26.12.2011 | Алексей Макаркин

Власть и оппозиция: возвращение политики

В Россию вернулась публичная политика. Похоже, что ни власть, ни парламентская оппозиция, ни внесистемные политические силы оказались не готовы к этому явлению. Обвальный рост недовольства среднего класса сопровождается отходом от власти некоторой (на сегодняшний день меньшей) части лоялистов, недовольных ухудшением (или «неулучшением») своего материального положения. Митинг на проспекте Сахарова показал, что протестная эмоция не «ушла в свисток» - люди готовы выходить на улицы и дальше, а к недовольным примыкают – или хотя бы хотят «прислониться» - все новые представители элит.

Власть

Власть потеряла политическую инициативу. Как минимум, вплоть до выборов 4 декабря она была ориентирована на инерционный сценарий, предусматривавший спокойную победу «Единой России» на парламентских выборах и Владимира Путина – на президентских. Часть представителей власти (например, Борис Грызлов) рассчитывала на полное сохранение статус-кво, то есть получение «Единой Россией» в очередной раз конституционного большинства в Думе. Другие (Владислав Сурков), похоже, были осторожнее, проводя кампанию по снижению общественных ожиданий. Но и они рассчитывали на то, что «Единая Россия» получит «устойчивое» большинство с большим запасом прочности, так что для принятия федеральных конституционных законов «партии власти» достаточно будет блокироваться с ЛДПР. А протесты будут носить ограниченный характер, и с ними можно будет справиться за несколько дней.После начала митингов власть начала метаться. После митинга на Чистых прудах 5 декабря некоторые его наиболее активные участники (Алексей Навальный, Илья Яшин и др.) были арестованы за попытку проведения шествия. Сообщалось об избиениях оппозиционных активистов. На следующий день произошло противостояние оппозиционеров и провластных молодежных организаций на Триумфальной площади, причем правоохранители явно подыгрывали последним. Однако сбить накал протеста не удалось. Более того, силовые действия и использование молодежной «массовки» (ярким представителем которой стала получившая широкую известность в Интернете «нашистка» Света из Иваново) вызывали дополнительное раздражение москвичей и только способствовали росту желающих прийти на митинг на Болотной площади 10 декабря. А арест Навального позволил ему приобрести харизму «мученика», которой этому политику не хватало.

Перед митингом, осознав его массовость и серьезность протеста, власть начала маневрировать, признав провал «репрессивной» тактики. Возобладала «медведевская» линия, предусматривающая уступки оппозиции. Она проявлялась еще задолго до выборов в отдельных заявлениях президента, но, видимо, была признана несвоевременной, и, исключая положение о снижении избирательного барьера, ее реализация была отложена на неопределенное время. Митинг на Болотной площади прошел при лояльном отношении правоохранительных органов и был показан в федеральных СМИ. После митинга, во время прямой линии, Путин принципиально согласился на некоторые реформы – выборность губернаторов и Совета Федерации, либерализацию партийной системы. Затем, 22 декабря, в своем послании Дмитрий Медведев озвучил ряд инициатив, из числа которых «выбыла» реформа верхней палаты, зато добавились восстановление смешанной системы на думских выборах и облегчение регистрации кандидатов в президенты, но, начиная с выборов 2018 года, а также создание общественного телевидения. Добавим к этому, что Владислав Сурков после митинга на Болотной неожиданно позитивно отозвался об участниках протестных акций, назвав их «лучшими людьми».

Однако эти шаги были скептически восприняты оппозицией – как парламентской, так и внепарламентской. Причина – сильнейшее недоверие к власти, усугубленное жесткой риторикой Путина во время прямой линии: премьер компенсировал нежелательные для него уступки нападками на своих оппонентов. Кроме того, неясен механизм реализации решений – в частности, насколько свободными будут губернаторские выборы при наличии путинского «президентского фильтра». И, наконец, хотя прямая линия показала, что Путин, пусть и неохотно, но согласился с реформами, однако официально их обнародовал Медведев, воспринимаемый в обществе как «хромая утка», лишенная реальных властных ресурсов.

Кроме того, власть не отказалась от активных пропагандистских действий в отношении оппозиции. Во время подготовки митинга на проспекте Сахарова со стороны власти предпринимались попытки ослабить значение этой массовой акции. Однако все они оказались неудачными.

