29.07.2010

«Полуукраинство» - почему украинское самосознание не целостное?

Формат «гуманитарного диалога» между Россией и Украиной обычно принимает такие формы: либо «Украина – не Россия» либо «Украина – Анти-Россия» (этот факт подметил директор киевского Центра политического маркетинга Василий Стоякин). Почему у властей Украины все время получается отрицательное понимание украинской культуры – как противопоставления ее культурам соседей? Как найти позитивные, не конфликтные, а созидающие идеи в украинском национальном самосознании? Почему власти боятся легализовать статус русского языка и использовать русскую культуру как свое преимущество? На вопросы «Политком.Ру» отвечает эксперт Киевского центра политических исследований и конфликтологии Антон Финько.

- Среди части российских экспертов, специализирующихся на Украине, распространено мнение, что российско-украинское гуманитарное сотрудничество должно начаться с ряда шагов по защите русского языка – принятия нового Базового закона о языках на Украине и/или нового закона об имплементации Европейской хартии региональных языков или языков меньшинств. Так ущемлен ли русский язык на Украине?

На протяжении последних лет, действительно, проводилась политика одноязычия и монокультурности. Власти стремились к однообразию. Вспомним слова Геллнера о том, что в эпоху национализма неуклонно растет стремление воплотить в жизнь формулу «одна культура — одно государство».

Произошло сужение официальной сферы применения русского языка. Русский язык трактовался как нечто, имеющее отношение исключительно к «соседнему государству». Украина при этом рассматривалась лишь как извечная жертва российской колониальной политики. Хотя, на самом деле, исторически взаимоотношения между Россией и Украиной не подпадают под схему «метрополия-колония». Скорее длительное время они походили на взаимоотношения, которые сформировались между Англией и Шотландией (после их Унии).

Разумеется, теперь необходима смена модели политики в области языка и культуры в целом. Украинский язык, несомненно, нуждается в дальнейшей поддержке и развитии. Но развитие, а также официальное признание в Украине необходимо и русскому языку. Крайне важно восполнить единство украинской культурной идентичности. У нее есть, как минимум, три источника:

- культурный пласт, памятники культуры, созданные на современном украинском языке;

- пласт украинской/южнорусской культуры, созданный на русском литературном языке и принадлежащий одновременно и к украинскому, и российскому наследию. Речь идет, к примеру, о произведениях Николая Гоголя, Николая Костомарова, Григория Данилевского, графа Василия Капниста, Владимира Короленко, Константина Паустовского, Бориса Чичибабина, прозе Шевченко, в известной степени о сочинениях таких западноукраинских литераторов промосковского толка («староруссов») как Василий Залозецкий, Владимир Луцык, Николай Глебовицкий и так далее;

- общая для трех восточнославянских народов («мира Руси») традиция, связанная с древнерусским наследием и восходящим к «солунским братьям» Кириллу и Мефодию церковнославянским языком. В более позднее время, как известно, сформировались староукраинский/старобелорусский литературный и славеноросский языки.

Особенность государственной политики все последние годы состояла в том, что представления о национальной идентичности стремились максимально сузить. Украинский культурный пласт, связанный с русским языком, намеренно игнорировался. В современных условиях важно восполнить единство украинской культуры и идентичности. В таком случае удастся сделать шаг к тому, чтобы выработать оптимальный компромиссный баланс в сфере официального использования украинского и русского языков.

В любом случае необходимо положить конец попыткам сформировать украинскую идентичность за счет конструирования из России образа врага и колониальной метрополии. Украинско-российские отношения не всегда выстраивались так, как этого хотелось бы. Между двумя странами, несмотря на дружеское сближение и возвращение к партнерству последнего времени, сохраняются и ныне разночтения в интересах (к примеру: «Южный поток» или же принципы создания СП между «Газпромом» и «Нафтогазом»). Однако в любом случае национальные интересы Украины несовместимы с конфликтами с Москвой. Абсурдной, к примеру, показалась бы ситуация, при которой Словакия утверждала свою национальную идентичность на основе отталкивания от Чехии как некоего враждебного начала, или, напротив, Чехия бы принялась бороться со «словацким заговором». Тысячи пражских болельщиков недавно вышли на Староместскую площадь, где у памятника Яну Гусу был установлен огромный экран, для того, чтобы поддержать сборную Словакии по футболу на чемпионате мира и подчеркнуть славянскую солидарность, несмотря на то, что Чехия и Словакия разделились на самостоятельные государства.

Вместе с тем важно понимать, что среди достаточно значительной части украинского общества существуют травматические переживания – опасения того, что в случае официальной легализации русский язык, как обладающий очень мощным коммуникационным потенциалом, вытеснит из употребления украинский. Видимо, такого рода опасениями руководствуется спикер Верховной Рады Владимир Литвин, когда приводит доводы против нового закона о языках, усиливающего языковую автономию регионов.

- Значит ли это, что украинский язык по сравнению с русским неконкурентоспособен, и его «жизнь» поддерживают только искусственно?

