15.07.2011 | Алексей Макаркин

Турецкий гамбит

Во время бурных событий в арабском мире Турция не находится на переднем плане. Однако ее роль в них выглядит немаловажной, причем на длительную перспективу. Уже почти десятилетие Турцией управляют умеренные исламисты из Партии справедливости и развития, в прошлом месяце в третий раз подряд победившей на парламентских выборах. Учитывая «исламистский» оттенок «арабской весны» и историческую роль Турции в регионе (значительная часть которого еще столетие назад входила в состав Османской империи), интересно проследить роль Турции в процессах, происходящих на Ближнем Востоке.

Образец для подражания

Крах авторитарных светских режимов в Египте и Тунисе, тяжелейший кризис такого же режима в Йемене, элементы гражданской войны в светской же Сирии и война западного мира против Ливии (где Каддафи прагматично использовал в своих интересах ислам, но жестко преследовал исламистов) ставят в повестку дня вопрос об оптимальной модели дальнейшего развития для стран региона. Вряд ли можно предполагать, что арабские страны перейдут к современной западной демократии со всемерным уважением прав меньшинств и значительной ролью процедур. В то же время обратим внимание на то, что одним из образцов для авторитарных арабских лидеров был турецкий режим Кемаля Ататюрка, сформировавшийся в первой половине 1920-х годов. Особая роль национализма, светское государство, модернизация «сверху» (осуществлявшаяся где более, где менее успешно), жестко управляемая политическая система – все эти «ататюрковские» составляющие были свойственны ряду арабских стран в последние десятилетия. Однако что эффективно работало в первой половине прошлого века при переходе от аграрной к индустриальной цивилизации, дает все большие сбои в век глобализации, Интернета, роста численности людей с высшим образованием.

Но у Турции есть и современный опыт. Жесткое отрицание политического ислама столкнулось в этой стране с общественными настроениями в пользу расширения влияния религии на функционирование государства. В то же время и исламисты проделали эволюцию, адаптируясь к реалиям современного общества – если еще пару десятилетий назад они находились к ним в оппозиции, то сейчас принимают, проводя либеральный курс в экономике и стремясь сблизиться с Европой (при сохранении собственной идентичности) во внешней политике. Именно развитие политической демократии позволило Партии справедливости и развития не только прийти к власти, но и удержаться у руля. Весьма нерешительные планы очередного военного переворота (турецкая история ХХ века знает немало случаев вмешательства армии в политику) потерпели неудачу, а лица, подозреваемые в причастности к ним, сейчас находятся под следствием.

Правда, уже здесь возникает вопрос о том, где провести грань между торжеством закона и политической местью за ту роль, которую военные и близкие к ним политики играли в борьбе с исламистским движением в минувшие десятилетия. Однако, в любом случае, честность победы партии Реджепа Эрдогана на выборах не подлежит сомнению, равно как и конкурентный характер избирательной кампании. А также очевидные экономические успехи его правительства – стабильно высокий рост ВВП, увеличение инвестиционной привлекательности, снижение инфляции.

Нерешительность или осторожность?

Возможен ли экспорт современной турецкой модели на Ближний Восток? Сейчас вполне очевидно, что правительство Эрдогана заняло благожелательную позицию по отношению к участникам «революций». Однако оно не было в первых рядах противников традиционных лидеров этих стран. Лишь 3 июля министр иностранных дел Турции Ахмет Давутоглу посетил Бенгази, где объявил, что Турция официально признала Переходный национальный совет (ПНС) законным представителем ливийского народа. Анкара обещает предоставить ливийской оппозиции дополнительную экономическую помощь в размере 200 млн долларов (несколько ранее Турция уже объявила о выделении противникам Каддафи 100 млн долл.). Затем глава ПНС Махмуд Джибриль посетил Турцию, где его принял президент страны. Также власти Турции заблокировали 62% ливийских акций в банке Arap Turk Bankasi A.S. Отметим также, что Стамбул избран местом проведения заседания (назначенного на 15 июля) Контактной группы по Ливии, в которой участвуют ряд стран НАТО, ЕС, Лига арабских государств и Африканский союз.

