26.07.2011 | Алексей Макаркин

Правая волна

Самый страшный теракт в норвежской истории привлек внимание к феномену «правой волны» в современной Европе. Убийца подростков причисляет себя к праворадикалам и некоторое время являлся членом правопулистской Партии прогресса, занявшей второе место на парламентских выборах 2009 года. И хотя можно предположительно назвать целый комплекс мотивов, которыми руководствовался преступник (среди них и «комплекс Герострата» - желание прославиться любыми средствами, и семейные проблемы – он не встречался с отцом в течение 15 лет), но вряд ли можно сомневаться в том, что именно политико-идеологическая составляющая определила выбор мишени. Это левоцентристское правительство страны, которое отказывается проводить жесткую антииммигрантскую политику, и молодые люди, некоторые из которых через 20-30 лет вошли бы в число лидеров Рабочей партии, возглавляющей нынешнюю правительственную коалицию. Брейвик хотел отнять будущее у партии, политический курс которой он не просто не разделял, а ненавидел.

Понятно, что фанатик из Норвегии – это аномалия, но нельзя недооценивать роль «правой волны», которая вовлекает не только людей, подобных Брейвику, но и миллионы европейцев, отвергающих насилие и являющихся сторонниками политической демократии. Тем более, что эта волна вышла за маргинальные рамки, превратившись в серьезный общественный фактор, имеющий свои особенности в различных странах «Старого Света».

Рост поддержки

Можно перечислить целый ряд примеров роста поддержки правых популистов в современной Европе. Причем в некоторых странах (Швейцария, Дания, Австрия, Норвегии) они и до последних парламентских выборов имели сильные позиции в законодательной власти. В других государствах (Нидерландах, Швеции, Финляндии, Венгрии) правые популисты сильно улучшили свой результат.

В Швейцарии правые популисты из Швейцарской народной партии трижды – в 1999, 2003, 2007 годах – получали относительное большинство в парламенте. В 2007 году ШНП получила 29% голосов и завоевала 62 мандатов. В числе главных приоритетов деятельности партии - ограничение иммиграции и защита нейтралитета страны. По инициативе партии 29 ноября 2009 года в Швейцарии прошел референдум о запрете строительства в стране минаретов, которые, по мнению ее представителей, «способствуют исламизации страны». В результате 59% избирателей поддержали запрет строительства минаретов. ШНП представлена в правительстве страны, которое, по традиции, формируется из представителей всех крупных партий, хотя в 2007 году депутаты парламента настояли на замене министра от ШНП. Вместо Кристофа Блохера, придерживавшегося более радикальной позиции, им стал относительно более умеренный Ули Маурер. Либеральная часть общества выступала и против этого кандидата, но традиция нарушена не была.

В Дании на парламентских выборах 2007 года Датская народная партия с 13,8% голосов получила 25 мест в парламенте (на 1 больше, чем на прошлых выборах), оставаясь третьей по величине партией в Дании. С 2001 года партия поддерживает правительство, сформированное Либеральной и Консервативной партиями. Не входя в состав кабинета, ДНП осуществляет тесное взаимодействие с правящими партиями по большинству вопросов. Взамен поддержки правительства в парламенте, партия получила возможность для законодательных действий против иммигрантов и потенциальных беженцев.

В 2009 году норвежская Партия прогресса получила 22,9% голосов, что обеспечило ей 41 мандат в парламенте (это наилучший результат за всю историю партии). «Прогрессисты» в прошлом составе парламента вместе с христианскими демократами выступили против однополых браков; традиционно партия является противником иммиграции. В так называемой «Стодневной программе», выпущенной накануне выборов 2009 года, партия официально поставила своей целью снижение потока новых беженцев на 90%. В 2008 году партия призывала «избегать неграмотных и неблагополучных категорий, которые, как мы видим, не могут адаптироваться в Норвегии», что включало выходцев из таких стран, как Сомали, Афганистан и Пакистан. В 2009 году партия предлагала ввести запрет на ношение хиджаба в школах.

