15.10.2010 | Борис Макаренко

Судьба русского либерала

Миссия либерала в любом обществе – проповедь и утверждение не просто свободы личности, но политической максимы о том, что свобода личности и общественный порядок совместимы. Выступление автора на круглом столе «Миссия либерала: какова она?», состоявшемся в Фонде «Либеральная миссия» 13 октября с.г. и приуроченного к годовщинам кончины Т.Н.Грановского и С.А.Муромцева.

Судьба русского либерала давно описана – естественно, Александром Сергеевичем Пушкиным:

Он вышней волею небес
рожден в оковах службы царской.
Он в Риме был бы Брут,
в Афинах - Периклес,
а здесь он - офицер гусарский.

В этом стихотворном высказывании о П.Чаадаеве – квинтэссенция драмы русского либерализма: у либерала в России не получится стать ни борцом с тиранией (Брут), ни великим строителем демократического государства (Перикл) – он – со своими убеждениями, некто «сбоку припеку» от власти, то ли служит ей, то ли находится в отставке, то ли объявляется сумасшедшим, злопыхателем и не патриотом.

Миссия либерала в любом обществе – проповедь и утверждение не просто свободы личности, но политической максимы о том, что свобода личности и общественный порядок совместимы и – в современном мире – это сочетание предпочтительно любому другому общественному устройству. Иными словами, именно либерал предлагает решения консерватору, как расширить пространство свободы и политического участия граждан, чтобы избежать революции. В этом – сила либерала, потому что идея личной свободы высоконравственна и честна. Но в этом и его слабость: он оказывается между молотом радикализма и наковальней консерватизма.

Глубочайшее заблуждение, что политический режим либеральной демократии создают либералы. В нашем Отечестве в одном с позволения сказать «политическом докладе» двухлетней давности на полном серьезе доказывалось, что либеральная демократия в России невозможна, потому что слишком сильный бы административный ресурс понадобился, чтобы привести к победе на выборах «Правое дело» и «Яблоко».

Рейган или Тэтчер обиделись бы, если бы их назвали либералами, но если бы их спросили, какой конституционный строй они защищали и укрепляли на своих постах, они бы, не задумываясь, ответили: «либеральную демократию». История каждой успешной демократии – это история синтеза фундаментальных ценностей различных идеологий. В этот демократический консенсус либерализм вносит идею свободы личности и веру в ее благодетельность, сотрудничая и конкурируя с традиционностью и этатизмом консерваторов и социальным равенством социалистов. Трагедия русского либерализма в том, что у нас этот синтез никогда не получался. Почему?

Главная беда – в особой густоте нашего консерватизма, порождающего крайний радикализм на другом конце политического спектра. Самодержавная неразделенная власть, сверхконцентрация собственности у «верхов» и почти полное отсутствие мелкого и среднего собственника, порожденное этой конфигурацией бесправие и правовой нигилизм, последовательное подавление начал политической свободы и самоуправления, ликвидация любых предпосылок для взаимного доверия власти и общества – все это порождало антитезу власти в лице бомбистов, народовольцев и большевиков. При советском строе радикализм коммунистов слился с консерватизмом, причем в тоталитарном исполнении. И если в царской России либерал оттеснялся на периферию, то в советской – мог существовать только на собственной кухне.

Русский либерал призывался властью, когда метастазы консерватизма делали ситуацию почти неоперабельной – как к тяжелобольному призывают доктора, невзирая на его национальность и вероисповедание. Как призывали Сперанского, Лорис-Меликова, Муромцева, «буржуазных специалистов» в гражданскую войну или индустриализацию, как призывали Гайдара и Чубайса. И отправляли их восвояси, когда их усилиями преодолевалась острая фаза болезни, и с их уходом забывались и медицинские предписания о вреде чревоугодия, здоровом образе жизни. Вослед «либералу, который сделал свое дело», летит либо опала, либо обвинения в непатриотизме как Чаадаеву или Лорис-Меликову, хаосе и развале страны, либо тюрьма (как Муромцеву). О том, что пришлось испытать Гайдару, позвольте промолчать. И уж конечно либерал всегда подвергался нападкам за непатриотизм – не только потому, что концепция либерализма – западная или западническая, но и потому что проповедь личной свободы и социального мира – это проповедь тихая, не требующая бития себя кулаками в грудь, как любят делать «ура-патриоты» и революционные трибуны.