Планы «занять площадь» лояльными организациями потерпели неудачу еще перед митингом на Болотной площади. Прокремлевские молодежные структуры были пригодны для того, чтобы противостоять немногочисленным митингам оппозиции, но оказались бессильны перед акцией протеста с участием десятков тысяч человек. «Антиболотный» митинг, проведенный 12 декабря, выглядел поспешной импровизацией и привел к серии скандалов. В Интернете были размещены сюжеты с его участниками, не скрывавшими своей материальной заинтересованности или не способными внятно объяснить, что они делали на этой акции. Кроме того, официальное сообщение органов МВД о том, что в этом «провластном» митинге участвовали 25 тысяч человек (эта же цифра фигурировала в аналогичном отчете с Болотной площади), было воспринято в Сети с явным недоверием. Признанием неудачи стратегии «занятия площадей» стала организация немногочисленного «провластного» митинга 24 декабря на Воробьевых горах, вдали от центра. Более того, его организаторы (главным из которых был Сергей Кургинян) всячески подчеркивали свою дистанцию от власти и подвергали критике коррупцию и управленческую неэффективность. Быть открытым «лоялистом» в митинговой Москве стало крайне затруднительно – в отличие от провинции, где в Нижнем Тагиле был организован лоялистский митинг работников «Уралвагонзавода» (вице-президентом компании является политтехнолог Алексей Жарич, автор интернет-проекта «За Путина!»).

Был использован ресурс Русской православной церкви, предстоятель которой патриарх Кирилл поддержал власть, призвав россиян не быть жертвами информационных технологий и проведя прозрачные аналогии с кровавыми событиями 1917 года. Затем авторитетный среди верующих старец, духовник патриарха схиархимандрит Илий (Ноздрев) выступил с резкой критикой митинга на Болотной. Однако современное общество носит секулярный характер, и позиция старца оказала влияние на тех людей, которые и не собирались идти на проспект Сахарова.

Неэффективной стала и попытка расколоть оппозицию посредством обнародования на дружественном Кремлю ресурсе материалов «прослушки» телефонных разговоров Бориса Немцова, содержащих нелицеприятные, а то и откровенно грубые оценки других активных деятелей оппозиции. Однако Немцов быстро извинился перед обиженными, а его коллеги решили не раздувать эту историю, понимая, что она выгодна только их оппонентам. Что касается влияния разоблачений Life News на общественное мнение, то оно оказалось незначительным. В отличие от событий двадцатилетней давности, общество не идеализирует оппозиционных политиков (элементы идеализации есть разве что в отношении Навального) – так что оно было готово к тому, что нечто подобное вполне могло произойти.

Власть в противостоянии с оппозицией стремится как отделить участников митингов от их организаторов, так и апеллировать к традиционным (как советским, так и православным) ценностям, которые, по ее мнению, разделяются большинством населения. Ее «антиоранжевыми» союзниками становятся консервативное руководство церкви, а также сторонники советской традиции типа Кургиняна или генерала Леонида Ивашова. Митинг в Нижнем Тагиле – из этого же ряда – в советское время официальная пропаганда нередко противопоставляла «передовой рабочий класс» идеологически неустойчивой интеллигенции. Видимо, апелляция к традиции и патриотизму будет свойственна и избирательной кампании Путина, в которой задействуются такие фигуры, как официальный глава предвыборного штаба Станислав Говорухин, новоиспеченный вице-премьер Дмитрий Рогозин, а, возможно, и неожиданно продвинутый на пост главы думского международного комитета Алексей Пушков.

Но «патриотическая консолидация» может столкнуться как с моральным износом власти, так и с тем, что идеи патриотизма и консерватизма настолько «заболтаны» в предыдущие годы, что не вызывают сильных эмоций, побуждающих к политическому действию.

Парламентская оппозиция

В отличие от внепарламентской, парламентская оппозиция (КПРФ, ЛДПР, «Справедливая Россия») является более умеренной. Она отказалась сдавать депутатские мандаты и не заинтересована в досрочном роспуске парламента, так как ее собственные позиции могут ослабнуть в результате либерализации партийной системы. ЛДПР более лояльна по отношению к Кремлю – Жириновский провел в Москве альтернативный митинг 24 декабря. А в первый день работы Думы он выступил против совместного негативного голосования депутатов по постановлению об избрании вице-спикеров (оппозиция была недовольна тем, что «единороссы» получают пять должностей, а остальные фракции – три). Жириновский призвал не раздражать единороссов, поскольку они могут передумать и решить кадровые вопросы в свою пользу, забрав руководство в подавляющем большинстве парламентских комитетов. Но и он заявил, что после 4 марта ситуация может измениться – занимать безусловно сервильную позицию ему невозможно с имиджевой точки зрения.

