03.12.2009 | Сергей Маркедонов

Навстречу новой Европе

29 ноября 2009 года на сайте президента РФ Дмитрия Медведева был размещен текст проекта Договора о европейской безопасности. Предложение создать новые политико-правовые механизмы обеспечения безопасности в Европе стало первой программной внешнеполитической инициативой третьего президента России после его вступления в должность. Впервые оно было озвучено 5 июня 2008 года в ходе президентского визита в Германию. Тогда эта инициатива была встречена с некоторым скепсисом и в России, и на Западе. В США и в Европе многие увидели в предложении Медведева политический пиар нового президента России, стремящегося продемонстрировать свой конструктивный настрой на мировой арене. Что же касается РФ, то при тех черно-белых подходах, которые в целом определяли внешнеполитическую риторику в последние пять лет (неким рубежом здесь могут считаться провал плана Козака по приднестровскому конфликту и серия «цветных революций»), предложение серьезной кооперации с Западом подвергалось сомнению «по определению».

Однако, как в известной русской пословице, «не было бы счастья, да несчастье помогло». Идея Медведева, высказанная им в июне прошлого года, снова попала в фокус внимания после августовской «пятидневной войны» на Южном Кавказе. Пять горячих дней в августе 2008 года не открыли каких-то принципиально новых тенденций в глобальной политике. Но они заострили имеющиеся старые проблемы и противоречия, позволявшие говорить о том, что на смену периоду «высоких рисков и высокой стабильности» («холодная война») пришло время «низких рисков и низкой стабильности». В самом деле, военная операция в Южной Осетии или «гуманитарная операция» в Косово по своим масштабам не могут сравниться с Карибским кризисом или «берлинским вопросом». Однако и первое, и второе событие воочию показали, что в мире наличествует явный дефицит критериев, легитимного арбитража, зато господствует односторонность и произвольная трактовка международного права. Само же международное право стало напоминать марксистско-ленинское обществознание времен СССР «времени упадка», когда с помощью искусного цитатничества можно было доказать любой тезис и любую даже весьма спорную мысль.

В последнее время в российской политической науке и экспертном сообществе словосочетание «двойные стандарты» по количеству использования далеко обошло все другие выражения и дефиниции. Между тем, мир после «холодной войны» оказался плох не присутствием в нем «двойных стандартов» (которые, строго говоря, являются основой политики, которая в свою очередь не является фабрикой по производству однотипной продукции), а отсутствием вообще внятных стандартов и критериев (либо их чрезвычайно вольной трактовкой). Чего стоит «уникальность» косовского казуса, введенная в оборот американскими и европейскими дипломатами и поддержанная многими политическими аналитиками! Между тем, эта уникальность поддерживалась по большей части простыми процедурными отличиями, существовавшими в разрешении конфликтов на Балканах и на Кавказе. В самом деле, Балканы были сферой особого интереса и пристального внимания Европы (США были втянуты в этот регион благодаря беспомощности ЕС) и были менее важны для России (что объясняет и разную степень вовлеченности стран Евросоюза и Москвы в дела Хорватии, Сербии, Боснии). Южный Кавказ же, напротив, является для РФ жизненно важным регионом. Будучи связанным тысячами нитей с российским Северным Кавказом, этот регион во многом – не внешняя политика России, а продолжение ее внутриполитического развития. Для ЕС и США в отличие от Кавказа Балканы также не были бывшей «органической частью» одного государственного организма. Все разговоры о «возвращении в европейскую семью» носили по большей части идеологический характер, в то время, как жители всех признанных и непризнанных стран Южного Кавказа в недавнем прошлом обладали «серпасто-молоткастыми» паспортами.

Но в то же самое время, причины кавказской и балканской болезни были во многом схожими. И в том, и в другом случае гражданские и межэтнические конфликты стали итогом и следствием распада квазифедералистских государств, имеющих родовые черты империи (в случае с Югославией- малой империи, что сути дела не меняет) и пытавшихся реализовать социалистические эксперименты разной степени тяжести. И в одном, и в другом случае это были образования (СССР и СФРЮ), которые строили свою идентичность на основе этнизации политики, политизации этничности посредством закрепления территориальных различий на этнической основе. В итоге элиты этих стран стали сами собственными же могильщиками, создавшими предикаты независимости задолго до «геополитических катастроф» 1991 года. Сами же распады двух полиэтничных государств не стали «концом истории». Они стали началом формирования на их руинах новых наций-государств, чьи границы гарантировались партиями-государствами и не могли автоматически стать легитимными при разделе старого общего политико-правового пространства.

