25.06.2010 | Сергей Маркедонов

Международно признанный террорист

Американский Госдепартамент включил лидера так называемого «Кавказского Эмирата» Доку Умарова в список международных террористов, определенный указом президента США № 13224. Сухие строчки сообщения американского внешнеполитического ведомства утверждают, что деятельность этого человека угрожает одновременно интересам Соединенных Штатов и России. Лучшего подарка к визиту российского президента Дмитрия Медведева в Штаты трудно было и ожидать. Однако если оставить в стороне иронию, то чрезвычайно важно проанализировать, насколько это решение Госдепа повлияет на общую динамику двусторонних отношений и поможет ли оно улучшению позиций Москвы на Северном Кавказе и на внешней арене (где северокавказская проблематика сегодня особенно востребована).

Говоря о данном решении Госдепартамента, следует иметь в виду, что оно родилось не на пустом месте. Северокавказские экстремисты, в общем-то, никогда не пользовались большим успехом у официального Вашингтона. Этот тезис требует некоторого разъяснения. В постсоветской России сложилась традиция отождествлять любые инициативы влиятельных американских экспертов, представителей медиа-сообщества, отставных политиков (оказывающих свое воздействие на принятие некоторых решений, но отнюдь не являющихся при этом демиургами действительности) с официальной позицией США. Очень часто в публикациях российских авторов мы можем встретить утверждения о том, что за высказываниями какого-нибудь Глена Ховарда, Збигнева Бжезинского или даже руководителя широко известного в узких кругах фонда стоит едва ли не Белый дом с Капитолием. Между тем, следует четко различать частные мнения пусть даже и влиятельных персонажей и государственную политику страны. И не рассматривать конференции Фонда Джеймстаун по Ингушетии или черкесскому «геноциду», как официальные мероприятия властных структур или «планы Америки».

Что же касается государственной политики, то США в начале 1990-х годов, полагая, что главная проблема для РФ - это преодоление советского коммунизма и недопущение реванша «красных», закрывали глаза на многие действия Кремля в отношении Чечни. На память приходит сравнительная аналитика 42-го американского президента Билла Клинтона по поводу сецессии в Штатах в 1860-е гг. и чеченского сепаратизма. К этому же ряду можно отнести и неслыханный либерализм американской администрации относительно выполнения норм ДОВСЕ-1990 относительно фланговых вооружений на Северном Кавказе. При этом, повторюсь еще раз, общественность США была далека от столь благодушных подходов и оценок. Можно много цитировать и академические публикации (Джон Данлоп, Гейл Лапидус, Мэтью Евангелиста) или высказывания статусных отставников (упомянутый нами бывший советник президента Джимми Картера Бжезинский) с критическими посылами в адрес российской политики. Однако никто из них не отражал официальной точки зрения, а публичная внешнеполитическая дискуссия является нормальным состоянием дел в Штатах.

Ситуация претерпела существенные изменения в 1999 году во время второй чеченской кампании. И вызвано это было внешними по отношению к Северному Кавказу факторами. Жесткие расхождения между РФ и США по балканской проблематике вызвали в Вашингтоне горячее стремление подвергнуть Москву критике за «непропорциональное использование силы» в Чечне. Что это такое до сих пор не понятно (ситуация августа 2008 года не открыла здесь, увы, новых истин), но как бы то ни было, а данный аргумент был использован. Кстати сказать, именно в 1999 году позиции американской власти и общественности по Чечне совпали. В этом же году появился неправительственный «Американский комитет за мир на Кавказе» (куда вошло немало известных статусных отставников), подвергавший Москву зубодробительной критике.

Однако 9/11 многое изменило в подходах США. Впрочем, этим фактором все не ограничивается. Сыграли здесь свою роль и террористический акт в Беслане (который во всю мощь показал звериное лицо северокавказских «борцов за свободу»), и общая трансформация националистического движения в исламистское. Некой точкой перехода здесь стало заявление Доку Умарова о ликвидации «Чеченской Республики Ичкерия» в исламистский надэтнический проект «Кавказский эмират» (Амарат «Кавказ»). Будучи вовлеченными в противоборства с исламистскими движениями в Афганистане, Ираке США и объективно и субъективно начинали лучше понимать мотивацию России на Северном Кавказе. Комментируя теракты в Москве в марте 2010 года, президент Обама недвусмысленно заявил: «Я выразил свои глубочайшие соболезнования народу России после ужасных смертей и ранений в результате взрывов в московском метро. Американцы едины с россиянами в противостоянии жестокому экстремизму и гнусным террористическим атакам, которые демонстрируют неуважение к человеческой жизни, мы осуждаем эти действия».

