25.01.2010 | Сергей Маркедонов

Северокавказские установки премьер-министра

Владимир Путин в северокавказских делах остается приверженцем своего фирменного стиля. Обязательное выездное совещание «на место» (какой-нибудь северокавказский субъект РФ), четкое обозначение приоритетов, раздача поручений, броские характеристики всем и вся. При таком подходе ни у кого не должно оставаться сомнений: именно он здесь «рулевой», остальные «пехотинцы». Эту удачную метафору в недавнем интервью одному из российских телеканалов использовал президент Чеченской Республики Рамзан Кадыров. В самом деле, фирменный стиль Путина не раз приносил ему политический успех.

Северокавказские поездки образца 1999-2000 гг. открыли действующему премьеру путь на российский политический Олимп. В значительной степени легитимность первого президентского срока Путина была обеспечена Северным Кавказом. В дальнейшем легитимность Путина (институциональный статус уже не был принципиально важен) обеспечивалась не только одним российским регионом (здесь было и постсоветское пространство, и олигархи, и противостояние с Западом). Но Кавказ до сих пор дорог Владимиру Путину, как первая «тема», которую ему предстояло «разруливать», как политику высшего уровня.

23 января 2010 года председатель федерального правительства провел в свойственном ему стиле совещание в Пятигорске (столице Северо-Кавказского федерального округа). Владимир Путин попытался публично продемонстрировать, что именно он является источником власти нового полномочного представителя президента (занимающего одновременно пост вице-премьера правительства). До пятигорского совещания это не было ни для кого особым секретом. Сама управленческая конструкция для нового кавказского «наместника» является «говорящей». Ни один полпред ранее не был одновременно заместителем председателя федерального правительства (даже закон о правительстве теперь придется корректировать из-за этого). Двойное подчинение Хлопонина четко свидетельствовало: новый специальный чиновник будет представлять не только президента, но и премьер-министра. 23 января нынешнего года «говорящая» бюрократическая конструкция получила публичную легитимацию. Именно Владимир Путин выступил с «наказами» и напутствиями новому «наместнику».

Содержательный анализ данных «наказов» чрезвычайно важен для более адекватного уяснения себе тех представлений, которые существуют у российской высшей власти относительно перспектив развития Северного Кавказа (а также о путях лечения имеющихся там социальных болезней). Начнем с того, что Путин рассматривает в качестве главного критерия работы в проблемном российском регионе. «Основным критерием нашей общей работы на Северном Кавказе должны стать качественные изменения в социальном самочувствии людей, в их настроении. Граждане должны почувствовать, что они востребованы и могут найти работу, открыто собственное дело, обеспечить достаток своим семьям, могут своими руками, честным трудом добиться перемен к лучшему, внести вклад в развитие своих регионов, что у них и их семей есть будущее, то, ради чего стоит жить и трудиться», - заявил премьер-министр.

На первый взгляд, данная оценка не вызывает никаких принципиальных возражений. В самом деле, не фантомные идеи, а конкретные улучшения конкретных людей, граждан страны следует считать главным критерием успешности власти всех уровней. Но, если мы заменим в выступлении премьера словосочетание «Северный Кавказ» Поволжьем или Сибирью, то изменится ли смысл сказанного? Думается что нет, ибо пятигорская формула Путина применима абсолютно ко всем регионам нашей страны и даже ближнего зарубежья вместе с дальним. Между тем, очевидно, что условия для ведения бизнеса, социальные проблемы на Северном Кавказе имеют свою специфику. И здесь решение проблем трудоустройства, а также обеспечение нормальной конкуренции сопровождается огромным количеством политических проблем, о которых и премьер, и президент предпочитают не говорить. В отличие от Сибири или Дальнего Востока на Северном Кавказе гораздо острее стоит проблема доверия населения к власти (как к местной, региональной, так и общероссийской). И это - не только следствие высокого уровня коррупции на местах, и не итог пресловутой «клановости». В этом регионе история играет большую роль. Поэтому ко всем перечисленным «общим» для всей России проблемам добавляется вопрос идентичности (широкий комплекс стереотипов, фобий, переживаний, связанных со своим местом в России). В этой связи наивно считать, что одно лишь закачивание больших финансовых средств на Северный Кавказ вернет это доверие. Свидетельство тому Чечня, являющаяся для Владимира Путина неким позитивным примером. В республике отменен режим контртеррористической операции (КТО), открыты международные линии в аэропорту, сняты ограничения для ввоза и оформления импортной продукции в республику (сообщение об этом премьер привез с собой в Пятигорск и использовал, как новую сенсацию, доказательство очередной «победы»). Но снизилось ли число терактов, диверсий в этой республике? Можем ли мы говорить о том, что незримая стена (психологическая, правовая, социально-культурная) между Чечней и остальной Россией разрушена? И означает ли победу государства управленческое и политическое обособление отдельно взятого субъекта РФ? Ответы на эти вопросы могли бы прозвучать в условиях публичной политики, которая сегодня в России отсутствует. А потому, нет и ответов. Есть «наказы» и «установки на добро».

