12.08.2013 | Алексей Токарев

200 метров одиночества

Блогосфера наложит на шаги Владимира Путина музыку Энио Морриконе и Микаэла Таривердиева. Рассерженные стоянием в пробке перед границей президентского одиночества горожане зальют на Youtube ролики с видеорегистраторов, располагающих иными ракурсами, чем операторы федеральных телеканалов. Леонид Парфёнов в очередном шедевре повторит путинскую прогулку вдоль стены к набережной…

«Белый лебедь» Ту-160 и журавли с дельтапланом, «Лада Калина» и «она утонула», «Архангельск» под водой и баттерфляй над ней, живот мальчика Никиты и брюхо осетра, дно с амфорами и бадминтон с Медведевым... 200 метров вдоль стены легко войдут в постамент рукотворного памятника неудачным президентских PR-акциям.

Я уверен в том, что Владимир Путин настолько могущественен, что обладает властью пройтись 200 метров вдоль стены так, чтобы федеральное ТВ это не показало – всё же Спасская башня выше Останкинской. Зачем же они очеловечивают его образ, теперь уже используя смерть? Ведь подло связывать президента с общественностью, подглядывая за ним в траурном зале. Сознаёт ли Владимир Путин, что его эмоции по поводу ухода друга укладываются штабелями в рейтинг? Знал ли он, проходя мимо оператора, припавшего к окуляру стоящей на земле в 30 сантиметрах от его правой ноги камере, что в новостях его прогулку назовут «одинокой»?

Вначале 2000-х директор института социологии РАН Михаил Горшков в ответ на льющееся со всех сторон «Славься!» остро подметил: «Путин укрепляет не государственную власть и институты, а заменяет их собой». Структура легитимности российской власти с тех пор не сильно эволюционировала. ВЦИОМ почти без изменений с середины 90-х годов задаёт вопрос: «Одобряете ли вы деятельность … ?»

Работу президента (после ухода Бориса Ельцина) всегда одобряли больше всех: и правительства, и его председателя, и обеих палат парламента, и региональной, и местной власти, и их руководителей. Кроме того, его деятельность народу больше нравилась, чем не нравилась. Приближение к обратной социологии, кажется, всегда вызывало в Кремле тревогу, которую сбивали повышением пенсий, закупкой новых образцов вооружений и очередными президентскими часами в подарок чабану или тульскому токарю.

Сейчас соотношение одобряю/не одобряю у президента 65 к 29, у премьер-министра 56 к 37, у правительства 48 к 42. Парламент в постпротестной России любят меньше: деятельность Совета Федерации одобряют 37 %, не одобряют 38, у Госдумы аналогичное соотношение выглядит хуже всех: 36 к 48.

Это означает, что легитимность российской власти не выросла из векового «царь – хороший, бояре виноваты». Никто по-прежнему не занимается институциональным развитием. Сколько ни писали Сергей Белановский и Михаил Дмитриев про протесты и кризис легитимности политической системы, всё без толку. Кремлёвские пиарщики продолжают надувать рейтинг Владимира Путина неполитическими методами.

Так хочется поверить в теорию заговора, додумавшись до того, что президент не принадлежит себе. Каковы пределы его личной медиа-реальности? Она простирается за край набросанных спичрайтерами листочков А5, за грань разговоров внутри Политбюро 2.0? Отличает ли Владимир Путин public relations от real-politic?Он же не думает, что максимум несогласия с его политикой на прямых линиях выражает гражданин Кудрин А.Л., пробившийся-таки к микрофону. Он же знает, что Андреев Колесниковых двое. Он, наверное, читает второго, который не Иванович, конечно же. Он реально верит в то, что Госдеп спонсирует оппозицию, а Удальцов с Развозжаевым способны захватить власть? Если он держал в руках платёжки, почему Екатерина Андреева не начала показывать мне их каждый вечер крупным планом? Он понимает, что в стране выросло уже целое поколение людей, не готовых внутренние проблемы дома спихивать на внешнего врага?

Последний раз премьер Путин слушал мнение народа, не прикрытое, во-первых, зализанной чёлкой, во-вторых, зачёсанными назад волосами, на пепелище в Нижегородской области в 2010 году. Ещё были встреча с родственниками подводников «Курска», новогодний перелёт в Чечню, общение с матерями Беслана. Сотрудники ФСО прикрывали тело Владимира Путина, но не уши и глаза. Я уверен, он помнит всё это.

Чтобы народ решал, надо, чтобы кто-то решил, кто есть народ. Президент осознаёт, что народ, как Нео, каждый раз избранный? В трубке из колл-центра, в телевизоре, в письме, в кресле КВН. Большой и маленький. Просящий очередную квартиру, платье, куклу и айпад. Президент помнит о том, что выходы в неизбранный народ добавляют не только седины охране, но и легитимности – рейтингу?

Верить в мудрость первого лица – вековая черта русского народа. Президент наверняка знает, что он не вечен в самом банальном – не политическом, а человеческом, физиологическом смысле. Он помнит, что должен заниматься политикой, экономикой и «социалкой» гораздо больше, чем связями с общественностью (это пиарщики виноваты). Он хочет укреплять институты власти, чтобы пресловутая стабильность зависела не от его здоровья и способностей разнимать дерущиеся кланы. Он искренен в просьбах не раскачивать лодку и сам способен отцепить руки от присохшего штурвала.

И он обязательно попробует остановиться в этом вечном поиске новых и новых PR-акций – чтобы иметь возможность пройти 200 метров вдоль стены в настоящем, а не филигранно вырезаемом ракурсами федерального ТВ одиночестве. Тут бы и спросить, что чувствует человек, вновь принадлежащий сам себе. Увы, место Вадима Такменёва внутри Mersedes Pullman Guard будет занято.

Алексей Токарев - к.п.н., научный сотрудник Центра глобальных проблем Института международных исследований МГИМО (У) МИД России

Версия для печати