Между тем, к такому процессу мировое сообщество оказалось не готово, поскольку само мировое сообщество в 1945-1991 гг. основывалось на ялтинско-потсдамской системе международного права, отражавшего реалии послевоенного мира. Мира, в котором были два полюса (социализм-капитализм + протискивавшееся между ними «движение неприсоединения), и в котором одним полюсом был СССР. С исчезновением этого полюса не только постсоветское пространство пришло в движение. Задвигалась вся мировая политика. Ялтинско-потсдамская система была во многом и причиной, и следствием «холодной войны». Двадцать лет назад многие энтузиасты мечтали о похоронах «холодной войны», не предполагая, что с этими похоронами придется совместить и прощание с миром времен Ялты и Потсдама, как бы кому не хотелось развести эти два явления. В 1991 году мир уже не походил на реалии 1945 года.

Следовательно, требовались новые критерии и оценки того, как обеспечивать и гарантировать безопасность, как во всем мире, так и в Европе, которая была главным полигоном двух мировых войн, и которая после 1991 года не скатилась, слава Богу, к третьему глобальному противоборству, но пережила неприятные конфликты и потрясения. Включая и массовые убийства, и этнические чистки в самом капиталистическом уголке социалистического мира Югославии, бывшей пределом мечтаний для среднестатистического совка времен «застоя». Но на место новым правилам игры пришли односторонние действия, которые часто вообще не укладывались в какие-либо логические схемы. В самом деле, почему сецессия Хорватии и Словении возможна, а отделение Республики Сербской от «единой Боснии и Герцеговины» нет? И почему для сохранения видимого единства Боснии возможно создание матрешечного недееспособного управленческого механизма, а для Молдовы федерализация и право вето со стороны Тирасполя (так было обозначено в 2003 году в плане Козака) считалась страшным вызовом на том основании, что блокирует эффективную работу центральной власти? Почему Косово (бывшая автономия в составе союзной республики) обладает правом на самоопределение, а две другие такие же бывшие автономии в составе другой союзной республики такого права начисто лишены? И почему для ситуации внутри Сербии неприменимы параллели из грузинского опыта? Но самое главное - как суметь в условиях формирования наций – государств обеспечить цивилизованный характер политических «разводов»? Без «зачисток» и высоких гуманитарных издержек?

Ответить на этот вопрос могла бы общая система европейской безопасности, принимаемая основными игроками на этом поле. Бесспорно, в этой игре возможны споры, ссоры, конкуренция и применение пресловутых «двойных стандартов». Однако в то же время – это страховка от окончательного сползания в «мировые джунгли», к чему мы уже слишком близко подошли. Отсюда и тот рост интереса к предложению Медведева, которое, повторимся еще раз, было озвучено в июне прошлого года, и конкретизировано 8 октября 2008 года в ходе Конференции по мировой политике в Эвиане (Франция). Между тем, до появления текста Договора инициатива третьего российского президента считалась пиар-проектом. Теперь этот аргумент будет трудно воспроизвести. Текст есть, он размещен для детального ознакомления с ним. 14 статей с преамбулой говорят о том, что сейчас есть, что обсуждать. В проекте Договора отмечается, что он не затрагивает права на нейтралитет и не посягает на сферу ответственности Совета безопасности ООН.

К подписанию документа приглашаются «все государства евроатлантического и евразийского пространства от Ванкувера до Владивостока» (а не только от Ванкувера до Белостока, как получается сегодня), а также международные организации, такие как НАТО, ЕС, ОБСЕ, ОДКБ и СНГ. Следовательно, проект лишен таких болячек постсоветской российской дипломатии, как имманентное неприятие НАТО, «внешних игроков» и прочее. Это- попытка дать российскую интерпретацию евроатлантической безопасности, не ограничиваясь только лишь Евразией. Замечу попутно, что российская интерпретация этих проблем на Западе вызывает интерес. Недавно автор настоящей статьи принял участие в представительной конференции в Мадриде (она планировалась с учетом будущего председательства Испании в ЕС), в которой центральным сюжетом была именно российская инициатива по созданию нового европейского договора.

В этой связи важно отметить несколько принципиальных тезисов. Обсуждение Договора ждет непростая судьба. Скорее всего, жесткие договорные обязательства с Россией оттолкнут США и ЕС. Однако других альтернатив изменению ситуации внутри Европы, Евразии и во всем мире не существует. Или нахождение общих правил, построение единого неразделенного пространства безопасности, либо абсолютный геополитический постмодерн. И в этом постмодерне у России очень плохо с союзниками и партнерами, что резко уменьшает наши шансы при различных лобовых столкновениях с игроками, чей потенциал больше, чем у Грузии или Украины. В любом случае, появляется предмет для разговора. И это особенно отрадно на фоне дефицита стратегических системных предложений внутри РФ. Возможно, если данная идея встретит поддержку, дойдем и до более качественного понимания наших внутренних проблем.

Сергей Маркедонов - политолог, кандидат исторических наук

Версия для печати