05.10.2011 | Сергей Маркедонов

Евразийская интеграция: версия Владимира Путина

Статья Владимира Путина «Новый интеграционный проект для Евразии - будущее, которое рождается сегодня», опубликованная в «Известиях» 4 октября 2011 года, была просто обречена на то, чтобы оказаться в фокусе внимания экспертов и журналистов. Причины такого интереса, что называется, лежат на поверхности. «Рокировка» внутри «правящего тандема» сразу же оживила интерес к теме «возвращения Путина». Сегодня сколько угодно можно говорить о том, что сама по себе эта тема является надуманной, так как действующий премьер-министр российского правительства из политики никуда не уходил, оставался ключевой персоной в принятии управленческих решений. Помимо «объективной реальности» есть многочисленные ее восприятия, которые зачастую намного сильнее, чем то, что происходит…

Вспомним хотя бы ту реакцию, которую вызвала речь Владимира Путина на международной конференции по безопасности в Мюнхене в 2007 году. Для многих экспертов на Западе она стала поводом для алармистских прогнозов относительно второй «холодной войны». Эдвард Лукас даже написал по этому поводу увесистый том. Для российских политологов и журналистов выступление четырехлетней давности знаменовало «конец отступления» и заявку России на свое особое место в международных отношениях. Снова оказались востребованными тезисы о «многополярности» и «многовекторности». В действительности же речь, так взволновавшая многие умы, текстуально очень сильно повторяла выступление Бориса Ельцина на Стамбульском саммите ОБСЕ в 1999 году. С разницей лишь в том, что тогдашняя критика первого президента была обращена против попыток США и ЕС использовать «двойные стардарты» при оценке своих действий в Косово и российской политики в Чечне.

Думается, что известинский текст Путина может ожидать схожая судьба. Кто- то увидит в нем стремление к возрождению Советского Союза, поскольку для многих ветеранов «идологического фронта» на Западе современная Россия - это продолжатель дела СССР и Российской империи (при этом упускается из виду тот факт, что Советский Союз отрицал имперского «прародителя» и идеологически базировался совсем на других целях и ценностях). Кто-то посчитает главного российского политика приверженцем «евразийских ценностей». В России же. Не исключено, мы снова услышим тезис о рождении нового гравитационного поля в геополитике, где решающая роль будет у Москвы. Текст, написанный крупным государственным деятелем, наверное, и не может быть истолкован только с источниковедческой точки зрения. Таковы законы жанра, ибо автор статьи, с большой долей вероятности - новый президент Российской Федерации. И, тем не менее, содержательный анализ путинского текста не менее важен, чем наклеивание политических ярлыков. Просто потому,что он дает представление о той системе координат, которой пытается оперировать российская власть. Попытаемся рассмотреть базовые тезисы «интеграционной статьи».

Владимир Путин начинает историю проекта «Единое экономическое пространство» (который должен стратовать в новом году) с периода, последовавшего после распада СССР. Он пытается перебросить мостик от распавшегося союзного государства через СНГк новому проекту. В рассуждениях Путина о том, в чем отличие нового проекта от СССР есть много точных деталей. «Наивно пытаться реставрировать или копировать то, что уже осталось в прошлом, но тесная интеграция на новой ценностной, политической, экономической основе - это веление времени»,- говорит Путин. Однако любой читатель его текста (хоть политик, хоть эксперт) будет находиться под влиянием его оценки распада СССР, как «крупнейшей геополитической катастрофы» . В известинском тексте этот вывод повторяется. Распад СССР назван «крушением». Добавим к этому информационные приоритеты российских госканалов, где Советский Союз рассматривается, скорее, как позитивный феномен, а его распад подается, как результат рукотворной политики, находившейся к томуже под воздействием внешнего фактора. Таким образом причины сложного процесса, который вызревал годами и помимо рукотворных действий имел объективную природу,остаются без должного внимания и понимания. Между тем, более тщательный и, если угодно, «объективистсткий анализ» позволил бы понять (не ради академического интереса, а с прикладной целью) причины того, почему СНГ так и не стал ничем большим, чем «цивилизованным брако-разводным процессом» (термин, введенный первым президентом Украины Леонидом Кравчуком, но затем повторенный Путиным на одном из саммитов Организации). Без должного внимания остался и тот факт, что СНГ не помешал этнополитическим конфликтам (Армения и Азербайджан, Россия и Грузия), а также разновекторной внешней политике его членов. Разве не были они замечены в ГУАМ (потом ГУУАМ и снова ГУАМ)? И в налаживании своих «сепаратных» контактов с ЕС, НАТО, исламским миром, движением неприсоединения?

«Опыт СНГ позволил нам запустить многоуровневую и разноскоростную интеграцию на постсоветском пространстве, создать такие востребованные форматы, как Союзное государство России и Белоруссии, Организация Договора о коллективной безопасности, Евразийское экономическое сообщество, Таможенный союз и, наконец, Единое экономическое пространство». На этом тезисе Владимира Владимировича хотелось бы остановиться подробнее. Где критерии эффективности и востребованности данных интеграционных объединений именно для российской политики? ОДКБ в сентябре 2008 года не признало независимость Абхазии и Южной Осетии, как того хотела Москва. Не сделал этого и ближайший союзник России - Белоруссия, которая формально входит в одно с РФ Союзное государство. Но разве вся проблематика российской политики в Евразии может ограничиваться только абхазской и югоосетинской проблемой? Ни в коей мере! ОДКБ, который многие эксперты в публицистическом порыве называли «постсоветским НАТО» так и остался организацией с очень сильным региональным креном - среднеазиатским. И как инструмент решения, например, кавказских проблем он не может быть признан адекватным. Да и в Средней Азии Москва, не найдя ключи к Ташкенту (а они на протяжении 20 лет так и не были найдены), не может полноценно задействовать даже эффективную региональную систему безопасности.

