24.12.2009 | Сергей Маркедонов

Президентский кастинг в Дагестане

Приближается дата завершения президентского кастинга в Дагестане. С нашей точки зрения, именно так лучше всего определять тот порядок формирования регионального управленческого корпуса, который существует сегодня в России. Всенародных выборов глав регионов (как это было до бесланской трагедии) нет, но и назвать сегодняшнюю процедуру определения президента республики (губернатора края или области) назначением тоже не совсем верно. Федеральному президенту правящая партия предлагает некий шорт-лист из нескольких возможных кандидатов. В феврале 2010 года истекают полномочия нынешнего главы республики Муху Алиева. За оставшееся время федеральная власть (и главный избиратель в России - президент) должна принять окончательное решение по кандидатуре того, кто в течение следующих четырех лет будет возглавлять самую крупную (по населению и территории) республику Северного Кавказа. Между тем, дагестанский политический кастинг еще до своего завершения высветил много важных проблемных точек российской северокавказской политики…

Начнем с того, что сама по себе процедура формирования управленческого корпуса российских регионов, начиная с 2004 года, не является публичной. По своей сути она напоминает операцию на административном рынке. Открывается вакансия, выявляются возможные претенденты (в Дагестане их целых 5, включая действующего руководителя), происходит согласование позиций, устанавливается «цена вопроса» (при этом речь идет не столько о материальном, сколько статусном и бюрократическом измерении). Однако в дагестанском случае публичная политика не может быть полностью исключена в отличие от Чечни или Ингушетии. И она в том или ином виде прорывается в информационно-политическое пространство, хотя и не анализируется должным образом. Между тем такие факты, как появление двух заявлений (разных по стилю и выводам) депутатов Народного собрания республики в конце ноября 2009 года, решение городского суда Дербента (3 декабря) и Верховного суда Дагестана (23 декабря) об отмене итогов выборов мэра говорят о том, что борьба за высший республиканский пост ведется непростая. Здесь не будет легкого прохождения действующего главы Дагестана по сценарию соседних северокавказских республик. Как справедливо замечает российский политолог и журналист Константин Казенин, «затянувшаяся история с выбором нового президента Дагестана уже сейчас имеет один итог: ослабление позиций действующего главы региона Муху Алиева. Или публичная демонстрация слабости его позиций. Не важно, что здесь первично: реальное ослабление или демонстрация такового. В любом случае, если Алиев будет переназначен, это будет уже не такой Алиев, каким его воспринимали многие наблюдатели до ноября 2009 года». Логика здесь понятная - президент Дагестана может получить поддержку главного избирателя страны - федерального президента, но при этом бюрократический вес Муху Алиева может быть уменьшен (опять же с неформальной точки зрения).

В самом деле, действующий глава республики - это опытный управленец, ветеран дагестанской политики, имеющий за плечами опыт работы первого секретаря Дагестанского обкома КПСС и спикера Народного собрания республики. За время своего президентства он показал умение защищать свои властные позиции, переигрывая (если этого требовали обстоятельства) и федеральный центр. Многим аналитикам памятен «казус Радченко» (история с неудачным продвижением на пост главного налоговика республики выдвиженца из Москвы). После гибели другого ветерана дагестанской политики министра внутренних дел республики Адильгирея Магомедтагирова Алиев также сумел обеспечить нужную для него кадровую замену. Однако осенью-зимой 2009 года позиции президента Дагестана оказались не так сильны, как это казалось раньше. И решение судов двух инстанций (городского и республиканского уровня) по отмене итогов выбора мэра Дербента (где у Алиева также был «свой человек», действующий мэр Феликс Казиахмедов) показало не только и не столько высокий уровень независимости судебной власти в отдельно взятом субъекте РФ, сколько наличие у дагестанского лидера серьезных конкурентов.

Для самого же Алиева выборы мэра Дербента (состоялись 11 октября нынешнего года в «единый день голосования») были крайне важны в контексте бюрократического противоборства с т.н. «московскими дагестанцами», о чем сам дагестанский президент говорил в своем интервью «Коммерсанту» в конце ноября нынешнего года: «В Дербенте работала команда Яралиева (бывший прокурор Дагестана - С.М.), эти люди, чувствуя, что проигрывают выборы, шли на серьёзные нарушения». На замечание же журналиста издания «Но эти выборы испортили имидж Дагестана. Г-н Яралиев считает, что власти использовали административный ресурс, чтобы не дать ему набрать голоса» Муху Алиев дал следующий ответ: «Целью команды Яралиева было просто сорвать выборы».

