11.06.2010 | Борис Макаренко

Политика мирового футбола

11 июня в ЮАР стартует 19-ый Чемпионат мира по футболу – событие, едва ли уступающее по значимости Олимпийским играм, а в чем-то (покажем ниже, в чем) их и превосходящее. Такое событие просто не может не иметь политического измерения – в чем же оно и как оно менялось на протяжении истории мировых чемпионатов?

Даже 80 лет назад, когда Уругваю было дано право провести первый чемпионат, политика уже присутствовала в этой игре. Право проведения Уругвай «выбил» из ФИФА (Всемирной федерации футбольных ассоциаций) не только благодаря тому, что выиграл два предшествующих олимпийских футбольных турнира, но и в связи со столетием своей независимости. На финальный матч, в котором хозяева сражались со сборной Аргентины, через пролив Монтевидео из почти соседнего Буэнос-Айреса болельщики добирались на всех подручных плавучих средствах – это был первый и последний случай, когда столицы финалистов располагались столь близко друг к другу. Победа Уругвая стала поводом для всенародного ликования.

Этот пример произвел наибольшее впечатление ни на кого иного, как на итальянского Дуче. По личному указанию Муссолини итальянская федерация добилась права принять второй чемпионат, а его эмиссары колесили по странам-финалистам прошлого чемпионата, уговаривая этнических итальянцев, хорошо играющих в футбол, вернуться на историческую родину. На втором чемпионате не было ни первых чемпионов – уругвайцы обиделись на Европу, которая неохотно посылала свои команды за тридевять земель в Монтевидео, ни британских команд. Родоначальники футбола вплоть до 1946 в ФИФА не входили, полагая, по словам одного из своих тогдашних руководителей, что «наш собственный международный чемпионат [в котором Англия соревновалась с Уэльсом, Шотландией и Северной Ирландией] куда лучше, чем тот, который устраивают в Риме». Сборная Италии, в которой играло 8 «ориунди» - южноамериканских итальянцев, легко добилась победы на стадионе имени Национальной фашистской партии, так что Гитлер с Олимпиадой в Берлине в 1936 не был первым, кто задумал пропагандировать фашистскую идеологию через спорт.

На чемпионате 1938 г. (чемпионами стали те же итальянцы, дав миру единственного тренера, победившего на двух финальных турнирах – Витторио Поццо, его соотечественник Марчелло Липпи имеет шанс повторить этот успех на полях Южной Африки) политика дала еще одну гримасу: пробившаяся в финал сборная Австрии до него не дошла из-за аншлюсса – и многие винили в провале сборной Германии несыгранность немецких и австрийских игроков в составе объединенной сборной. А итальянцы на матч против Франции вышли не в традиционной лазурной, а в черной форме итальянского фашизма. Перед финалом Дуче прислал своим футболистам телеграмму: «Победа или смерть!» - в итоге пропустивший в финальном матче четыре мяча от итальянцев голкипер сборной Венгрии оправдывался, что спас жизни своих противников от фашистского террора. И ему почти поверили.

На послевоенных чемпионатах такой «фашистской» политики уже не было, однако отголоски тоталитаризма умерли не сразу. Советская сборная, всерьез настроенная выйти на международную арену, пропустила чемпионат 1954 г. в Швейцарии, поскольку двумя годами раньше была распущена прямым указанием Сталина за проигрыш команде «фашистской клики Тито-Ранковича» на Олимпиаде 1952. А Германия (Западная, естественно) лишь в 1950 г. восстановилась в ФИФА, и в 1954 г. была «наказана» лишением статуса «сеяной» команды. На том чемпионате – первый и последний раз в истории – «сеяные» имели преимущество в турнирной сетке, и немцам пришлось пробиваться с особым упорством. Неожиданно для всех в финале они разгромили абсолютного фаворита – сборную «могучих мадьяров» во главе с легендарным Ференцем Пушкашем. Впрочем, о его легендарности помнило лишь старое поколение советских болельщиков: после 1956 г. Пушкаш «предал родину» (на советском языке, естественно) и продолжал карьеру в не менее легендарном «Реале» времен Ди Стефано, а в 2006 г. его прах был с государственными почестями захоронен в соборе Св.Стефана в Будапеште. Зато для Германии «бернское чудо» стало одним из первых поводов для общенациональной гордости после Второй мировой войны.