Таким образом, следующий посыл о наращивании уже имеющегося интеграционного потенциала и превращении его в «понятный, привлекательный для граждан и бизнеса, устойчивый и долгосрочный проект, не зависящий от перепадов текущей политической и любой иной конъюнктуры», кажется не до конца проработанным. Откуда такая уверенность, что не слишком результативные проекты дадут блестящие результаты в новом 2012 году? «Принципиально важно, что ЕЭП будет базироваться на согласованных действиях в ключевых институциональных областях — в макроэкономике, в обеспечении правил конкуренции, в сфере техрегламентов и сельскохозяйственных субсидий, транспорта, тарифов естественных монополий. А затем — и на единой визовой и миграционной политике, что позволит снять пограничный контроль на внутренних границах. То есть творчески применить опыт Шенгенских соглашений, ставших благом не только для самих европейцев, но и для всех, кто приезжает работать, учиться или отдыхать в страны ЕС. Добавлю, что теперь не потребуется техническое обустройство 7 тыс. км российско-казахстанской границы. Более того, создаются качественно новые условия для наращивания приграничного сотрудничества»,- говорит Владимир Путин. Но ведь вопросы безопасности никто не отменял. Как будет развиваться ситуация в Афганистане? Насколько эффективным окажется взаимодействие России и США на среднеазиатском направлении? Ведь от ответов на эти вопросы напрямсую зависят ответы и по обустройству границ, и по стратегиии общей безопасности. К сожалению, многие тезисы статьи выглядят похожими на те подходы, которые Москва внутри страны пытается применить к Северному Кавказу. Те же разговоры про экономику и развитие бизнеса без понимания того, что значительная часть проблемных «узлов» имеет не социально-экономический, а политический характер. Особая тема - сходство европейской и евразийской интеграции. Вряд ли проект с доминирующим российским участием (и даже, будем говорить откровенно, «кормлением» за счет своего бюджета других) может считаться в полном смысле этого слова интеграционным. Лояльность можно приобрести за счет кредитов (хотя в белорусском случае, а ранее в киргизском - это относительное понятие). Но это - вопрос тактики, а не долгосрочной интеграционной стратегии, когда не только твои ресурсы, но и возможности других работают на общее дело. Интеграция ради кредита только девальвирует значение самого интеграционного проекта.

«Мы предлагаем модель мощного наднационального объединения, способного стать одним из полюсов современного мира и при этом играть роль эффективной «связки» между Европой и динамичным Азиатско-Тихоокеанским регионом», - говорит премьер-министр. Сама по себе постановка такой задачи интересна. И, наверное, ее можно было бы всячески приветствовать, если бы не один нюанс. Вокруг каких ценностей и каких целей будет возникать этот «полюс»? С Советским Союзом, которым на Западе многие эксперты продолжают пугать общественность, в этом плане была большая ясность. Какую особую миссию готов предложить новый проект, чтобы в скором будущем привлечь под свои знамена других (а ведь любой проект, обращенный на перспективу, должен такую задачу ставить)? Роль «связки» кажется слишком технико-тактической задачей, вовсе не предполагающей выстраивание нового особого «полюса». Отсюда и некоторая утопичность в обосновании следующего тезиса: «В свое время европейцам потребовалось 40 лет, чтобы пройти путь от Европейского объединения угля и стали до полноценного Евросоюза. Становление Таможенного союза и ЕЭП идет гораздо динамичнее, поскольку учитывает опыт ЕС и других региональных объединений».

Впрочем, в условиях предвыборного контекста данный тезис не может вызывать нареканий. Для избирательной стилистики обещания столь же неотъемлемая часть, как ноты для музыкального произведения. Только тогда закономерно встает вопрос про цели и интеграционного проекта, и конкретного текста. Если адресатами и того, и другого является российский избиратель, которому дают некий «заменитель» СССР и советскую ностальгию, то - это одно. Если речь идет о серьезном начинании, то- это совсем иное. Пока же по прочтении изветинской статьи создается впечатление о верности первого предположения. Ибо во втором случае текст мог бы содержать и больше рефлекии, и критического анализа собственных упущений и ошибок, и более глубокого рассмотрения «фоновых факторов» (роль США, ЕС, событий на Ближнем Востоке, нестабильность на постсоветском пространстве). К сожалению, всепобеждающий оптимизм, неподкрепленный конкретикой, снова остается основной методологией анализа высших представителей российкой власти. Но любая стратегия не может сводиться только к пиару. Под нее нужны не только бухгалтерские раскладки, но и ценности, с чем в российской (и в целом в постсоветской политике) большой дефицит.

Сергей Маркедонов - приглашенный научный сотрудник Центра стратегических и международных исследований, США, Вашингтон

Версия для печати