09.02.2010 | Сергей Маркедонов

Финал затянувшегося «президент-шоу»

8 февраля 2010 года Кремль подарил Северному Кавказу еще одну кадровую сенсацию. Дмитрий Медведев предложил Народному собранию Дагестана кандидатуру Магомедсалама Магомедова для наделения его полномочиями республиканского президента. Затянувшийся президентский кастинг, который в Дагестане уже успели назвать «президент-шоу» входит в свою завершающую стадию. Слово осталось за дагестанскими народными избранниками.

Кадровое решение по самой крупной северокавказской республике было основательно просрочено. Напомним, что 19 ноября прошлого года федеральному президенту была предложена «дагестанская пятерка» (список из пяти претендентов на президентский пост был утвержден на президиуме Генерального Совета «Единой России»). Дмитрий Медведев (в соответствие с регламентом, им же утвержденным) должен был еще 21 января 2010 года назвать фамилию будущего президента Дагестана. Однако 21 января решение федеральной власти публично не было объявлено. Не было и никаких разъяснений относительно причин такой задержки (хотя здесь имело место не только техническая проволочка, но и нарушение правового порядка определения первого лица субъекта РФ). Фокус информационного внимания был переключен на образование в новых границах Северо-Кавказского федерального округа и на назначение Александра Хлопонина президентским представителем в нем (первый случай в постсоветской России, когда эта должность совмещается с позицией заместителя главы федерального правительства). Дагестанское «молчание» затянулось практически на две недели, чтобы затем получить неожиданную развязку. Интересный факт для рассмотрения особенностей нашей общественной жизни. В Дагестане «молчание» Кремля многие объясняли весьма экстравагантным способом: мол, у Медведева кадровое решение уже готово, но его просто боятся огласить. Не правда ли, напоминает ситуацию, сложившуюся в канун и в первые годы «великих реформ» 1860-1870-х гг.? Та же самая циркуляция слухов о том, что у государя готова «вольная для крестьян», да только помещики царский указ прячут (как вариант подменили, переписали и т.д.). Хороший сравнительный материал для дискуссии о том, какое тысячелетие сегодня у нас на дворе, и насколько стремительно мы продвигаемся к модернизации. В отдельно взятой республике и в России в целом.

Но насколько правомерно рассматривать последнее дагестанское решение Кремля, как сенсацию? Хочется напомнить, что после появления «дагестанской пятерки» фамилия нынешнего кремлевского протеже не значилась в списке фаворитов. Обсуждались кандидатуры действующего (его полномочия истекают в феврале 2010 года) президента Муху Алиева, а также заместителя председателя республиканского правительства Магомеда Абдуллаева (в пользу последнего говорили некоторые питерские штрихи его биографии). Как эффективного лоббиста на федеральном уровне называли и Магомеда Магомедова (советника председателя Совета Федерации). Некоторые блестящие знатоки Дагестана (говорю это без всякой иронии, поскольку их опыт полевой работы уникален) заранее прогнозировали переназначение Муху Алиева. Вот что говорил по этому поводу Энвер Кисриев: «Судя по тому составу, который предложен, там никто не составляет конкуренции Муху Алиеву. Этот список так - для красоты, для проформы». Многие коллеги Кисриева, высказываясь в том же ключе (может быть менее определенно) заявляли, что среди участников «президентского кастинга» нет многих действительно влиятельных внутри Дагестана персонажей (таких, как мэр Махачкалы Саид Амиров). Наверное, сегодня найдутся записные умники, готовые задним числом объявлять себя политологическими «кассандрами». Однако, чтобы они сегодня ни говорили, а кандидатура Магомедсалама Магомедова не рассматривалась экспертами среди главных претендентов.

Означает ли это невысокое качество российского экспертного сообщества? При всех претензиях к российским экспертам, нельзя не заметить, что прогнозы относительно того или иного кадрового решения являются неблагодарными не из-за низкого уровня экспертного владения материалом, а из-за крайней степени волюнтаризма при выборе «единственно верного кандидата» высшей российской власти. И за примерами не надо далеко ходить. Кто мог реально предвидеть, что успешный губернатор Красноярского края Александр Хлопонин вдруг будет номинирован на роль северокавказского «генерал-губернатора»? И вряд ли кто-то мог бы со всей определенностью предвидеть ту череду северокавказских начальников, которая промелькнула перед нами в «нулевые годы» (от Яковлева до Устинова). Проблема российских экспертов состоит в том, что строя свои прогнозы, они пытаются учитывать резоны публичной политики (приглашение более грамотного менеджера, наиболее популярного политика и прочее), а эти резоны федеральная власть не рассматривает, как главные. Среди доминирующих мотивов могут быть и соображения личной обиды (например, демонстративная самостоятельность Муху Алиева в его отношении к назначению главного республиканского налоговика из Москвы).