В июне 2010 года Партия свободы, действующая в Нидерландах, увеличила своё представительство в парламенте до 24 мандатов, заняв по результатам голосования третье место, набрав 15,5% голосов (на выборах 2006 года правые популисты провели в парламент лишь девятерых депутатов). В ходе публичных дебатов ее лидер Герт Вилдерс неоднократно заявлял о том, что выступает за запрет иммиграции мусульман в Нидерланды, за прекращение строительства в стране новых мечетей и за введение налога на хиджабы.

В Швеции в сентябре прошлого года ультраправая партия Шведские демократы впервые вошли в состав парламента, получив 5,7% голосов и 20 мандатов. Партия, как и норвежские прогрессисты, требует 90%-ного сокращения количества иммигрантов как по политическим мотивам, так и приезжающих в страну для воссоединения семей. Шведские демократы также требуют ужесточить уголовную политику, создать публичный реестр лиц, осужденных за педофилию, улучшить имущественного положения пенсионеров. Хотя социальная тема по свому значению и уступает антиммигрантской, что вызывает разногласия в партии – некоторые ее члены полагают, что без корректировки программы дальнейшее электоральное продвижение для нее невозможно.

В апреле 2011 года партия «Истинные финны» получила 19,1% голосов и провела в парламент Финляндии 39 депутатов, сформировав третью по численности фракцию (на прошлых выборах за них проголосовали всего 4,1% избирателей). Партия вела кампанию под лозунгом «Благо людям всей страны», под чем подразумевается стабильность уровня жизни страны и предоставление всем гражданам равных возможностей для обеспечения достойной жизни. «Истинные финны» считают необходимым сократить приток мигрантов в страну. Также в вопросе об отношении к мигрантам внутри страны Истинные финны руководствуются принципом «В чужой монастырь со своим уставом не лезь» (фин. Maassa maan tavalla) и предлагают ускорить адаптацию мигрантов путем лишения финансовой поддержки на сохранение их культуры.

Противоречива ситуация в Австрии, где правые популисты в 2005 году раскололись на Австрийскую партию свободы и Альянс за будущее Австрии, созданную бывшим лидером АПС Йоргом Хайдером, погибшим в автокатастрофе тремя годами позже. Этот раскол серьезно ослабил позиции правых, но в 2010 году представитель АПС Барбара Розенкранц – критик ЕС, противница иммиграции и защитница семейных ценностей – получила 15,6% голосов на президентских выборах.

Во всех перечисленных выше странах действует пропорциональная избирательная система. Во Франции и в Великобритании, где принята мажоритарная система, а в отношении правых популистов проводится политика «исключения», их возможности существенно меньше. Однако в 2002 году лидер Национального фронта Ле Пен вышел во второй тур президентских выборов, получив 17,7% голосов, а в нынешнем году его дочь Марин вошла в тройку самых популярных политиков Франции. Правда, на парламентских выборах 2007 года партия получила всего 4,3% голосов, что связано с «перехватом» части ее электората сторонниками Николя Саркози, выступавшего за ужесточение миграционной политики. В Великобритании Партия независимости Соединённого Королевства получила на прошлогодних парламентских выборах 3,1%, но годом ранее, на выборах в Европарламент, на которых избиратели существенно активнее демонстрируют протестные настроения – 16,5%.

В Венгрии партия «За лучшую Венгрию» («Йоббик»; слово jobb в венгерском языке имеет два значения - «лучший» и «правый») в условиях смешанной избирательной системы получила на выборах 2010 года 47 мест из 286, хотя по одномандатным округам не сумела провести ни одного депутата. Партия определяет себя как радикальная и национально-консервативная, активно использует антицыганскую, антисемитскую и антииммигрантскую риторику.