В то же время изначально Турция соблюдала определенную осторожность в отношении режима Каддафи. Она воздержалась от активного участия в военной операции НАТО, направив к берегам Ливии 6 военных кораблей, играющих в операции вспомогательную роль. Турецкое правительство пыталось добиться мирного ухода Каддафи, и лишь когда усилия зашли в тупик, то ужесточило свою позицию в отношении триполийских властей. Первоначальная осторожность Анкары привела к тому, что в начале апреля радикальные повстанцы даже штурмовали генеральное консульство Турции в Бенгази, протестуя против отказа поставлять им оружие.

По отношению к соседней Сирии политика Анкары тоже выглядит противоречивой. С одной стороны, в Турции нашли убежище оппозиционеры, бежавшие от преследований со стороны режима Башара Асада (всего около 11 тысяч человек). Турецкие власти призывают Асада провести реформы и негативно относятся к иранскому влиянию на политику Сирии. В Анталье прошла учредительная конференция сирийской оппозиции, в которой приняли участие представители «Братьев-мусульман», сирийской европейской и североамериканской эмиграции, группа нынешней внутренней оппозиции. С другой стороны, правительство Эрдогана пока что признает легитимность режима Асада – в отличие от ряда западных государств – и стремится вести с ним диалог.

Расчет Анкары

Можно объяснять осторожность Анкары только тесными экономическими связями между Турцией и Ливией в предыдущие годы – в 2009 году объем двусторонней торговли превысил 2 млрд долл., а общий объем работ, проводимых турецкими компаниями в Ливии, в этом году приблизился к 15 млрд долл. Или соседством Турции и Сирии, что заставляет Анкару быть предельно сдержанной.

Но дело не только в этом. Страны, которые оказались в первых рядах противников Каддафи или Асада, могут оказаться в непростой ситуации, когда симпатии арабской «улицы» поменяются. Сейчас та же ливийская оппозиция рассматривает Запад как своего союзника, но если режим Каддафи будет свергнут, то их «прозападные» симпатии могут существенно уменьшиться. Когда в 2003 году войска США начали войну против Саддама, они рассчитывали на поддержку иракских шиитов, но уже вскоре им пришлось столкнуться с протестами их радикальной части, поддержанными значительной частью населения.

На этом фоне более умеренная позиция может оказаться выигрышной. Тем более, что пока ливийская операция буксует, а это не добавляет плюсов ее наиболее активным участникам. Зато связи турецких властей как с нынешними элитами, так и с оппозиционерами являются ресурсом длительного использования. Видимо, в этом и заключается расчет Анкары.

Тем более, что сохраняется привлекательность турецкой модели для стран Ближнего Востока. Проблема в том, что демократических традиций в арабском мире немного, так что тамошние исламисты не имеют опыта деятельности в условиях демократии (а в Турции оппозиция впервые пришла к власти на выборах еще в 1950 году). Находясь в подполье, они не могли проделать эволюцию в сторону большей толерантности и настроены куда более радикально, чем их современные турецкие коллеги. Последний пример – 26 июня исламисты разгромили кинотеатр в центре тунисской столицы, в котором показывался документальный фильм об исламе, который не понравился бородатым религиозным активистам.

Поэтому далеко не факт, что возможный приход к власти в арабских странах исламистов приведет к демократизации по турецкому образцу – не менее вероятен и тревожный сценарий развития ситуации по сценарию Сектора Газа, где у власти утвердились радикалы из ХАМАС. Представляется, впрочем, что Анкара постарается использовать свое влияние на суннитские общины Ближнего Востока для того, чтобы избежать подобной перспективы, угрожающей стабильности как в регионе, так и в мировом масштабе. И здесь возможности Турции могут быть востребованы как Западом (который, похоже, слабо представляет себе, как управлять процессами на бурном Ближнем Востоке), так и вменяемой частью политического класса арабских стран.

Алексей Макаркин - первый вице-президент Центра политических технологий

Материал опубликован на сайте «Голос России» 14.07.2011

Версия для печати