Автор статьи далек от мысли считать решение Госдепа от 23 июня 2010 года проявлением чистого альтруизма. В политике ему нет места! Однако обнаружение общего интереса с Россией по чрезвычайно важному для нее пункту нельзя недооценивать. Во-первых, радикальный исламизм противостоит России не только на Северном Кавказе. С ним наша страна боролась в Таджикистане в начале 1990-х годов. Косвенно этому противнику Москва противостояла и в Афганистане времен Талибана (можно в этой связи российскую поддержку Ахмад Шаха Масуда). Да и выстраивание ОДКБ и ШОС, двух организаций, в которых Россия чрезвычайно активна, также во многом определяется стремлением противостоять именно этой угрозе. Дружественный шаг США может быть хорошей предпосылкой и для улучшения кооперации между двумя странами по другим направлениям, например по ситуации в Киргизии (коллапса в этой стране одинаково не хотят Вашингтон и Москва), а также в урегулировании конфликта в Нагорном Карабахе (где в последнее время активизировались попытки «разморозить» статус-кво). Во-вторых, позиция США крайне важна для стран Центральной и Восточной Европы. Многие столицы этого региона воспринимают каждый сигнал из Вашингтона, как директивы советского Политбюро в период от Сталина до Брежнева. Решение Госдепартамента включить Умарова в список международных террористов может ослабить рвение защитников северокавказских экстремистов в Варшаве, Праге, прибалтийских столицах. В свою очередь это может позитивно сказаться и на общем климате в Совете Европы, в ПАСЕ. Тем паче, что некоторые подвижки в этом направлении уже есть. Так в докладе швейцарского политика Дика Марти, на основе которого была принята резолюция по правам человека на Северном Кавказе, можно было прочитать следующие выводы: «Терроризм должен быть побежден с помощью правового государства, не будем забывать, что беззаконие – основной союзник терроризма, и поэтому необходимо победить беззаконие». В последнее время на эту тему все чаще говорит и президент РФ Дмитрий Медведев. В-третьих, решение Вашингтона наполняет определенным смыслом «перезагрузку» отношений с Москвой. Раньше знаковых шагов в направлении России Штаты не хотели делать, ограничиваясь констатацией общих интересов в Афганистане, Иране и борьбе с международным терроризмом.

Однако все прозвучавшие выше позитивные оценки не должны создавать завышенных ожиданий. Июньский шаг Вашингтона чрезвычайно важен, но он вряд ли способен радикально изменить внутреннюю ситуацию на Северном Кавказе. Ведь что бы США ни приняли относительно Умарова, только от России зависит то, насколько идеи радикального исламизма утратят свою привлекательность для населения. А это потребует от Москвы более качественной национальной и социальной политики. Вторая проблема касается уже политики внешней. Готовы ли США услышать мотивацию России, как равноправного партнера Вашингтона по отношению к Грузии, Молдове, другим точкам постсоветского пространства, где взгляды наших стран отличаются? Речь идет не о полном отождествлении позиций США и РФ, а хотя бы об их рационализации. Взять хотя бы последнюю инициативу и.о. президента Молдавии Михая Гимпу по поводу «незамедлительного вывода оккупационных войск» из Приднестровья. При этом молдавский лидер полностью отождествляет кастрированную до двух полков 14-ю армию и миротворческие силы в зоне молдавско-приднестровского конфликта, что далеко не одно и то же, и что требует серьезного политико-правового «разграничения». Налицо попытка в мягкой форме изменить формат мирного процесса в отдельно взятом конфликте. В жесткой и безапелляционной форме это же делала Грузия в 2004-2008 гг. Чем все закончилось, мы прекрасно знаем. В этой связи возникают непраздные вопросы. Готовы ли США отойти от своих прежних оценок любого внешне прозападного режима в постсоветских республиках, как демократического? Как скоро американский истеблишмент придет к пониманию того, что распад СССР был сложным и комплексным явлением, а не «освобождением страдающих народов от русского коммунизма», и что ответственность за бесчеловечный тоталитарный советский режим несут все граждане бывшего Союза, а не только этнические русские? Хочется надеяться, что вслед за объективным и справедливым выводом относительно Умарова придут другие столь же обоснованные и взвешенные позиции. Впрочем, хочется рассчитывать и на то, что российский политический класс перестанет демонизировать Америку (как это недавно делал северокавказский полпред Александр Хлопонин, увидевший «руку Вашингтона» в проблемах вверенного ему региона). И будет вообще лучше разбираться в особенностях внутриполитической жизни, механизмов принятия решений в этой стране.

Таким образом, включение Доку Умарова в американский список международных террористов - позитивный шаг во взаимоотношениях Москвы и Вашингтона. Однако сами эти отношения столь многогранны, а северокавказская политика РФ отражает в первую очередь внутриполитические способности Российского государства, что абсолютизировать его не стоит. Было бы крайне полезно, если бы этот случай стал бы прецедентом, показывающим, что в игре двух возможен какой-то иной результат, кроме нуля.

Версия для печати