Напомним, что по данным республиканского избиркома, победителем избирательной кампании с 66,95% голосов стал действующий глава города — представитель партии власти и креатура Алиева Феликс Казиахмедов. Однако выборы мэра Дербента сопровождались беспрецедентными даже для выборов в условиях административного ресурса скандалами. В день голосования из 36 избирательных участков работали только 23, и то некоторые из них не весь день. Избирателям не давали пройти на участки для выражения своего волеизъявления, при этом данная акция сопровождалась невиданным использованием представителей правоохранительных структур. В результате итоги выборов вызвали неудовлетворение в рядах оппонентов действующей городской и республиканской власти. 12 октября они провели митинг в Дербенте, а 26 октября в Москве (на столичную акцию пришло около 300 человек). Все эти перипетии также стали предметом судебного разбирательства, о котором мы уже писали выше. Почему же такое стало возможным? И какие факторы сработали на обострение конкуренции за кресло дагестанского президента?

Для ответа на обозначенные вопросы необходимо понять, что политическое пространство Дагестана существенно отличается от Чечни или Ингушетии (это к вопросу о том, можно ли рассматривать Северный Кавказ под один стандарт). Политический ландшафт Дагестана более многообразный. К демократии, конечно, это практически не имеет отношения, хотя нельзя пройти мимо такого явления, как высокий уровень свободы слова в этой кавказской республике. Где еще на Кавказе (и не только, вообразите себе появление аналогичного текста в Москве!) можно в газетах (а не в блогах) прочитать тест следующей тональности: ««Возникает ощущение: Муху Алиев – начальник штаба по выдвижению Феликса Казиахмедова в мэры города». И при желании таких примеров можно найти множество. В каком еще субъекте РФ можно найти жесткие (на грани фола, а иногда и за гранью) статьи, критикующие внешнюю политику России на азербайджанском направлении с обвинениями в адрес Москвы в недостаточном понимании проблем «разделенных народов». В действительности, этот плюрализм легко объясняется. В Дагестане нет «вертикали» кадыровского (и даже евкуровского) образца. Здесь политический (и социально-экономический) консенсус достигается путем сложнейших комбинаций и конфигураций (куда там Козимо Медичи!) различных кланов и элит. Не только, кстати, под этническими масками, но часто на другой основе (бюрократической, религиозной, когда чиновники различных властных подразделений группируются вокруг фигур авторитетных суфийских шейхов). Притом, что некоторые «группы влияния» базируются и за пределами Дагестана (в Москве, в первую очередь). И они имеют свои каналы воздействия на Кремль и на Старую площадь вкупе с Белым домом. Не все просто и с определением противников власти (как федеральной, так и республиканской). В Чечне девяностых все было понятнее: главными противниками федеральной власти были сепаратисты, их действия, мотивация, лозунги хорошо прочитывались. Но Дагестан, ни тогда, ни сегодня не болел «сепаратистской болезнью». Напротив, во многом именно позиция жителей республики в 1999 году уберегла Северный Кавказ от разрастания «ичкерийской опухоли». Нередко те, кого наши СМИ без всякого разбора причисляют к «ваххабитам» в реальности выступают за сильное федеральное присутствие в регионе и за противодействие республиканской коррупции (тогда как многие люди при власти, то есть формально «наши» своими действиями работают против интересов государства, провоцируя недовольство).

В этой ситуации президент- это не генерал- майор с авторитарными задатками, а модератор или медиатор. Ему нужно «разруливать» сложные вопросы, а зачастую представители отдельных подразделений и ответвлений республиканского уровня могут вести свою игру. Однако все это может создать у федерального центра определенные представления о том, что Муху Алиев не справляется с вверенным ему регионом. Думается, на эти инстинкты федеральной власти оппоненты дагестанского лидера и пытаются воздействовать разными способами. Хотя не исключено, что в Москве верх возьмет понимание того, что Дагестан не Чечня и здесь невозможно действовать прямолинейно против возможных оппонентов и конкурентов.

В любом случае, кто бы ни пришел к власти в Дагестане, он не сможет сделать из этой республики вторую Чечню или Ингушетию с «вертикальными принципами». В этой связи перед федеральным центром возникает непростая дилемма. Если вас не устраивает нынешняя система власти в Дагестане, готовы ли найти ей полноценную замену? А если нет, то стоит ли разыгрывать разные неформальные бюрократические комбинации с целью «некоторого ослабления» позиций одного и «некоторого усиления» другого? Как бы то ни было, а людям, принимающим важные решения, хорошо бы понимать, что Дагестан- это не Садовое кольцо. Здесь более строгий спрос с тех, кто хочет раскрутить «дворцовую интрижку». Здесь иногда воспринимают многие «подмигивания» и «нашептывания» слишком буквально без столичных полутонов и полунамеков.

Сергей Маркедонов - политолог, кандидат исторических наук

Версия для печати