В советский период государство порою с иезуитской изощренностью проводило политику развития обоих языков. В зависимости от идеологической конъюнктуры крен делался то в одну, то в иную сторону («украинизация» и «русификация») при помощи регулятивных инструментов в сферах образования, книгоиздания, СМИ, искусств.

При этом русский как язык управления, экономики, вооруженных сил автоматически располагал более высоким статусом, что содействовало развитию ассимиляционных процессов – переходу подвергавшихся урбанизации и индустриализации аграрных слоев от родных говоров к русскому литературному языку. Украинский язык, однако, сохранял достаточно значимые позиции, более весомые, к примеру, чем позиции национального языка в Беларуси и Казахстане, но менее влиятельные, чем, например, в Литве или Узбекистане.

Последние годы в Украине усилия в сфере языковой политики были направлены на то, чтобы повысить статус государственного языка за счет оттеснения языка русского (о чем свидетельствуют, в том числе, и политика в сфере образования, дубляжа художественных фильмов и вещания в СМИ). При этом, проявляя ретивость в сфере административного ограничения русского языка, «оранжевый» режим оказался полностью беспомощным и безучастным в области развития украинских культурных индустрий - производстве книг, художественных фильмов и телесериалов, музыкальных дисков, литературных журналов.

К примеру, тиражи киевского издательства «Дніпро», которое в советский период входило в десятку крупнейших издательств мира и сформировало собственную школу перевода с западных и восточных языков, сократились в 624 раза. Все это контрастирует с российской ситуацией, для которой после провала первой половины 90-ых годов характерно стремление к созданию конкурентоспособных культурных индустрий, чья продукция массово ввозится в Украину, поддерживая тем самым статусные позиции русского языка. Как известно, на одного немца приходится 9 изданных книг в год, на одного россиянина – 5, на одного украинца – 1,1. Ситуация же в сфере украинского кинематографа и национальной телепродукции, к сожалению, еще менее утешительная. «Оранжевая» власть занималась не развитием украинской культуры, а давлением на русский язык.

Таким образом, каждый из языков столкнулся с собственными проблемами. В одном случае – это административное давление в сфере образования, судопроизводства, СМИ, дубляжа и титрирования. В другом случае – провал в сфере культурных индустрий.

Несмотря на эти проблемы, каждый из них обладает достаточным потенциалом для развития. Точнее говоря, существуют условия для того, чтобы в результате сбалансированного и осторожного подхода к формированию гуманитарной политики обеспечить относительно бесконфликтные условия для функционирования обоих языков, не допуская языковой дискриминации. Население Украины почти сплошь состоит из билингвов. При этом оно разделено на две равновеликие устойчивые группы – отдающих предпочтению общению в семье на русском (45%) и предпочитающих в семье общаться на украинском (45%). Однако такого рода сбалансированный подход требует соответствующего законодательного закрепления. Между тем, новая власть отнюдь не спешит с законодательными инициативами в этой области, что уже вызывает явное беспокойство в среде «сине-белой» интеллигенции и ропот в Юго-Восточных регионах страны.

Представления же о низкой конкурентной способности украинского языка традиционно используют в Украине для оправдания позиции тех, кто защищает давление на русский язык.

- Почему на Украине никто не рассматривает русский язык как преимущество, а не как бремя?

Русский язык перестанет восприниматься кем-либо как бремя и «язык соседнего государства» в том случае, если произойдет отказ от суженого взгляда, если будет сформирована более целостная и плюральная модель культуры и признана роль русского литературного языка в формировании национальной идентичности Украины, о чем говорилось выше. В таком случае государственная политика будет направлена на параллельное развитие как украинского, так и русского языков, каждый из которых важен и эмоционально значим для Украины.

К примеру, до сегодняшнего дня в программах украинских школ, мягко говоря, не акцентируется внимание на прозе Шевченко, хотя эти программы составлялись знающими и признанными специалистами. Ведь, согласно господствовавшим доселе установкам в силу того, что его прозаические произведения написаны на русском языке, их следует отнести к «зарубежной литературе». Гоголя особо припрятывать не стали, но зачислили преимущественно по ведомству «зарубежной литературы». Таким образом, Тарас Бульба для Украины оказался «зарубежным героем».

Все операции такого рода преследовали одну цель - представить русский язык исключительно «языком соседнего государства», проигнорировав его роль в формировании культуры на украинских землях и максимально сузив взгляд на развитие последней. Поэтому в сегодняшних условиях необходимо восстановление целостного взгляда, в том числе на собственное классическое наследие.

