08.07.2013 | Марина Войтенко

Нефтегазовый вызов структурной политике

В конце июня российская нефтяная компания «Лукойл» представила доклад с долгосрочным (до 2025 года) прогнозом развития рынка жидких углеводородов в стране и в мире. Событие знаковое, поскольку до сих пор такие оценки в публичное пространство выдавали лишь такие глобальные гранды как BP и Shell.

Заметим сразу, что, по версии «Лукойла» впереди у отрасли непростые времена. Общемировой спрос на нефть до 2025 года будет расти ежегодным темпом в 1,2%, на газ – 2,2%. Но увеличить долю РФ в этом расширяющемся потреблении просто так не получится. В 2016-2017 годах добыча нефти в России начнет снижаться. К 2020 году ее сокращение составит 60 млн. тонн, к 2025-му – 130 млн. тонн (в 2012-м было добыто 518 млн. тонн). Причем новые месторождения расположены в основном в удаленных регионах со сложными климатическими или географическими условиями, либо на шельфе. Их разработка требует инвестиций в несколько сотен миллиардов долларов (по оценке, от $300 млрд. До $700 млрд., чтобы удержать текущий уровень добычи). Без нового налогового режима в отрасли сделать это невозможно.

Но даже если такая система (дифференциация НДПИ и последующий переход к налогу на финансовый результат) и сложится, «нефтянке» все равно предстоит преобразовать себя инновационно-технологически. Сложную и нетрадиционную (в том числе сланцевую) нефть «взять» можно только на новой производственной основе. Для отечественных металлургии, машиностроения, судостроения и т.п. – это и вызов, и шанс. То же справедливо и для структурно-политических усилий государства.

Напомним, что добыча нефти в России в январе-июне 2013 года выросла на 0,8%, газа, напротив, снизилась на 0,8%. У газовой отрасли накапливаются свои проблемы. Одна из главных в том, что мировой газовый рынок сегодня – это совокупность региональных рынков, причем каждого со своей спецификой, то есть особенностями отношений производителей и потребителей (о чем можно судить, к примеру, по доле долгосрочных контрактов) и, естественно, спецификой ценообразования. Подлинно глобальный рынок лишь начинает складываться на основе сжиженного природного газа (СПГ), транспортировка которого не завязана на трубопроводы, а цена (с учетом всех издержек) определяется так называемым спотовым соотношением спроса и предложения¹ . Не исключено, что инфраструктура (стандартные биржевые контракты, торговля расчетными и поставочными фьючерсами и т.п.) для определения мировых газовых цен сложится до конца текущего десятилетия. Пока же принципы ценообразования – недописанное «батальное полотно», куда и страны-производители, и страны-потребители каждые по своему интересу стремятся добавить собственных красок.

Не случайно именно этот вопрос оказался одним из основных в повестке состоявшегося 1 июля Второго саммита глав государств и правительств стран-экспортеров газа² . Оно и понятно: к 2020 году газовый сегмент в мировом энергетическом балансе будет «весить» не менее 30% (в настоящее время 24%), по прогнозу Международного энергетического агентства, до 2018 года ежегодный спрос на «голубое топливо» в глобальном хозяйстве увеличится более чем на 16% и достигнет 4 трлн. куб. м.Подчеркнем сразу, саммит подтвердил приверженность привязки (иногда ее называют нефтепродуктовой индексацией) газовых цен к нефтяным и соблюдению принципа «бери или плати» в долгосрочных контрактах. Как этот «тест на солидарность» стран-экспортеров газа пройдет проверку в конфликтных ситуациях, покажет время. Для России, скажем, была бы важна поддержка других стран в спорах по поводу «третьего энергопакета» Евросоюза, то есть изменений регуляторного энергетического законодательства, ущемляющего права производителей в рамках нередко уже заключенных контрактов.

Солидарных ответов требуют и другие вызовы: технологическое развитие отрасли; расширение промышленной разработки нетрадиционных запасов газа (сланцевого, шельфового, метана в угольных пластах, газогидратов); усиление межтопливной конкуренции³ ; необходимость расширения сфер применения газового сырья (газомоторное топливо, газохимия с глубокой переработкой и т.п.).

Помочь странам-участницам продвинуться в этих вопросах сможет, в частности, полномасштабный запуск до конца 2013 года так называемой глобальной газовой модели , выстроенной на основе интегрированной базы национальных отраслевых данных и позволяющей в режиме реального времени отслеживать состояние рынка и основные тенденции, которые на нем происходят, с прогнозным горизонтом до 30 лет. Мировых аналогов таких моделей пока нет.

Наблюдатели отмечают, что итоги Форума важны в связи с ожидаемым на саммите G20 в Санкт-Петербурге продвижением российских подходов к обеспечению международной энергетической безопасности и развитию межгосударственной координации в вопросах сглаживания волатильности энергетических рынков. Кроме того, «мягкие» форматы Форума могут восприниматься и как некая альтернатива «жесткой» картельной конструкции ОПЕК.

Минувшая неделя отметилась и рядом других немаловажных «нефтегазовых» новостей. 3 июля Госдума во втором чтении приняла законопроект о налоговом и таможенно-тарифном стимулировании добычи углеводородного сырья на континентальном шельфе. Все проекты поделены на четыре категории сложности – от базового до арктического. Для всех предусмотрены льготные ставки по НДПИ – от 30% до 5%. Операторы шельфовых проектов получат гарантии неизменности налогового режима в течение 5-15 лет, освобождение от экспортных пошлин и НДС на ввозимое высокотехнологическое оборудование. Кроме того, к ним будут применяться нулевые ставки налогов на имущество и транспорт. Такие меры будут распространены на месторождения, добыча на которых начнется в 2016 году. Решение это, подчеркнем, действительно, открывает новое стратегическое направление в нефтегазодобыче.

