09.10.2012 | Сергей Маркедонов

Все кроме признания

«Грузинская мечта», одержав победу на парламентских выборах, планирует взять следующий рубеж - правительство. Среди выдвиженцев Бидзины Иванишвили есть политики и общественные деятели, которые последовательно выступали за отказ от конфронтации с Абхазией и Южной Осетией и за более гибкий курс по отношению к де-факто образованиям. Можно ли ожидать принципиальных изменений в подходах Тбилиси?

В истории постсоветской Грузии сложилась печальная традиция. После распада Советского Союза в этой стране еще не было ни одного руководителя, который не имел бы в своей биографии собственного этнополитического конфликта. Недолгое правление Звиада Гамсахурдиа ознаменовалось грузино-осетинским конфликтом. Эдуард Шеварднадзе, пришедший на смену первому президенту Грузии, попытался потушить пожар внутригрузинского противостояния путем втягивания в конфликт с Абхазией. В итоге и пожар не потушил, и территориальную целостность не обеспечил. Казалось бы, новые возможности для урегулирования конфликта возникли в 2003-2005 гг. В результате «революции роз» пост президента Грузии покинул политик, который ассоциировался в Абхазии с военным противостоянием 1992-1993 гг., а также с попытками силового изменения статус-кво в 1998 и 2001 годах. К власти в Грузии пришли представители нового поколения, которые не были отягощены грузом прошлых лет. В результате президентских выборов в Абхазии в 2004-2005 годах победу одержал Сергей Багапш (1949-2011), имевший репутацию умеренного лидера. И хотя образ «голубя мира» имел мало отношения к действительности, этот лидер в отличие от Владислава Ардзинбы не воспринимался грузинским обществом, как политик, ответственный за эскалацию военного противостояния в начале 1990-х годов. Большие надежды были и на позитивную роль России. В пользу этого свидетельствовал и тот конструктивный настрой, который Москва продемонстрировала во время «революции роз» в Тбилиси и политического кризиса в Аджарии зимой-весной 2004 года.

И первые шаги команды Михаила Сааакашвили на абхазском направлении поначалу давали надежду на выработку новых подходов к мирному процессу. Официальный Тбилиси предпринял несколько шагов по реформированию так называемых «органов власти Абхазии в изгнании». Была прекращена работа «абхазских представителей» в парламенте Грузии, поскольку они получили свои мандаты еще в 1992 году, а после вооруженного противостояния их больше не подтверждали ни на одних выборах. Тбилиси свернул деятельность «гальских партизан» (формирования «Лесные братья» и «Белый легион» в восточной части Абхазии). На пост личного представителя президента по урегулированию конфликта был выдвинут молодой и инициативный политик Ираклий Аласания.

Однако это обнадеживающе начало не стало необратимым процессом. Максимум того, что удалось добиться сторонам конфликта - это согласовать текст Протокола о невозобновлении военных действий (декабрь 2005 года). Позитивные действия Тбилиси практически сразу же были перечеркнуты безответственной политической риторикой грузинского руководства. Новый президент Грузии превратил восстановление территориальной целостности в идефикс своей внутренней и внешней политики. Именно в этом он видел залог преодоления наследия Эдуарда Шеварднадзе. Уже в мае 2004 года новый грузинский президент заявил: «Мы вернем Абхазию в мой президентский срок». Большое влияние на динамику этнополитического конфликта оказывали и другие факторы. Тогда же в мае 2004 года начался процесс разрушения сложившегося политико-правового, социально-экономического и военно-политического статус-кво в Южной Осетии. Впервые, начиная с 1992 года, в этой непризнанной республике возобновились военные столкновения, вновь пролилась кровь. Надежды на то, что новое поколение грузинских политиков сможет выстроить иные мирные подходы к урегулированию затяжных конфликтов, быстро развеялись. И финалом этого стала «пятидневная война» и признание Россией независимости бывших автономий Грузинской ССР.

