Еще не сделаны никакие политические заявления, не взята ответственность за теракт, неясны технические детали, а «пионеры» новостного рынка спешат с очередными «версиями» о террористической атаке (угрозе, далее, кому что нравится). Таким образом, происходит политическая инфляция этого понятия. Никто не пытается остановиться на нюансах. Где теракт, а где диверсия, где криминальная разборка или борьба за власть (что часто идет рука об руку)? Эти вопросы не получают должного освещения, зато разные события, происшедшие в разных точках страны пытаются сразу же причесать под одну гребенку, сброшюровать и приготовить заранее ясные ответы. И это притом, что причины трагедий в Дагестане и в Тверской области могут быть совершенно разными? И даже, если мы твердо установим, что все это - именно теракт (в узком смысле этого слова, то есть не синоним взрыва или убийства, а политически и идеологически мотивированное насилие), то надо иметь в виду, что данный вид насилия всегда имеет свои конкретные причины. Их, конечно же, надо понимать вместо стремления добиться популярности на человеческом горе.

Заметим, терминологическая аккуратность нужна не ради чистоты академических тог. Она необходима для вполне прагматических соображений. Государство не должно, как в известном фильме вести «бой с тенью». Если у страны (не только у правящих бюрократов, но и у общества, а теракты направлены, в первую очередь на рядовых людей) есть враги или, как минимум, оппоненты, хорошо бы представлять их лицо. Если же у них много лиц (а это могут быть, как радикальные исламисты, так и радетели «русской идеи» в ее извращенной форме), то стоит ли смешивать их в рамках хорошо знакомой по 1930-м годам формулы «враги народа»? Для сиюминутного пиара, дешевой популярности - да. Для стратегического успеха - нет, так как профилактика терроризма- это не только смертная казнь и прямое запугивание потенциальных террористов угрозой ее применения.

Между тем, из уст многих «раскрученных» властителей умов в эти дни прозвучало немало призывов, стыдящих гуманистов и призывающих власть к игнорированию всяких там «европейских ценностей» и введению «суровых кар и мер». Умышленно не цитирую данную публику, чтобы не делать никому рекламы. Их претензии на патриотическую монополию довольно смешны, поскольку базируются на элементарном непонимании природы терроризма, как политического явления, а также упрощенном понимании мира (как современного, так и прошлого). В ином случае, они могли бы легко убедиться в том, что в действиях израильских коммандос, британских спецслужб или их испанских коллег было немало брутальности. Немало ее было и у российских жандармов времен Столыпина, Плеве и других не менее профессиональных знатоков своего дела. Попутно заметим, что евсюковых среди них было на порядок меньше, как и министров, призывающих «давать сдачи» представителям власти (это я к тому, что недостаточно высокий уровень правоохранительных структур не исключает применения «высшей меры» к невиновным людям). Однако минимизация терроризма в Северной Ирландии, стране Басков (по обе стороны франко-испанской границы) происходила не только путем применения силы, но и убеждением рядовых ирландцев или басков в том, что тротил и автомат – плохой и бесперспективный путь для молодого человека, ведущий в никуда. И что «взрывчатое» понимание патриотизма приносит Родине один только вред. Только комбинация мягкой и жесткой силы (с постепенным вытеснением лобовых атак косвенным воздействием) привела к серьезным успехам в борьбе с североирландским и баскским терроризмом. Применение же смертной казни оказалось не слишком эффективным средством. Это показал британский, испанский или российский опыт прошлых веков. Использование государственного репрессивного аппарата против терроризма может на время сбить температуру, но излечить болезнь оно не в состоянии. Казни народовольцев в 1870-е гг. не спасли Россию от эсеровского террора начала ХХ века, а «столыпинские галстуки» оказались бессильны перед большевизмом.

В этой связи особо хотелось бы остановиться на заклинаниях (а в минувшие дни их было сделано немало) о необходимости применения израильского опыта по борьбе с терроризмом. Спору нет, с точки зрения технической и профессиональной уничтожение конкретных террористических групп израильскими специалистами вызывает восхищение. Чего стоят такие всемирно известные операции, как «Энтеббе» («Шаровая молния») или «Меч Гедеона» (хотя последняя - сюжет дискутируемый)! Но проблема то в том, что антитеррористическая активность- это не ситуативные атаки групп типа «Альфа» или «Вымпел». Это- стратегия, включающая себя помимо силовой составляющей политические, идеологические и прочие элементы. Поэтому, признавая высокий профессионализм израильтян (который, кстати, не спас их ни от ХАМАС, ни от «Хизбаллы», ни от различных интифад после, казалось бы, громких побед над арабскими государствами), особо подчеркнем: Израиль на оккупированных территориях не ставил своей задачей интеграцию местного населения. Он занимался гарантиями безопасности для Еврейского государства, и, если угодно, элементарного выживания во враждебном окружении. Проблема объединения с «арабскими гражданами» у лидеров Израиля не стояла в повестке дня. Ни о каком «плавильном котле» или ассимиляции-аккультурации на занятых территориях речи не шло. И трудно было бы предположить подобный результат, принимая во внимание сам характер государства Израиль. Квинтэссенцией израильской политики в отношении занятых территорий стали слова Маше Даяна, обращенные к арабской общественности: «Мы не просим вас полюбить нас. Мы хотим, чтобы вы позаботились о своих согражданах и сотрудничали с нами в восстановлении их нормальной жизни». Как следствие, стремление к преобладанию силовых методов борьбы.

Но на Северном Кавказе (и не только) задача Москвы - это формирование единой политической нации. Следовательно, антитеррористическая философия в России не может строиться на ближневосточном опыте (иначе нам гарантирован такой же результат, смотри итоги операции в Ливане в 2006 году или операции «Литой свинец»). Она должна скорее обращаться к испанскому, французскому или британскому опыту, где жесткость государственной позиции сочеталась с поиском механизмов «мягкой силы», с разделением противников страны на «умеренных» и «радикалов», на применение переговоров в сочетании с точечными ликвидациями (точечными, а не траловыми). Как говорил известный герой популярного кинофильма начинающий оперативник МУРа Володя Шарапов: «Я просто хочу, чтобы правосудие справедливым было», то есть, чтобы наказание понесли действительно виновные, а не попавшие под очередную «раздачу» непричастные люди.

А потому, воспользуемся словами второго президента РФ и нынешнего премьера, и прекратим истерику по поводу введения смертной казни, новой террористической глобальной угрозы и «укреплении бдительности». Вместо этого, давайте лучше понимать динамику, причины и предпосылки для терроризма, как стратегии и тактики политического насилия, его разновидности и движущие силы, а также различать теракт от любой банальной гангстерской разборки. Это намного более полезно для нашей с Вами безопасности, нежели очередной приступ псевдо-патриотической паранойи. Однако, окончательный выбор между последовательным «мочизмом» и сложным комплексом антитеррористической борьбы (который вовсе не подразумевает слабости и уступок) пока еще не сделан. И задача экспертного общества - максимально повлиять на более адекватный выбор.

Версия для печати