При всей значимости последней, однако, существенно более актуальными по-прежнему остаются вопросы развития переработки, то есть, переделов первичного углеводородного сырья. Сегодня только очень ленивый экономист не знает, что у России нет проблем со сланцевым газом, поскольку сверхдостаточно газа традиционного. Другое дело, что на новых месторождениях газа, многие из которых еще предстоит освоить, у добываемого полезного ископаемого качественно другие физико-химические характеристики. Как правило, это «жирный газ» с удельным весом этана (ценнейшего сырья для нефтегазохимии) выше 5%. В попутном нефтяном газе, сжигаемом в факелах, он еще выше (до 30-40%).

Возникает классическая дилемма, где поставить запятую в фразе «экспортировать нежелательно перерабатывать». Но, с правильной расстановкой знака препинания как раз и проблема, поскольку нефтегазохимическую отрасль надо, по сути, создать заново, одновременно строя на этой основе химический комплекс мирового уровня и «выращивая» потребителей его продукции. То есть, необходимо проводить радикальную технологическую модернизацию национальной промышленности в целом, которая должна быть способной работать, к примеру, с новыми композитными материалами. Таким образом, от скважины и факела начинается маршрут к встрече с новой технологической волной.

Проведенное 3 июля премьером Дмитрием Медведевым совещание о мерах по развитию химического и нефтехимического комплекса России в целом вписывается в «парадигму роста добавленной стоимости». Правительство намерено разработать «Стратегию развития химической промышленности до 2030 года» и, поставив диагноз состоянию дел, определить меры господдержки и стимулирования намечаемых мероприятий. Есть понимание условий: избыток относительно дешевого и доступного сырья; емкий и растущий внутренний рынок; реализация крупных долгосрочных проектов; наличие вертикально интегрированных структур, способных самостоятельно создавать конкурентоспособные производства и реагировать на изменения на мировом рынке.

Сформировано и довольно четкое представление об ограничениях: удешевление в перспективе первичного сырья в США и Канаде, что скажется на конкурентоспособности их нефтегазохимии; концентрация переработки на Ближнем Востоке при форсированном субсидировании производства этана; рост выпуска нефтехимического сырья и продукции в странах АТР. Все это накладывается на существенный дефицит перерабатывающих мощностей в России (отношение объема сырья, то есть нафты, ШФЛУ, СУГов и т.п. к объему пиролизных мощностей – 12:1, внутреннему потреблению в целом – 4:1).

Предполагается, что эти дисбалансы будут устранены к 2030 году, в том числе не основе импортозамещения изделий нефтегазохимии, составляющих 1 млн. тонн в год. При этом импорт полимеров будет полностью закрыт внутренним производством к 2017 году. Локомотивами его развития должны стать шесть создаваемых нефтегазохимических кластеров (Северо-Западный, Западно-Сибирский, Юг России, Волжский, Восточно-Сибирский, Приморский).

Как видим, общие рамки замысла «прорисованы» достаточно конкретно. Вопросы, и их все больше, возникают по поводу регулятивных мер. Пока здесь понятны общие принципы. Например, развитие внутреннего рынка через «воспитание» промышленного потребителя «новым поколением» технических регламентов. Или, скажем, стимулирование переработки мерами налоговой и таможенно-тарифной политики (неясно, правда, какими именно) в целях привлечения инвестиций и обеспечения равнодоходности между разными переделами. Среди предложений есть до боли знакомые «топоры под лавкой» – создание особых экономических зон, обнуление НДПИ на газ для вновь создаваемых мощностей по производству удобрений и субсидирование процентной ставки, и т.п.

Про кластеры же и целенаправленное регулятивное участие в их формировании отцы-реформаторы как-то постоянно забывают. Добавим, что на деле переход к сознательной кластерной политике как составной части нового российского структуропреобразования попросту забалтывается, превращаясь в очередное «модное веяние».

Между тем, перепозиционирование РФ в глобальном хозяйстве должно по идее начинаться с перезагрузки постепенно уходящих в историю традиционных конкурентных преимуществ. России вполне по силам стать одним из мировых центров нефтегазохимии. Но для этого требуется серьезный маневр в структурной политике.

---

1. Себестоимость сланцевого газа в США (40% национальной добычи), практически полностью потребляемого в виде СПГ, в настоящее время составляет около $200 за 1 тыс. куб. м или $6 за миллион британских термальных единиц (мбте).
2. В международной организации Форум стран-экспортеров газа участвуют 13 государств. На их долю приходится 65% доказанных мировых запасов и почти половина глобального экспорта газа. Поэтому обеспечение стабильных поставок на мировой рынок на долгосрочной основе – это приоритетная задача для государств-членов Форума.
3. У газа есть принципиальное конкурентное преимущество – высокая экологичность в сравнении с традиционными нефтью и углем. Но и здесь уже обозначился серьезный конкурент – альтернативные, возобновляемые источники энергии. По прогнозу МЭА, уже к 2018 году их доля в общем объеме вырабатываемой на планете электроэнергии составит около 25% (включая гидроэнергетику). К этому сроку у 75 стран в мире появятся собственные ветряные электростанции. В 65 странах – солнечные батареи мощностью 100 МВт. Сейчас таких стран всего 30.

Версия для печати