Магомедсалам Магомедов, конечно, не новичок в дагестанской политике. За его плечами и опыт работы в правительственных комиссиях, и депутатство в Народном собрании. В феврале 2006- апреле 2007 гг. он даже занимал пост спикера в республиканском парламенте. Однако на сегодняшний день этого политика по большей части рассматривают, как сына «большого отца», Магомедали Магомедова, многолетнего руководителя республики. Только Магомедов – старший никогда не занимал должности дагестанского президента. В советские годы его высшими успехами были должности главы Совмина ДагАССР, председателя Президиума Верховного Совета (с 1990 года - Верховного Совета). А, начиная с 1994 года и по 2006 год (когда в республике был введен президентский пост) Магомедали Магомедов (прозванный у себя на родине «дедушкой) возглавлял Госсовет, коллегиальный орган, представленный четырнадцатью основными этническим группами республики. И хотя «коллегиального президента» из Госсовета не получилось (Магомедову без особого труда удалось пролонгировать себе полномочия в высшей республиканской должности), ему удавалось играть роль посредника между различными центрами силы в Дагестане в не самый простой период его истории (две чеченские кампании, появление в Кадарской зоне «особой исламской территории»).

И здесь принципиально важно не упустить ключевую особенность дагестанской политики. В отличие от Чечни или Ингушетии в Дагестане «вертикаль» невозможна. Слишком много здесь пересекающихся интересов (не только этнических, но и многих других, включая теневой бизнес, религиозную проблему, конкуренцию местных и влиятельных «московских» дагестанцев). Отказавшись от пролонгации алиевского президента, Кремль посчитал (естественно, непублично), что действующий глава республики с этой функцией не справился. Но есть ли надежды, что справится новый президент? Впрочем, учитывая его родственные связи, говорить о работе новой команды мы в полной мере не сможем. Наверняка, старые опытные проверенные кадры «дедушки» вернутся или попросту укрепят (поскольку многие из них никуда не уходили) свои позиции. И такой поворот кажется вполне логичным, поскольку, где еще, в каком кадровом резервуаре искать новому дагестанскому президенту людей, к которым он испытывает доверие. Понравится ли все это уходящим «центрам влияния»? Риторический вопрос. Но самое главное, хватит ли у сына великого отца его аппаратного умения и властной эффективности, чтобы играть роль арбитра в непростых внутриполитических процессах Дагестана.

Впрочем, затянувшееся «президент-шоу» ставит новые вопросы не только перед Дагестаном. В ходе всего президентского кастинга Кремль, как, наверное, ни в одной другой республике (включая и Северный Кавказ) сработал не на успокоение, а на дестабилизацию обстановки. С самого начала Москва отправляла слишком разноречивые сигналы «на место», что не могло не привести к активизации борьбы за власть в не самой стабильной республике. Затягивание же процедуры назначения только способствовало этой политической турбулентности. Дагестан, как, пожалуй, ни один другой субъект показал серьезные изъяны системы назначений глав регионов, существующей ныне. Слишком большое разнообразие интересов и групп влияния не позволяет с помощью непубличных механизмов учесть их все адекватным образом. Выборы позволили бы Кремлю в этой ситуации сохранить некоторую свободу рук (не говоря уже о том, что они стали бы рентгеновским снимком региональных процессов). Сегодня же федеральная власть берет на себя прямую ответственность за любое «неправильное» (с точки зрения одного или другого центра силы) решение. При упомянутой же нами дагестанской мозаичности слишком многие решения могут быть восприняты именно так. Наличие же выборов (пусть и в их постсоветском исполнении) помогло бы, как минимум, разделить политическую ответственность между центром и крупнейшей северокавказской республикой.

Версия для печати