Разные правые

У правых партий, расширяющих свою электоральную базу в современной Европе, есть общие черты. Во-первых, это популизм, апелляция к широким слоям населения, ощущающих свою уязвимость в постиндустриальном обществе, в глобальном мире. Характерно, что предыдущий подъем правых популистов – правда, в других, более радикальных формах – произошел в Европе в 20-30-е годы, когда переход от аграрного к индустриальному обществу сопровождался ростом социального расслоения, изменением привычного образа жизни значительной части населения. И сейчас существуют многочисленные фобии, страх потери работы, неудовлетворенность своим материальным положением, неверие в возможность традиционных партий изменить к лучшему социально-экономическую ситуацию – все это приводит людей к правым, предлагающим простые рецепты решения сложных проблем.

Во-вторых, популизм сочетается с неприятием современной демократии, но в качестве альтернативы предлагается не архаичный для Европы ХХI века авторитаризм (как это было в 20-30-е годы), а «демократия большинства», основанная на неприятии приоритета прав меньшинств, который является одним из основных принципов политики ЕС. Характерны названия многих партий, которые должны подчеркнуть их приверженность свободе (Австрия, Нидерланды), демократии (Швеция), «народности» (Дания, Швейцария) – разумеется, все это в понимании крайне правых. Часть правых популистов входит в состав группы депутатов Европарламента «Европа за свободу и демократию». Вместо прав человека правые популисты выдвигают на первый план право общества на «нормальное» - в их собственном понимании – функционирование. Правда, понимание «нормальности» в разных странах неоднородно – подробнее см. далее.

В-третьих, правые популисты – евроскептики, выступающие против евроинтеграции (или, по крайней мере, против ее активизации). Для них ЕС – это институт, который «навязывает» своим членам свои правила во всех сферах – от политики и экономики до морально-нравственной сферы. Для стран «старой Европы» используются аргументы о недопустимости содержания за счет ЕС государств, которым требует помощь – к ним относятся как новые члены Евросоюза, так и относительно «старые» участники организации (Греция, Португалия и др.), столкнувшиеся с финансовым кризисом. В «новых» странах используется другая аргументация – страх потери собственной идентичности, ограничения суверенитета, повышения стоимости жизни после отказа от национальной валюты и введения евро.

В-четвертых, все эти партии негативно воспринимают «чужаков» - в большинстве случаев это иммигранты, в странах Балтии – русскоязычное население (например, в Латвии ультраправые получили на прошлогодних выборах 8 мест из 100). Антииммигрантская тема является ключевой практически для всех правых популистов – иммигранты воспринимаются не только как конкуренты в борьбе за рабочие места (многие из этих мест малопривлекательны для европейцев), но и, в первую очередь, как носители иной культуры. Правые популисты обвиняют иммигрантов в нежелании стать европейцами, пройти процесс ассимиляции, в криминализированности. Антииммигрантская тематика воспринимается значительной частью населения Европы не только рационально, но и эмоционально, что привлекает к правым дополнительные голоса избирателей.

Таким образом, правые популисты выступают с «охранительных» позиций, выступая в защиту традиций против изменений, связанных с глобализацией. Но традиции бывают разными, связанные с национальными особенностями. Например, Национальный фронт во Франции ближе к традиционным крайне правым - он вписывается во французскую правую традицию, включающую в себя как режим Виши, так и консервативную часть Сопротивления, из которой затем вышли некоторые лидеры ОАС, ведшие вооруженную борьбу против голлистского режима в начале 60-х годов – после объявления о деколонизации Алжира. Шведские демократы выступают с позиций защиты протестантских этических принципов, негативно относясь к праву гомосексуальных пар усыновлять детей. А Партия свободы в Нидерландах, напротив, отстаивает либертарианские ценности, свойственные этой стране – и именно с этих позиций критикует авторитарную исламскую культуру иммигрантов, основанную на непризнании многих прав женщин. Ее лидер Вилдерс называет Ле Пена фашистом. Французский Национальный фронт и австрийская Партия свободы не вошли в состав депутатского объединения в Европарламенте «Европа за свободу и демократию» из-за слишком высокой степени радикализма.