В целом, парламентская оппозиция стала вести себя более независимо – ее действия в нынешней Думе напоминают практику Третьей Думы (1999-2003 годы), которая носила плюралистичный характер при наличии у власти незначительного большинства, хотя и более дробного, чем сейчас (в Третьей Думе власть опиралась на конгломерат из четырех депутатских объединений, а не на единую фракцию с жесткой дисциплиной). Она отказалась проголосовать за кандидатуру спикера Сергея Нарышкина, который получил поддержку только членов фракции «Единая Россия». Кроме того, торг за ключевые думские посты носил достаточно жесткий характер. «Единороссы» изначально согласились отдать своим оппонентам 14 комитетов из 29, но те продолжили борьбу за более выгодные позиции. В результате успеха добились не самые лояльные (ЛДПР) и не наиболее протестные («эсеры»), а коммунисты, занявшие второе место на выборах, то есть самая сильная оппозиционная фракция. Они получили посты «второго первого» вице-спикера и председателя комитета по обороне, который первоначально планировалось отдать «единороссам». ЛДПР же не получила обещанной ей, по некоторым данным, должности главы международного комитета, перешедшей к Пушкову из «Единой России». Оппозиция настояла на отводе крайне спорной кандидатуры Владимира Бурматова, выдвинутого «единороссами» на пост главы комитета по образованию.

Отметим также, что ни одна из оппозиционных партий не солидаризировалась с «Единой Россией» в положительной оценке выборов. Коммунисты выступили с резкой системной критикой избирательного процесса, подчеркивая нелегитимность выборов. «Эсеры» настаивают на отмене результатов голосования в ряде регионов, в том числе в Петербурге и Астраханской области. ЛДПР настроена не столь жестко, но также активно использует критическую риторику.

При этом в «стене», отделяющей «системную» оппозицию от «внесистемной», образовались заметные бреши. Ранее их взаимодействие встречало настолько негативную реакцию власти, что становилось практически невозможным. Сейчас часть «эсеровских» депутатов участвуют в больших московских митингах – Оксана Дмитриева и Геннадий Гудков выступали на Болотной площади, Илья Пономарев – на проспекте Сахарова (Гудков также был в числе записавшихся, но слово ему решили предоставить в конце митинга, что не устроило депутата). 24 декабря Сергей Миронов и Оксана Дмитриева приняли участие в оппозиционном митинге в Санкт-Петербурге, проходившем одновременно с митингом на проспекте Сахарова.Позиция КПРФ носит более сложный характер: партия направляет своих активистов на демократические митинги, но старается не слишком ассоциироваться с этими акциями, приветствуя их проведение, но осуждая либеральную часть организаторов (Геннадию Зюганову приписывают формулировку об «оранжевой проказе», которую коммунистические функционеры, однако, назвали провокацией). На Болотной площади выступил депутат Мосгордумы от КПРФ Андрей Клычков, на проспекте Сахарова рядовые коммунисты были только в числе обычных участников (равно как некоторые их коллеги отправились на «контрмитинг» к Кургиняну). Коммунисты осторожны в отношении оппозиционных либералов, не желая слишком ссориться с Кремлем; кроме того, значительная часть их собственного актива относится негативно к лидерам ПАРНАСа. Однако КПРФ находит способы, чтобы давать сигналы более радикальным оппозиционерам – например, Клычков поддержал лидера идейно близкого к коммунистам «Левого фронта» Сергея Удальцова, находящегося под стражей и державшего протестную голодовку.

Представляется, что парламентская оппозиция будет маневрировать и далее, стремясь не испортить отношения с властью, максимально использовать свой думский ресурс и, одновременно, соответствовать все более критичным настроениям собственных избирателей. Однако если политическая ситуация для власти будет осложняться, парламентская оппозиция будет радикализироваться.

