27.09.2010 | Алексей Портанский

«Гюльчатай, открой личико!»

Юный Петруха из незабываемого «Белого солнца пустыни» поплатился жизнью за свою доверчивость и любопытство: ему и в голову не могло прийти, что за чадрой скрывалась не прекрасная Гюльчатай, а злой и безжалостный Абдулла, хладнокровно вонзивший штык в его пламенное сердце. Большинство современных немцев, французов, итальянцев и других граждан ЕС вряд ли знакомо с нашим киношедевром, но вот полученный Петрухой горький урок они все-таки понимают и потому намерены твердо следовать запрету на ношение мусульманской одежды, скрывающей лицо.

Сегодня в уголовной хронике многих стран накопились десятки и сотни примеров, прямо свидетельствующих о том, что такие мусульманские одеяния как никаб (вуаль, скрывающая все лицо, кроме глаз) и паранджа, она же чадра или бурка (покрывало, скрывающее все тело женщины, включая лицо) представляют собой криминальную и даже террористическую угрозу.

Не так давно в американском Солт-Лейк-Сити, преступник, похитивший 14-летнюю Элизабет Смарт, принуждал ее носить одежду, имитирующую никаб, что позволило скрывать ее лицо на публике в течение многих месяцев. В 2005 г. один из участников терактов в Лондоне Ясин Омар одевал паранджу дважды – при побеге с места преступления и на следующий день, когда бежал из Лондона. Восточноевропейские карманники, выходя на промысел в западных странах ЕС, скрывают свои лица за исламскими головными уборами. Характерно, что и некоторые страны, где распространен ислам, не меньше, чем европейцы, страдают от преступников, использующих мусульманские одеяния. Именно по этой причине в Иордании в последние годы отмечено немало выступлений за ограничение и даже запрет ношения мусульманских головных уборов. А в Турции пару лет назад состоялась внушительная стотысячная манифестация против проекта закона, предполагавшего отмену действующего запрета ношения скрывающей лицо вуали в университетах.

Обычай закрывать лицо восходит к племенным традициям, основанным на исламских законах, но не на самих законах. Например, женщины из одного рода в Саудовской Аравии надевают паранджу после достижения половой зрелости и после этого уже никогда ее не снимают – ни перед своими мужьями, ни перед детьми, ни перед другими женщинами. В итоге члены семьи видят лицо своей родственницы, лишь когда смотрят на ее труп.

В последние недели тема никаба и бурки – одна из наиболее горячих во Франции, где законодательная власть приняла решение о запрете ношения этих элементов женского одеяния в общественных местах, что естественным образом вызвало протесты со стороны радикально настроеннных мусульман. Наиболее очевидным мотивом введения данной меры явились соображения безопасности. Однако сегодня в Европе споры вокруг бурки и никаба – лишь наиболее чувствительная часть гораздо более широкой и глубокой проблемы интеграции иммигрантов, продолжающих в больших количествах прибывать из Африки, Ближнего и Среднего Востока и других мест.

«Тот, кто хочет жить в нашей стране, должен уважать ее законы, стремиться выучить наш язык, принять правила нашего общежития и все статьи нашей конституции», заявила на днях канцлер Ангела Меркель, выступая на съезде христианских демократов в Майнце. Сказанное, в частности, подразумевает гарантию равенства прав мужчины и женщины, в то время как паранджа всегда являлась символом неравенства последней с представителями сильного пола. В 80-миллионной Германии проживает ныне не менее 4 миллионов мусульман, подавляющее большинство из которых – выходцы из Турции. При этом мусульманская часть населения растет гораздо быстрее остального, и, по оценкам демографов, некоторые германские города, как например, Кельн, рискуют в недалеком будущем превратиться в турецкие.

В соседней Франции, не только в Марселе, наравне с французской слышна арабская и иная речь. Лет десять назад автору этих строк пришлось познакомиться с жизнью небольшого города-спутника французской столицы Монфермея. Представитель мэрии показал целые кварталы, где живут исключительно приезжие из стран Африки и Ближнего Востока. В местной школе учителя с невероятным трудом ведут уроки в младших классах, где почти никто из детей не говорит по-французски. Но самое яркое впечатление произвел тамошний мусорщик из Гвинеи: приехав во Францию, он через несколько лет перетащил сюда все свою многочисленную родню, после чего суммарное социальное пособие его семье, выплачиваемое французским государством, стало превышать месячную зарплату президента Гвинеи.

Не секрет, что абсолютное большинство иммигрантов из бедных стран едут в Европу именно для того, чтобы воспользоваться теми огромными социальными выгодами, которые они могут иметь здесь и о которых не могут даже мечтать у себя дома. В результате получается, что среднее потребление социальных благ иммигрантами в той же Франции зачастую выше аналогичного показателя у коренных французов. Казалось бы, такое положение вещей должно автоматически предполагать абсолютно лояльное поведение приезжих в стране приема и усердное следование местным законам и традициям. Но вот этого-то как раз и не происходит. Один французский журналист заметил как-то в личной беседе: «у вас в России таджики приезжают, чтобы работать и ведут себя в основном смирно, а у нас во Франции североафриканцы приезжают, чтобы наслаждаться жизнью, поэтому, когда французское государство пытается поставить их на место, они начинают жечь автомашины».

Политкорректная Европа безусловно обеспечивает не на словах, а на деле социальное равенство, свободу вероисповедания, принятие культурного разнообразия и пр., но при этом, как было сказано, требует выполнения местных законов и сложившихся норм общежития. Однако, последователи ислама, находясь в Европе, иначе, чем европейцы понимают культурное и религиозное равноправие. Странно, но факт – оказавшись в Европе, иммигранты-мусульмане порой выступают настойчивее, чем у себя дома, за соблюдение своих специфических традиций, к примеру, ношения женщинами вуали.Если для европейских христиан соседство разных религий воспринимается в основном спокойно, то ислам стремится захватить всю территорию, на которой он оказался. Этому способствует и бурный рост мусульманского населения Европы в последние десятилетия. Соответственно растет и количество мечетей: если в 1960-х гг. во Франции действовало порядка четырех мечетей, а в Англии не более полутора десятков, то теперь и в той, и в другой стране их насчитывается по нескольку тысяч. В результате арабо-мусульманское население в своем значительном большинстве не интегрируется в население европейских стран, а существует своими общинами.

Ответной реакцией на происходящее стало усиление влияния правых партий и организаций националистического толка в ряде стран Европы, что в общем вполне естественно. Сохранит ли Европа через 30-50 лет свою исторически сложившуюся идентичность или подвергнется окончательной исламизации – решать в конце концов самим европейцам. Любопытно в этой связи заметить, что проживающие ныне в европейских странах некоторые мусульманские деятели в неофициальных беседах откровенно признаются, что европейцы, на их взгляд, недостаточно активно защищают свои ценности. Поэтому им не следует сетовать на то, что ислам столь успешно завоевывает евпропейское пространство.

Алексей Портанский – ведущий научный сотрудник Института торговой политики ГУ-ВШЭ

Версия для печати