Таким образом, между правыми популистами есть отличия, связанные с характером «правизны» партий и, следовательно, их возможности интегрироваться в политическую систему своих стран. Хотя в любом случае эти возможности ограничены, что связано с рядом обстоятельств. Вхождение правых популистов в состав правительства может вызвать осложнения в отношениях с ЕС – вспомним яркий пример с Австрией, где включение в 2000 году в правительственную коалицию Партии свободы привело к временному бойкоту этого государства со стороны Евросоюза. Значительная часть избирателей и активистов основных политических партий негативно относится к альянсу с правыми популистами. Например, в Нидерландах после выборов 2010 года в рядах христианских демократов возникли разногласия относительно возможности сотрудничества в правительстве с Партией свободы. В результате был избран вариант правоцентристского «правительства меньшинства», при котором правые популисты не получают министерских портфелей, но поддерживают кабинет в парламенте.

В то же время и для самих правых участие в правительстве связано с рисками. Краткосрочный министерский опыт членов «Списка Фортейна» в Нидерландах в 2002 году показал слабую дисциплину в их рядах, когда личные амбиции оказываются выше партийных интересов (впрочем, это было связано в том числе и с гибелью основателя партии накануне выборов). Наконец, членство в правительстве связано не только с преимуществами, но и с ответственностью за принимаемые решения, которые могут носить компромиссный характер и противоречить партийной программе. Пример – отказ партии «Истинные финны» войти в состав кабинета министров после успеха на парламентских выборах, состоявшихся нынешней весной (в качестве причины был назван принципиальный отказ партии одобрить экономическую помощь Португалии).

В то же время Словацкая национальная партия, добившись значительного успеха на выборах 2006 года, проведя в парламент 18 депутатов, согласилась войти в правительственную коалицию, получив три второстепенных министерских портфелями. Но уже в 2010 году разочарованные избиратели чуть было не оставили ее за пределами парламента – националисты едва преодолели 5%-ный барьер и в два раза снизили свое представительство. В Польше популисты из партии «Самооборона» (сочетавшие левые и правые лозунги) и крайне правые католики из Лиги польских семей входили в состав кабинета Ярослава Качиньского, который быстро рухнул из-за внутренних противоречий. На следующих выборах они не попали в парламент, причем поражение носило «обвальный» характер – «Самооборона» снизила свой результат с 11,4% до 1,5%, Лига польских семей – с 8% до 1,5%.

Однако есть правые популисты, с которыми политический класс страны не хочет разговаривать даже о возможности коалиций. Например, Национальный фронт во Франции, чьи ценности противоречат республиканским принципам, которых придерживаются все остальные политические силы. Или Шведские демократы - у них настолько «неофашистская» репутация (еще недавно члены партии позировали на фоне знамен со свастикой и приветствовали друг друга криками «Хайль!»), что победившие правоцентристы отказались не только от включения в кабинет, но и от их поддержки в парламенте, что было бы важно для правительства меньшинства. Впрочем, есть и итальянский пример, при котором Национальный альянс, в отношении которого в послевоенный период проводилась «политика исключения» (то есть неучастия в правительстве) совершил эволюцию в сторону умеренности и в 90-е годы вошел в состав коалиции Сильвио Берлускони. Правда, для этого потребовались также тектонические изменения в партийной системе страны после антикоррупционной операции «Чистые руки».

Степень терпимости общества

Вопрос о терпимости общества к деятельности правых популистов зависит от их конкретных шагов. Сама возможность существования крайне правых партий, действующих в рамках закона, не вызывает сомнений у большинства общества (исключая часть левых, которые однозначно ассоциируют крайне правых с фашизмом). В то же время их пропагандистские акции вызывают противодействие, которое, однако, приводит к протестам со стороны крайне правых, апеллирующих к демократическим нормам, свободе слова и публичному высказыванию мнений. Так, недавно состоялся судебный процесс в Нидерландах в отношении Герта Вилдерса. Нидерландская исламская федерация вчинила ему иск в связи с демонстрацией антиисламского фильма «Фитна», обвинив его в призывах к ненависти и насилию (фильм, в частности, рассказывал о терактах 11 сентября 2001 года и проводил прямые параллели между Кораном и «Майн Кампф» Адольфа Гитлера). 23 июня 2011 года суд Амстердама постановил, что заявления Вилдерса «являются грубыми и пренебрежительными, однако они не заключают в себе подстрекательства к ненависти». Защита политика подчеркивала, что тот критикует ислам в целом, а не конкретных мусульман, а законодательство Нидерландов разрешает подобную критику.