Победоносцев – императору Александру о Лорис-Меликове: «о, ради Бога, не верьте, Ваше Величество, не слушайте. <…> не оставляйте графа Лорис-Меликова. <…> Если Вы отдадите Себя в руки ему, он приведёт Вас и Россию к погибели. Он умел только проводить либеральные проекты и вёл игру внутренней интриги. Но в смысле государственном он сам не знает, чего хочет, — что я сам ему высказывал неоднократно. И он — не патриот русский. Берегитесь, ради Бога, Ваше Величество, чтоб он не завладел Вашей волей, и не упускайте времени».

Либерал в России никогда не был для власти партнером, а был в лучшем случае – служащим, в худшем – прислужником (помните русского либерала А.А.Чацкого: «служить бы рад, прислуживаться тошно»). Либерал не опирался на устойчивый «антиконсервативный класс» - мелкопоместное дворянство, буржуа, «средний класс», а опирался в лучшем случае – на своих идейных единомышленников из образованного класса. И именно это обрекает русского либерала на два сомнительных пути. Первый путь - идти в услужение власти с риском либо действительно изменить принципам, откровенно предпочесть конституции «севрюжину с хреном», поддаться на искушение того, что Ходорковский назвал «пиджаками за 1 000 долларов», либо заслужить обвинения в «ренегатстве» (как обвинил либералов в этом Ленин, так ярлык и приклеился) – независимо от того, насколько такие обвинения заслужены, да еще при этом и быть «козлами отпущения» - известно ведь, что во всем виноват Чубайс.Второй путь – отказать в доверии власти, не поверить в ее реформаторские намерения, как не поверил Александровским реформам Герцен, встать к ней в непримиримую оппозицию, тем самым, отдав реформы на откуп консерваторам. Примеров такого пути немало и в наши дни.

Вспомним и о «пути Муромцева», который вместе с товарищами по «Выборгскому воззванию» (обращение к народу большой депутатов разогнанной Первой Думы с призывом к гражданскому неповиновению властям) провел несколько месяцев в застенке за то, что не поступился принципами. Но вспомним и то, что многие из подписантов Выборгского воззвания спустя всего несколько месяцев сами использовали «административный ресурс», чтобы определить своих сыновей в кадетские корпуса.

Еще одна беда русского либерализма - отсутствие либерального начала в отечественном «национальном мифе». Декларация независимости в США, декларация прав человека во Франции, Хартия вольностей в Англии, падение Берлинской стены в Германии – все это образы и события, краеугольные для истории соответствующих народов, создающие его «генетическую память». В России же у либерализма с «историей успеха» действительно дела обстоят не лучшим образом, но даже те конкретные события российской истории, когда либеральные идеи действительно звучали или оказывали реальное воздействие на судьбу страны, находятся глубоко на периферии сознания не только всего общества, но даже образованных слоев. В недавнем социологическом исследовании среднего класса при обсуждении темы выборов и референдумов ни один (!) респондент не вспомнил ни референдума «Да-да-нет-да», ни референдума о конституции. Нет ни памяти о «Живом кольце» вокруг Белого дома, ни о «протоконституции» Лорис-Меликова, ни присяги Василия Шуйского, которая звучала почти как Magna Charta, ни о Выборгском воззвании. Только усилиями энтузиастов поддерживается память о таких фигурах как С.Муромцев и Т.Грановский.

Хотя приходится констатировать, что все беды, объективные и субъективные проблемы российского либерала никуда не делись, все же ситуация меняется. В дискурсе власти появилась модернизация; в него вернулась демократия без уточняющих определений – пусть пока и на словах. Меняется и общество: в нем появляется тот самый «буржуа» - собственник, хозяин, который является оплотом и непременным условием возникновения демократии. Эти новые надежды не свалились с неба: во многом они стали плодами усилий либералов в прошлые два десятилетия и их активной гражданской позиции сегодня. Выступая на Ярославском форуме, Президент Д.А.Медведев сказал: «Демократия начинается только в том случае, если человек скажет сам себе: я свободен». Либерал – это человек, который давно себе это сказал. Это чувство внутренней свободы определяет его мировоззрение и служит руководством к действию. Чувствовать себя свободным сегодня легче, чем в какой-либо прошлый период развития России. Сергей Муромцев и Тимофей Грановский были свободными людьми в куда более сложный период ее истории. Они смогли не изменить либеральным принципам. Светлая память о них - пример и ободрение для либералов нынешних.

Борис Макаренко - Председатель правления Центра политических технологий

Версия для печати