В течение четырех последующих лет поведение официального Тбилиси в отношении к Абхазии и Южной Осетии было последовательным и предсказуемым. Эти республики в соответствии с законодательством Грузии объявлялись «оккупированными территориями», а грузинские дипломаты на международной арене начали продвигать свою альтернативу признанию абхазской и югоосетинской независимости. Речь идет о признании факта оккупации, как отдельными государствами, так и интеграционными структурами. И хотя «оккупацию» признали американский Сенат, Европейский парламент, Парламентская Ассамблея НАТО, высшие представительные органы Литвы и Румынии, Грузия никоим образом не продвинулась на пути восстановления своей территориальной целостности в границах Грузинской ССР.

В 2012 году Михаил Саакашвили потерпел самое крупное поражение после «революции роз». При этом в команде победившей «Грузинской мечты» есть политики и эксперты, прекрасно представляющие динамику и особенности переговорного процесса с частично признанными республиками, и, самое главное, имеющие определенное доверие со стороны абхазов и осетин. Речь идет, в первую очередь, об Ираклии Аласания, Паате Закарейшвили, Ивлиане Хаиндраве, Мамуке Арешидзе. Кстати сказать, в июне 2011 года в интервью известному изданию «Резонанси» Мамука Арешидзе заявил, что при определенном наборе условий (вывод российских войск с абхазской территории, прямые переговоры между Сухуми и Тбилиси, возвращение грузинских беженцев) признание независимости Абхазии Грузией теоретически возможно! Затем идею эксперта поддержал Эдуард Шеварднадзе. Он в интервью газете «Асавал-дасавали» назвал мнение Арешидзе «разумным».

В этой связи отнюдь не случайно, что новая команда в качестве одной из первых своих инициатив на будущее заявила о формировании концепции в отношении конфликтных регионов «Все кроме признания». По словам Пааты Закарейшвили (он является претендентом на пост министра по реинтеграции), задачей Тбилиси является демонстрация «неагрессивного поведения» и отказ от использования жителей Гальского района Абхазии и Ахалгорского района Южной Осетии (компактно населенных этническими грузинами) в качестве противовеса абхазским и югоосетинским интересам. Сегодня концепция только обретает свою плоть и кровь. Но ее основные черты уже можно обозначить. Во-первых, представители «Грузинской мечты» впервые после «горячего августа» 2008 года готовы пойти на прямые переговоры с теми, кого еще недавно официальные власти называли не иначе, как «агрессивными сепаратистами» и «марионетками Кремля». Во-вторых, в рамках Женевских переговорах есть готовность продвинуться в решении вопросов безопасности и достижения договоренностей о неиспользовании военной силы. В-третьих, оживление торговых и других экономических контактов (знаменитый на Кавказе Эргнетский рынок). В-четвертых, расследование скандальных дел по инцидентам в приграничных территориях. В-пятых, корректировка законодательства об «оккупированных территориях». Понятное дело, о полном его элиминировании, речь, скорее всего, не пойдет. Но наиболее одиозные пункты типа уголовного наказания за посещение бывших автономий без санкции Тбилиси, могут быть отменены. При этом «мечтатели» обозначают довольно четкие «красные линии», за которые они выходить не собираются. Речь идет о признании абхазской и югоосетинской независимости. Сегодня в условиях Грузии ни один из действующих политиков не пойдет на публичное признание невозможности восстановления территориальной целостности. Даже в 2011 году Арешидзе рассматривал лишь гипотетические возможности для абхазской (но не югоосетинской!) независимости. Тем паче, что «Единое национальное движение» и после завершившихся парламентских выборов остается крупной фракцией в парламенте. Представители бывшей «партии власти» до сих пор занимают (и до 2013 года, то есть до завершения «переходного периода, будут занимать) посты в Государственной канцелярии. Как бы то ни было, а первые декларации о намерениях сделаны. И они дают робкую надежду на то, что некоторая нормализация отношений между Тбилиси и де-факто государствами, признанными Россией, может произойти. Так почему же надежды робкие, если налицо решимость к переменам и готовность к компромиссам? Да, представители команды Иванишвили не причастны к наиболее одиозным решениям действующего президента Грузии. Напротив, многие из них публично и с риском для жизни критиковали своего «верховного главнокомандующего» за августовскую авантюру 2008 года. Однако при всем при этом, они до сих пор не смогли преодолеть несколько устойчивых мифов, сопровождающих процесс урегулирования двух конфликтов в течение многих лет. Прежде всего, речь идет о вере в то, что прямые переговоры без московских свидетелей (на роли других посредников, кстати, представители победившей команды пока не акцентируют внимание) неизбежно приведут к успеху. Таким образом, роль Москвы чрезмерно преувеличивается и драматизируется. Вот, кажется, уйди Кремль с его «имперскими комплексами», и дело мира не за горами. Однако данный подход выглядит заведомым упрощенчеством. Политика России на абхазском и югоосетинском направлении на протяжении почти двух десятилетий неоднократно менялась. И далеко не всегда она была однозначно в пользу «сепаратистов», что, впрочем, не сделало оных ближе к Грузии. Просто потому, что в ходе военного противостояния 1992-1993 гг. порядка трех тысяч абхазов из предвоенной численности абхазского населения в 93 тысячи человек, что по своим последствиям сравнимо с демографической катастрофой. Последствия такого мощного «кровопускания» переживаются долго. С Россией или без нее. Отсюда и наличие своей мощной (без российского влияния и давления) мотивации к существованию вне Грузии даже «за гранью дружеских штыков», что политики и эксперты в Тбилиси неизменно ставят абхазам в упрек. Второй миф касается нежизнеспособности Южной Осетии, которая регулярно противопоставляется Абхазии, имеющей ресурсы для национальной независимости. Спору нет, абхазский и югоосетинский проекты имеют множество различий. И государственность Южной Осетии по многим параметрам слабее, а ее перспективы туманны. Однако все это не отменяет того факта, что после трех за последние двадцать лет жестких противостояний, южные осетины, будучи изначально намного более интегрированными в грузинское общество, сегодня не готовы к обсуждению своего бытия в составе Грузии. Пусть даже и обновленной.