Внепарламентская оппозиция

Роль внепарламентской оппозиции в политической системе быстро растет. Еще месяц назад она была организатором маргинальных митингов, а сейчас ее представители инициируют акции в центре Москвы, на которые собираются десятки тысяч человек. Либерализация законодательства о партиях позволит ей участвовать в избирательных кампаниях. Среди участников митингов все больше людей, принадлежащих к элитам или светскому обществу – Алексей Кудрин, Михаил Прохоров, Ксения Собчак (Кудрин и Собчак выступали на митинге на проспекте Сахарова, Прохоров воздержался от этого шага, предпочтя роль рядового участника). Политик, желающий заработать авторитет среди либерально настроенных россиян, должен пройти своего рода инициацию, посетив митинг. Для светской «тусовки» участие в протестных акциях стало престижным фактором. При этом самые разные участники митингов объединены неприятием существующей политической системы – одни хотят «сломать» ее в кратчайшие сроки, другие предусматривают эволюционный сценарий. Но все эти варианты несовместимы с планами власти сохранить систему, пожертвовав лишь ее некоторыми компонентами.

Сейчас митинги внепарламентской оппозиции нередко сравнивают с событиями 20-летней давности. Действительно, аналогичные по численности акции проходили в 1990-1991 годах. В настоящее время некоторую часть митингующих (и организаторов) составляют участники тех событий и их подросшие дети. Атмосфера митингов тоже похожа – участники доброжелательны по отношению не только друг к другу, но и к посторонним людям, не зациклены на идеологических конфликтах, даже к противникам относятся не с ненавистью, а с иронией, доходящей до сарказма. Но между митинговой волной перестроечных лет и нынешнего времени есть много существенных различий.

Во-первых, в обществе нет суперполитизации, свойственной молодой демократии. Участники нынешних акций не похожи на неофитов – для них политика с недавних пор является важной частью жизни, но ради нее они часто не готовы ломать жизненные планы. Леонид Парфенов и Юрий Шевчук отсутствовали в Москве и выступали на митинге на проспекте Сахарова в записи, Михаил Шац уехал с женой в Екатеринбург, где его ждали важные клиенты. Жертвовать своими контрактными обязательствами ради политической активности они не будут – это свойственно не только элитам, но и рядовым участникам. В то же время, если препятствия для прихода на митинг менее значительны, то их вполне можно преодолеть. После успеха митинга на Болотной выросло число тех, кто готов участвовать в подобных акциях – свою роль сыграла как массовость мероприятия и сопутствующий ему «драйв», так и безопасность прихода на оппозиционный митинг.

Во-вторых, и это главное – если оппозиция начала 90-х годов представляла собой конгломерат либералов и популистов, выступавших под демократическими лозунгами и совместно идущих к власти, то сейчас ситуация обстоит принципиально иначе. В ее рядах есть либералы, националисты, левые, то есть традиционные идеологические конкуренты. Цель оппозиции – не приход к власти, а введение новых политических правил игры, предусматривающих свободную конкуренцию. Когда (и если) эта задача будет решена, оппозиционеры станут соперничать друг с другом. Поэтому организаторы митингов не могут выдвинуть цельную программу, включающую в себя социально-экономические и политические (кроме связанных с выборами) требования. Попытки расширить проект резолюции митинга на проспекте Сахарова оказались неудачными – явно неконсенсусными были и требования отмены 282-й статьи Уголовного кодекса (о ксенофобии), и критика социального законодательства последних лет.

В-третьих, в отличие от начала 90-х, люди меньше надеются на личность «политика-спасителя» (которым тогда был Борис Ельцин). В обществе нет авторитарного запроса на «сильную руку», которая изрядно дискредитировала себя за последние годы, когда с ней стали ассоциироваться коррупция, неэффективность, отсутствие меритократических принципов в кадровой политике. В рейтинге потенциальных выступающих на митинге на проспекте Сахарова из первых шести мест пять заняли общественные деятели (Борис Акунин, Леонид Парфенов, Юрий Шевчук, Дмитрий Быков, Михаил Ефремов), и лишь одно – политик (Алексей Навальный). Это свидетельствует о появлении «моральных авторитетов», чье мнение значимо для протестной аудитории.

