24.03.2012 | Алексей Макаркин

Рussy Riot: все очень серьезно

Дело Pussy Riot стало предметом столь ожесточенных дискуссий, по сравнению с которыми даже обсуждение избирательных фальсификаций отошло на второй план. Позиция правозащитников понятна – они по определению защищают меньшинства от власть имущих и отстаивают принцип самовыражения. Сложнее с жесткой точкой зрения церкви, которая вызывает сомнения даже в среде верующих. Либеральная (и даже умеренно-консервативная – например, протодиакон Андрей Кураев) часть паствы и клира не понимает, зачем сажать в тюрьму девушек, которые никого не убили и не ограбили. Достаточно провести с ними беседу для вразумления и отпустить с миром.

Жесткость церковных властей имеет, однако, серьезную причину. Дело Pussy Riot воспринимается ими как этап в продвижении агрессивной секуляризации, которая свойственна современному Западу. Недавно нескольким странам удалось с большим трудом убедить Страсбургский суд признать законность нахождения распятий в итальянских школах. Но поражений у христиан больше, чем таких побед – например, постепенный процесс легализации однополых браков. Последняя по времени история – поддержка британским правительством в том же Страсбургском суде тезиса о том, что работодатели могут запрещать работникам носить крестики во время пребывания на рабочих местах. Парадоксально, что такую позицию занял кабинет, большинство министров которого являются консерваторами, – но они не могут не учитывать позицию «миноритариев», либерал-демократов, которые придерживаются ярко выраженных секуляристских позиций.

Понятно, что Русская церковь опасается подобных прецедентов. Есть два способа, как пытаться решить эту проблему. Первый – адаптироваться к новым реалиям, как это сделали католики на Втором Ватиканском соборе и вскоре после него. Максимально проявлять политкорректность, начать диалог с атеистами, активно реагировать на современные социальные проблемы, ввести русский язык в богослужение. Однако опыт «Второго Ватикана» критично оценивается сейчас самими католиками – церкви в европейских странах не наполнились, а, напротив, стали еще менее посещаемыми, чем в дособорный период. Прихожане, которым была скучна латинская служба, не проявляют большей охоты посещать мессу на национальном языке. Зато часть практикующих католиков испытывала сильный дискомфорт и добивалась возврата возможности слушать мессу на латыни – и папа Бенедикт пошел им навстречу. Понятно, что священноначалие Русской церкви сейчас относится к опыту «Второго Ватикана» как к капитулянтству (хотя учитель нынешнего патриарха, митрополит Никодим, всерьез им интересовался).

Второй способ носит противоположный характер. Максимально отстаивать «самость» своей конфессии, развивать миссионерскую деятельность, опираясь на поддержку власти и занимая «охранительную» политическую позицию. Создается устойчивое впечатление, что церковь поддержала Владимира Путина на выборах, а взамен получила примерный арест «кощунниц» — уж больно эти события близки по времени. Одновременно прошла консолидация духовенства: протодиакон Андрей Кураев, который посмел занять более мягкую позицию, оказался в изоляции в духовной академии, профессором которой он является. А также мобилизация прихожан, которых призвали подписать обращение с требованием наказать всех причастных к «кощунству». Церковные деятели подчеркивают, что воинствующее православие не имеет ничего общего с либеральным гуманизмом. Такими жесткими методами священноначалие пытается остановить процесс агрессивной секуляризации.

Проблема в том, что само российское общество уже сейчас секулярно, несмотря на внешнюю православную оболочку, и плохо совместимо с жесткой традиционалистской позицией. По данным фонда «Общественное мнение», лишь 31% православных верит в возможность воскресения после смерти (в среднем по стране немногим меньше – 26%). 46% православных (или, точнее, считающих себя православными) такую возможность решительно отвергают. Таким образом, с одним из основных положений христианства, о котором говорится в Символе Веры, повторяемом верующими во время каждой Литургии, твердо (как и учит Церковь) согласны менее трети «православных». Еще один опрос – Левада-центра – показал, что к православным себя относят 76% россиян (с 2007 по 2010 год их число выросло на 7 процентных пунктов). Однако только 29% твердо верят в Царство Небесное (еще 29%, считают, что оно скорее всего существует), а в существовании Ада уверены 21% (30% скорее уверены). Психологически ситуация понятна – людям более комфортно надеяться на лучшее. Но для нашей темы важнее другое. Лишь меньшинство православных всерьез относятся к проникновенным словам Иоанна Златоуста «Смерть! где твое жало?! Ад! где твоя победа?!», которые они должны слышать в каждую пасхальную ночь.

«Должны слышать» - потому что они эти слова в большинстве своем не слышат. По данным правоохранителей, московские храмы и кладбища в субботу и в ночь на воскресенье во время празднования Пасхи в 2011 году посетили около 373 тысяч человек. Однако это суммарная цифра (понятно, что те же люди, которые приходят в храм в пасхальную ночь, в большинстве своем «святят» куличи за несколько часов до этого). В ночных же богослужениях участвуют всего 156 тысяч человек (включая и тех, кто не смог попасть в храм из-за тесноты и остался в церковной ограде). И это из более чем 11 миллионов москвичей. Православные авторы часто объясняют это явление отсутствием храмов «шаговой доступности» и активно продвигают проект строительства 200 новых церквей. Однако для того, чтобы посетить храм в пасхальную ночь, большинству москвичей надо проявить минимальное усилие, к которому они не готовы. Поэтому вряд ли ситуация серьезно изменится, если храм будет находиться не в соседнем микрорайоне, а в соседнем дворе.

Разумеется, «пассивная» секуляризация, имеющая место в современной России, не похожа на западный опыт. Но она свидетельствует о другом – жесткая позиция священноначалия вряд ли встретит массовую общественную поддержку. Современные россияне не только малорелигиозны и воспринимают православие как часть национальной идентичности («русский – значит православный»). Они – в отличие от ряда суровых представителей патриархии и, тем более, от деятелей, призывающих физически расправиться с «пуськами» — не разделяют православие и гуманизм. Воинствующая церковь далека от их представлений. Святой Николай воспринимается ими как добрый дедушка, а не грозный епископ, дающий пощечину Арию в Никее. Иисус Христос для них добрый Боженька, а не Судия праведный. И даже если все священники будут говорить обратное (что объективно невозможно из-за разных подходов в самой Церкви к этой проблеме), то это вряд ли изменит ситуацию – люди просто их не услышат.

Для либерального сообщества позиция Церкви оказалась непростым вызовом – в его рядах много людей, в той или иной степени не одобряющих поведение Pussy Riot. Наверное, их даже большинство. Отдельно можно сказать о либеральных политиках, которые не хотят идентифицировать себя со скандальной группой, перешедшей грань приличия. Но арест изменил ситуацию – нахальные «кощунницы» предстали молодыми матерями, жертвами избирательного правосудия, которые нуждаются в защите. Происходит даже их некоторая героизация, которой уж они совершенно не заслуживают – но она является следствием эскалации конфликта и поляризации позиций сторон.

Жесткая позиция Церкви и ее альянс с государственной властью, таким образом, является не менее тупиковым вариантом, чем попытка любой ценой приспособиться к новым реалиям. И, скорее всего, приведет к еще большим издержкам. Удастся ли Церкви найти средний, «царский» путь, который «нащупывают» католики при двух последних папах, – большой вопрос, ответ на который может дать только время.

Алексей Макаркин — первый вице-президент Центра политических технологий

Материал опубликован на сайте «Ежедневного журнала» 22.03.2012 г.

Версия для печати