Добавим к этому, что столкновение с реалиями способно превратить любого эксперта - «голубя» в практикующего «ястреба». Ведь одно дело, когда ты занимаешься аналитической оценкой конфликта, а совсем другое, когда принимаешь политическое решение. Сталкиваясь при этом с противодействием оппонентов, готовых обвинить тебя в предательстве национальных интересов и потакании «врагам Грузии».

Но, как бы то ни было, инициативы команды Иванишвили со всеми нюансами и оговорками открывают путь к более взвешенному и прагматическому обсуждению грузино-абхазских и грузино-осетинских противоречий внутри Грузии. Не факт, что новая линия победившей «Грузинской мечты» продолжится дальше. Но для того, чтобы она не осталась пустой декларацией, нужно отказаться уже сейчас от завышенных ожиданий и надежд на быстрое разрешение многолетних проблем. Намного важнее малые шаги, которые помогли бы для начала достичь хотя бы минимального мирного сосуществования. В самом деле, статусные споры (как показывает опыт Балкан, Ближнего Востока или Кипра) могут не решаться годами. Но это не должно быть причиной полной заморозки отношений между представителями соседних образований. В сегодняшней Абхазии «грузинскую тему» считают прошедшим этапом истории. И в отношении политико-правовых сюжетов это не вызывает особых сомнений. Но «грузинская тема»- это не только Грузия, как государство и грузины, как община внутри Абхазии. Это также Грузия – сосед. Желательно – мирный, предсказуемый, открытый для экономических и гуманитарных контактов, а не готовящийся к реваншу в той или иной форме.

Сергей Маркедонов - приглашенный научный сотрудник Центра стратегических и международных исследований, Вашингтон, США, кандидат исторических наук

Версия для печати