Среди таких установок - создание особых экономических зон на территории Северного Кавказа, а также индустриальных парков» в каждом субъекте региона. Как будто бы не было уже присной памяти оффшорной зоны «Ингушетия» в 1990-х гг. И кто сказал, то только промышленность, а не, например, туризм или сельское хозяйство может стать «палочкой-выручалочкой» для той или иной республики. Но самое главное, кто сможет политически гарантировать функционирование этих «индустриальных парков», и кто приведет серьезные инвестиции в регион, где террористическая активность (причем, по словам официальных лиц) в прошлом году выросла, и пока нет оснований для прогнозов относительно ее уменьшения. Спору нет, в добровольно-принудительном порядке «социальной ответственности» бизнеса определенные деньги в регион можно привлечь. Но станет ли это устойчивым процессом без изменения самих основ управления регионом (когда федеральный центр обеспечивает дистанционное управление республиками Кавказа)? «Поручаю Минэкономики оперативно представить свои соображения по поводу поддержки предпринимательства в регионах. Это же касается и наших крупнейших банков с государственным участием - ВЭБ, ВТБ, Сбербанку следует подготовить программы развития кредитования малых и средних предприятий на Северном Кавказе», - заявил Владимир Путин на пятигорском совещании. Но как заработает малый и средний бизнес, если отличительной чертой региона является монополизм региональных элит (в любых формах, политической, экономической)?

Таким образом, лейтмотивом путинских «наказов» является финансово-экономическая часть. Это, впрочем, и не удивительно, поскольку базируется на представлении (и психологической убежденности) о том, что денежное содержание является движущей силой политики, а все имеет свою конкретную цену. Но многие проблемы Северного Кавказа не связаны напрямую с финансовым обеспечением региона. В конце концов, террористы для Ирландской республиканской армии, «Аль-Каиды» или ЭТА вербовались не из числа обитателей городских помоек Ольстера, Бильбао или Эр-Рияда. Среди них были и весьма и весьма образованные люди, у которых не было проблем с финансами. И шли они в радикализм не потому, что испытывали комплексы по отношению к богатым сверстникам, а от невозможности интеллектуальной и политической самореализации. Это же двигало русскими народовольцами 19-го века. В этой связи наивно считать, что создание новых трудовых мест решит проблемы терроризма и антироссийского подполья. Для этого одних финансовых накачек недостаточно. Чтобы перетянуть сомневающуюся часть северокавказских обществ на свою сторону (а именно эта задача должна стать первостепенной, с лояльными гражданами легче работать) им нужно предъявить перспективный проект. И этот проект должен включать в себя не только возможности получать стабильные банковские проценты и открывать торговые точки, но иметь свои воззрения на религию (в рамках российского закона, конечно), свои политические взгляды, свой голос в СМИ, возможности для карьеры не только внутри своей республики, но и в любой точке России. И даже право на критику российской власти (опять же, предусмотренную законом). В любом случае, этот проект должен быть политически современным, являться общей частью модернизационной программы. Любая террористическая практика базируется на идеологии, системе ценностей (которые нам могут казаться враждебными и даже быть таковыми в действительности), а потому противостоять ей может только другая система взглядов, идей и ценностей. И для того, чтобы эта система завоевала умы, недостаточно только финансов. Прошу прощения за тавтологию, но для этого нужны нестандартно мыслящие умы, а не послушные «винтики».

Об этом Владимир Путин сказал немного. Но и это немногое уже представляет ценность, так как слова премьера воспринимаются его «пехотинцами» на местах, как указующие персты. «Прошу представителей региональной власти, представителей местных органов, правоохранительных органов сделать все для обеспечения нормальной работы и жизнедеятельности правозащитных организаций, тех, которые работают в рамках действующего законодательства», – заявил премьер. Давно бы пора прийти к заключению, что работа правозащитников (речь, конечно же, не о таком явлении, как «ковалевщина») помогает установлению в регионе стандартов российского права, что в свою очередь может стать лучшей гарантией от сепаратистских или партикуляристских поползновений. Однако в любом случае, отдельно сказанные правильные фразы и броские лозунги не заменят целостной внятной стратегии.

Сергей Маркедонов - политолог, кандидат исторических наук

Версия для печати