В то же время отношение к политическим деятелям носит более скептический характер. На митинге на проспекте Сахарова овации удостоился лишь Навальный – за счет незаурядных ораторских способностей, «образа жертвы» (15-ти суточное пребывание в СИЗО), а также тонкого политического позиционирования. Навальный не вызывает отторжения ни у националистов, ни у левых, ни у многих либералов. Именно благодаря его усилиям националисты получили свою квоту среди митинговых ораторов. Левым импонирует его борьба с коррупцией, дискредитирующая менеджмент крупных государственных корпораций. В своей весьма резкой речи он в числе политзаключенных упомянул Михаила Ходорковского, вспомнил о «деле Магнитского», но не о националистах, осужденных за ксенофобию. Такой подход направлен на развитие отношений с либералами. Впрочем, и Навальный, интегрирующий основные направления внепарламентской оппозиции, не является ее безусловным лидером, которого в настоящее время не может быть.

Политические перспективы

В ближайшее время главным событием российской политики станут президентские выборы, которые будут носить напряженный характер. Если еще недавно казалось, что победа Путина в первом туре полностью гарантирована, то сейчас не исключен и сценарий второго тура, связанный не с личностями соперников, а с ростом протестных настроений и снижением сакральности образа кандидата. Но любой сценарий победы Путина ведет для него к серьезным проблемам.

Перед президентской избирательной кампанией Путин оказался в цугцванге. Если он получит «сверхвысокую» поддержку избирателей (для нынешней ситуации это около 60%), то его обвинят в массовых электоральных нарушениях. Если состоится второй тур, то это ослабит аппаратные позиции Путина, сказавшись на настроениях чиновничества, привыкшего, что он всегда побеждал в первом туре. Кажется, что оптимальным вариантом для премьера является небольшое превышение 50%-ного уровня (как в 2000 году), однако если тогда Путин находился на взлете, и его победа не оспаривалась, то сейчас такой показатель может стать поводом для обвинений в «подтягивании» результата для избрания в первом же туре.

Из соперников Путина интригу создает лишь Михаил Прохоров, единственная новая фигура среди кандидатов (иркутский губернатор Дмитрий Мезенцев является страховочным кандидатом, нейтрализующим возможные попытки оппозиции сорвать выборы с помощью коллективного снятия). Однако перспективы Прохорова пока выглядят неясными – его нынешний рейтинг находится в пределах статистической погрешности, но он может использовать эффект новизны. Интерес к его фигуре у потенциальных избирателей есть (он занял высокое место в рейтинге возможных кандидатов для выступления на митинге на проспекте Сахарова), однако превратить его в электоральный выбор Прохоров может только в случае проведения удачной избирательной кампании. Пока что он осторожен – на митинг пришел, но не выступил; тем самым не оказался в числе ораторов на ярко выраженном антипутинском мероприятии, правда, при этом мог разочаровать часть своих потенциальных сторонников.

Вместе с тем, внепарламентская оппозиция не признает результаты президентских выборов даже в том случае, если избирательная кампания и подсчет голосов будут проведены максимально честно. Она считает, что к выборам не была допущена значительная часть политического спектра, а соперниками Путина стали заведомо удобные для него фигуры. Поэтому ставка будет делаться сразу на две тактики, не исключающие друг друга – призыв к голосованию за любого кандидата кроме Путина (как это было на парламентских выборах) и делегитимацию выборов. Одновременно продолжится и кампания по дезавуированию прошедших думских выборов с проведением перевыборов – тем более, что к ней уже присоединились члены Совета по развитию гражданского общества и правам человека при президенте под руководством Михаила Федотова и бывший министр финансов Алексей Кудрин.

В создавшейся ситуации сценарий «закручивания гаек» хотя и существует, но маловероятен – авторитарный потенциал у системы есть, но он ограничен ее общей иммобильностью, а также социально-экономическими перспективами. Войти в жесткий конфликт со средним классом накануне непопулярных реформ, отложенных на поствыборный период, было бы для власти слишком большим риском. Поэтому более вероятным становится создание механизма общественного диалога, о котором говорилось и в выступлении Кудрина на митинге, и в заявлении Совета при президенте – возможно, по типу «круглого стола». Идею диалога поддержал и помощник президента Аркадий Дворкович. Проблема в том, что власть и сама разучилась вести диалог (сейчас она пытается наладить его в парламенте, делегировав в него Александра Жукова, имеющего такой опыт в трех составах Думы), и «отучила» от диалога с собой внепарламентские политические силы, с которыми общалась посредством различных «спецопераций» (которые продолжались и после митингов – например, жесткое преследование Удальцова). Проблема доверия в российской политике остается острой, и быстро ее решить не удастся.

Алексей Макаркин — первый вице-президент Центра политических технологий

Версия для печати