Еще одна знаковая история – шведские телекомпании отказались транслировать один из роликов Шведских демократов, изображавший толпу мусульманок, рвущуюся к стойке с надписью «государственный бюджет». Однако на защиту своих коллег встала Датская народная партия, представленная в Европарламенте и входящая во фракцию «Европа за свободу и демократию». Шведские власти решили избежать европейского скандала, и ролик был показан, что способствовало электоральному успеху партии. Эта история интересна еще и тем, что датские «народники», демонстрирующие в Европарламенте относительную умеренность, поддержали крайних радикалов из соседней страны – таким образом, непреодолимая стена между различными правыми популистами отсутствует, несмотря на разногласия между ними.

Впрочем, есть вопросы, в которых европейцы занимают консенсусную позицию – например, отрицание Холокоста. Так, депутат Европарламента от Национального фронта Бруно Голлниш в 2005 году был лишен иммунитета за высказывания, классифицируемые, как отрицание Холокоста. В 2007 году суд в Лионе приговорил его к трехмесячному условному сроку и штрафу в 55 тысяч евро. Примечательно, что сейчас он вновь находится под судом – только теперь за обвинения мусульманской общины в оккупации Франции и уничтожении французской культуры.

В то же время в отношении правых популистов действуют неформальные ограничители – их часто не принимают в «хорошем обществе», а принадлежность к таким партия может вызвать отторжение в некоторых сообществах, где либеральная идеология играет значительную роль (например, в академической среде и в СМИ). Впрочем, это не мешает партиям заниматься политической деятельностью и добиваться электоральных успехов.

Противодействие или адаптация?

Западный политический класс серьезно относится к проблеме роста влияния правых популистов. Однако демократия не дает возможность запретить эти партии или стимулировать их роспуск. Как это произошло в России, когда партия «Родина» начала активно использовать антиммигрантскую риторику – в 2006 году она была вынуждена объединиться с двумя другими партиями в «Справедливую Россию», которая не выдвигает националистических лозунгов.

В ряде стран ЕС правоцентристские партии стремятся перехватить часть лозунгов правых популистов, что сокращает их поддержку – наиболее успешно это удалось сделать Саркози в 2007 году. В Венгрии в 2010 году ростом национализма воспользовались не столько «Йоббики», сколько одержавшие убедительную победу на выборах правые консерваторы из партии ФИДЕС. Недавняя критика мультикультурализма из уст Кэмерона и Меркель также направлена на то, чтобы пойти навстречу – хотя и весьма осторожно - общественным настроениям, ограничив популистскую экспансию.

Выше упоминалось о попытках адаптации правых популистов – об их «подключении» к деятельности правительств без вхождения в их состав. Рассмотрим пример Дании, где в результате сотрудничество кабинета министров с «народниками» иммиграционное законодательство оценивается как самое жесткое в Европе. Правительством были приняты правила, запрещающие въезд на территорию Дании иностранных супругов датских граждан до достижения ими 24 лет (чтобы сократить количество фиктивных браков), а также прохождения теста на платежеспособность. Социальные выплаты беженцам были сокращены на 30-40% в течение первых семи лет их нахождения на территории страны, обычное пособие по безработице было заменено сокращенной единоразовой «подъемной» выплатой.

Однако как перехват лозунгов, так и адаптация имеют оборотную сторону. Перехват лозунгов нередко носит временный характер – Национальному фронту во Франции удалось восстановить свои позиции после провала на выборах в 2007 году. Требования правых популистов приобретают дополнительную легитимность, а уступки нередко стимулируют их активность, повышает уровень амбиций. Оптимальных методов противодействия росту правого популизма политический класс Запада до сих пор не предложил.

Алексей Макаркин – первый вице-президент Центра политических технологий

Версия для печати