Впоследствии «политическая составляющая» в футболе стала редкостью. В 1973 г. советская сборная отказалась играть стыковой отборочный матч на стадионе в Сантьяго, незадолго до того служившего тюрьмой для противников пиночетовского переворота. В отличие от других «советских бойкотов» (типа бойкота Олимпиады в Лос-Анжелесе в 1984) этот, пожалуй, был оправдан. В 1978 г. на чемпионат в Аргентину в знак протеста против военного переворота 1976 г. отказался ехать лидер звездной голландской сборной, которого сейчас у нас именуют Кройфом, а тогда называли Круиффом (впрочем, есть и другие объяснения его отказа) - и мир лишился великолепного зрелища дуэли Круиффа с Марадоной в финале первенства. У себя дома аргентинцы наконец исполнили мечту, к которой шли с 1930, и стали чемпионами. Но это, пожалуй, все.

Роль мировых первенств для подъема национального престижа тоже вернулась в 2010 г. впервые после очень долгого перерыва. В 1998 сборная Хорватии заняла третье место на чемпионате мира – всего через 8 лет после появления независимого государства – тоже рекорд скорости завоевания признания в мировом футболе. В 2002 г. чемпионат впервые прошел в Азии, но из двух его «хозяек» Япония и без того имела высокий международный авторитет, а Южная Корея за 14 лет до этого успешно приняла Олимпиаду. Зато впервые в число полуфиналистов пробились команды из Азии, причем сразу две (Турция и Республика Корея). И только предстоящий чемпионат обещает стать знаковым: первый на земле Африки, где футбол безумно популярен, первый, в котором строительство стадионов и туристической инфраструктуры стало «национальным проектом», призванным смягчить социальные и расовые противоречия. Насколько успешно – будем судить после его завершения.

Однако общественно-политическая миссия футбола гораздо шире. В подлинно всемирную она постепенно превращалась после чемпионата 1954 г – первого, транслировавшегося по телевидению. В футбол давно играют во всем мире (тем, кто возразит, что в США он непопулярен, напомню, что еще в 1930 американцы были полуфиналистами мирового первенства, а женская сборная этой страны наряду с немецкой считается одной из сильнейших в мире). Однако статус, сравнимый с мировой религией, футболу принесло именно телевидение – с тем большей степенью, чем шире оно распространялось по миру.

Дело в том, что футбол не великодержавен. Среди «мировых грандов» нет ни США, ни России (или Советского Союза), ни Китая с Японией. Из «большой восьмерки» в «грандах» ходят лишь Германия с Италией, а Англия с Францией явно уступают таким «неграндам» мировой политики как Бразилия и Аргентина. В других видах спорта и на Олимпиадах спортсмены из третьего мира и малых стран могут добиваться отдельных успехов в некотором числе видов спорта, но в общем зачете доминируют все же «великие». Футбол более «эгалитарен» - не только благодаря бразильцам и аргентинцам, но и своей «клубной составляющей». За ведущие европейские клубы играют «сборные мира». «Легионерство» - игра за иностранные, как правило европейские клубы началась еще в 30-е годы прошлого века, первая африканская «звезда» мирового масштаба взошла лишь в 1960-е (мозамбиканец Эйсебио, игравший за «Бенфику» и сборную Португалии), но лишь в 1970 ставшая массовой. Камерунцы Милла и Это’о, ивуариец Дрогба, ганец Эсьен – кумиры всей Африки и звезды мирового уровня – прославились игрой не столько за национальные сборные, сколько за европейские клубы. Прямые репортажи и кассеты с записями их игры смотрят по всему миру, на них едва ли не молятся. Во всяком случае, единственная реалистичная карьера, о которой мечтает мальчишка в далекой Африке – это сыграть в футбол за европейский клуб. Не случайно в сборной мира всех времен и народов, определявшейся всемирным голосованием, первые три места (по числу голосов) получили южноамериканцы Марадона, Пеле (именно в таком порядке) и Зидан, которого мы с вами, возможно, назовем европейцем, но для африканцев и мусульман во всем мире он – алжирец. Для малой нации любой успех ее сборной – победа над «середняком», ничья с фаворитом, выход в play-off – не меньшая победа, чем для бразильцев – завоеванный кубок мира.

Нас ждет целый месяц всемирного праздника. Футбол – это больше, чем политика, это – страсть и интрига спектакля, который 22 актера разыгрывают на зеленой сцене каждый раз по новому сценарию. Давайте веселиться!

Борис Макаренко - Председатель правления Центра политических технологий

Версия для печати