Полагаю также, что дело здесь не только в отношении к русскому языку, но и в том, что нам, в Украине, необходимо в целом более широкое понимание классического наследия, как европейского в целом, так и восточнославянского, в частности. Например, в рамках гимназического образования в Германии существуют классические гимназии, в которых дается базовая подготовка по классической древней литературе. Конечно, мы не обладаем ни средствами, ни кадрами для того, чтобы воспроизвести такой подход, и мне меньше всего хотелось бы представать в образе поклонника Дмитрия Андреевича Толстого. Однако, например, несколько гуманитарных лицеев, действующих при крупнейших университетах страны, можно было бы построить, ориентируясь в современных условиях на стандарты классической гимназии или же, допустим, образец киевской «Коллегии Галагана». Это позволило бы далее комплектовать филологические, философские и исторические факультеты университетов за счет привлечения людей ценящих классическую европейскую гуманитарную культуру. При этом немалое внимание желательно уделить здесь и историко-литературной традиции Руси, утверждавшейся под воздействием импульса, который бал задан Кириллом и Мефодием.

Кстати, обращает на себя внимание то парадоксальное обстоятельство, что среди западных и южных славян уделяется зачастую намного большее внимание старославянским (церковнославянским) традициям, чем у славян восточных, хотя обычно именно Москву упрекают в панславизме. Так, в той же Чехии День Кирилла и Мефодия отмечается на высшем государственном уровне, при этом пражский католический архиепископ и чешский примас Доминик Дука стремится завлечь Бенедикта XYI на торжества в 2013 году по случаю 1150-летия прихода в его страну «солунских братьев».

Макс Вебер в «Протестантской этике» отметил предпочтение, которое отдавалось протестантскими семьями прагматичному и ориентированному на бизнес обучению в реальных училищах, перед классическими гимназиями. Конечно, с точки зрения утилитарной капиталистической калькуляции и целевой «формальной рациональности» (равно как и логики советской технократии и хозяйственной номенклатуры) классическая гуманитарная традиция или же, допустим, литературное наследие Руси с ее «Повестью временных лет», «Поучением Владимира Мономаха» и «Сказанием о Борисе и Глебе» – это скорее реликтовые консервативные «факультеты ненужных вещей». Маркетинг же олицетворяет высшую премудрость и Ratio цивилизации. Однако, как известно, тот же веберовский «парадокс рационализации» фиксирует: процесс либеральной рационализации/модернизации в конечном счете способен высвободить силы, неподконтрольные и разуму, и каким-либо гуманистическим нормам. Культура, лишенная консервативного классического гуманитарного фундамента, варваризируется и утрачивает способность к инновациям, поскольку для того, чтобы сформировать авангардистскую культурную новацию необходимо, как минимум, знать тот консервативный фундамент культуры, от которого отталкиваешься и которой отрицаешь.

- Часто Украина, как и остальные страны СНГ недовольна моделями сотрудничества, предлагаемыми Россией. Почему же она сама не предлагает свои модели сотрудничества?

Украина оказалась в буферном пространстве между двумя мощными силами – ЕС и Россией при активном участии в игре Соединенных Штатов. Ее ситуация порою напоминает прошлое Кореи, оказавшейся в свое время в силовом поле между Японией, Россией и Китаем. За годы независимости украинские власти, за исключением «оранжевого» периода, отдавали предпочтение балансированию («многовекторности») между двумя центрами силами. Вероятно, если бы такого рода модель была бы предложена, то это означало бы изменение отношения к многовекторности. Ближе всего к формированию долгосрочной модели сотрудничества Россия и Украина оказались в 2003 году при обсуждении проекта ЕЭП.

- Считаете ли Вы, что сближение Украины с ЕС и крах глубокого диалога с Россией неотвратимы?

ЕС остановил продвижение своих границ на восток. Это автоматически на данный момент решительным образом сняло вопрос о полноценной интеграции Украины в ЕС по образцу ее западных соседей. Соединенные Штаты, по крайней мере, на сегодняшний день, скорее дистанцировались от планов по обеспечению для себя «глобальной гегемонии в легкой форме», попытки воплощения которых ранее серьезно влияли на украинско-российские отношения. Новое украинское руководство в рамках политики внеблоковости отказалось от интеграции в НАТО, которая во времена Ющенко рассматривалась как подготовительная стадия присоединения к ЕС. Россия, надо полагать, в условиях «перезагрузки» со своей стороны стремится к установлению модернизационных альянсов с ведущими странами ЕС и Соединенными Штатами. При этом подчеркивается, что не следует противопоставлять ее политику на постсоветском пространстве «процессам, которые идут на европейском треке, американском треке и азиатско-тихоокеанском». Таким образом, возникли будто бы некоторые предпосылки к тому, чтобы, по крайней мере, в ближайшее время, ослабло стремление делить Европу на противоборствующие лагеря по принципу «или/или». В то же время отношения в треугольнике «Брюссель-Москва-Киев» остаются неопределенными. То же самое можно сказать и о будущем формате взаимодействия между Россией и Украиной. В этих условиях, возможно, стоит прислушаться к мнению тех экспертов, которые полагают целесообразным созыв в Киеве совещания глав европейских государств, на которой могли быть обсуждены вопросы европейской архитектуры безопасности.

Беседовал Олег Горбунов

Версия для печати