29.10.2013 | Алексей Токарев

Сила и слабость государства в свете президентских выборов в Грузии

Если представить, что мальчишка из Манчестера, с детства болевший за МЮ, ставший рефери ФИФА, в финале Лиги чемпионов Манчестер Юнайтед – Бавария схватит мяч, пробежит с ним через всё поле и положит в ворота мюнхенцев, засчитав МЮ чистый гол, его вряд ли назовут сильным судьёй. В отношении государств наше сознание почему-то не достигло того же уровня адекватности восприятия.

Мы привыкли считать сильными те государства, которые делают, что хотят. Мы хронически невежественно отождествляем две параллельно существующие ипостаси современных государств: тип политического режима и эффективность правительственных институтов. Мы считаем сильными государствами авторитарные и тоталитарные, т.е. те, в которых общество находится в подчинённом положении. Мы считаем сильными тех правителей, которые способны расправляться со своими противниками при помощи государственного аппарата (если и не в физическом, то в политическом смысле). Это происходит во многом потому, что мы по-прежнему понимаем под государством исключительно территориальную политию, очерченную пунктиром границы на политической карте, имеющую флаг, футбольную сборную и президента. Мы не видим в слове «государство» - бюрократического аппарата, машины по принятию решений, совокупности институтов.

Кто сильнее: Россия или Уругвай? Ответ обывателя очевиден. Ядерные силы, самая большая в мире территория, содержащая едва ли не всю таблицу Менделеева, первая космическая держава, в конце концов, государство, освободившее мир от национал-социализма и фашизма – как можно сравнивать великую Россию с каким-то родимым пятном на теле Южной Америки?! Обыватель кидается сравнивать то, что можно потрогать: расстояния между пограничными столбами на Куршской косе и мысе Дежнёва, глубину Байкала и высоту Эльбруса, количество алмазов в Якутии и стартов на Байконуре. Обыватель не задумывается о структуре управления. Между тем в индексе государственности проекта «Политический атлас современности» по состоянию на 2008 год Уругвай (7,92) превосходит Россию (7,50) почти на полбалла. Наше национальное самосознание, по обыкновению на печи рассуждающее о победах мая 1945, апреля 1961 и июля 1980 (с которого прошло уже ровно тридцать лет и три года, по легенде сулящие нам начало работы), «унижает» ещё 26 государств, находящихся перед нами.

Государство, как арбитр на футбольном поле, должно поддерживать правила политической игры. Если ни один самый сильный игрок не может заставить арбитра пойти против правил, значит это сильный арбитр. Американский политолог Френсис Фукуяма предельно доходчиво описал смысл государственности: «Это способность направить вооружённого человека в форме в любую точку страны». Т.е. исполнять ту функцию, которую в 90-е годы наша страна не могла осуществить, например, на Северном Кавказе, ту, которую Грузия не может исполнить в отношении частично признанных Абхазии и Южной Осетии.

По-настоящему ли сильны тоталитарные государства, в которых легитимность власти зависит от личной воли и здоровья правителя – если династия Кимов прервётся, сколько северные корейцы проживут, следуя идеям чучхе, пока правящая верхушка будет делить власть? Насколько эффективны институты авторитарных государств без их руководителей-харизматиков – что представляет собой политическая система Белоруссии (да и её внешняя политика) за вычетом Александра Лукашенко? Сколь долго могут существовать гибридные режимы, в которых правящая группа укрепляет собственную власть вместо власти институтов – выигрывает ли российское государство от того, что Владимир Путин и его команда существуют в безальтернативном пространстве без риска быть смещёнными сколько-нибудь серьёзной силой?

Прямой зависимости между типом политического режима и силой государства, кажется, не существует. Хотя, в качестве контр-аргумента можно привести J-кривую Бёка и Хадениуса, рассчитавших, что авторитарные государства сильнее транзитных, но слабее демократических. В мире существует великое множество слабых демократий, в которых СМИ ругают правительство, на чем свет стоит, людей не сажают в тюрьму за убеждения, а власть меняется конкурентным путём, но так часто, что граждане устают её менять. Естественно, меньше всего сильных демократий.

Очевидно одно: сильное государство живёт по правилам, которые оно установило и поддерживает. Если законодательно закреплена необходимость победителя выборов съедать проигравшего соперника, и этому правилу все следуют, то это сильное государство (несмотря на его абсолютную антидемократичность). Если же кто-то из вегетарианцев, выигравших выборы, самовольно отказывается быть людоедом и не съедает противника, не получив на статус травоядного санкцию суда, то государство становится слабее. Наконец, если силы, конкурирующие в рамках политического процесса в соответствии со своими идеологиями то едят соплеменников, то не едят, а суд под их давлением предписывает то есть, то не есть, идя на поводу у массы, то такое государство следует считать слабым.

Есть два известных американских телесериала, в которых сюжет вертится вокруг гениев, справедливо описывающих окружающий мир жёсткой формулой: «everybody lies». Грегори Хаус и Кэл Лайтман убеждены, что все лгут. Две страны, единственные пережившие на постсоветском пространстве успешные «цветные революции», Украина и Грузия, играли в «посади меня». После «цветных революций» каждая новая власть пыталась разделаться с предыдущей, используя государственный аппарат. Суды вместо поддержания процедурного порядка участвовали в политической борьбе.

В начале своей новой эры Грузия использовала избирательное правосудие практически в уникальных в мировой политике целях – во благо именно государства, а не конкретной политической силы. Президент Саакашвили, имевший значительный кредит народного доверия, который успешно был конвертирован им в мандат на проведение реформ путём жёстких преобразований, повысил степень консолидации власти вокруг легитимного и, что важнее, легального центра президентства. Он ликвидировал нелегальные центры власти, оспаривавшие, например, право госвласти на установление правил и разрешение споров – воров в законе, которые активно влияли на чиновников МВД, т.е. тех, кому с ними было положено бороться. Американский исследователь Грузии Гэвин Слейд писал в 2007 году: «воровской мир» представлял собой альтернативу государственным органам, предлагая альтернативный порядок стране, страдающей от утрачиваемой государственности». Сами грузины в 2005 году, согласно опросу IRI, считали статус «вор в законе» «очень престижным занятием» (18,1 %), тогда как только 6,2 % назвали аналогичным профессию офицера полиции.

Жёсткость и бескомпромиссность борьбы с нелегальными центрами власти заключалась в т.ч. в положении уникального закона «Об организованной преступности», учитывающего «воровские понятия», принятого по инициативе Михаила Саакашвили (настоящий «вор» не может ответить «нет» на вопрос «является ли он вором»). Вора в законе сажали в тюрьму за одно лишь его публичное согласие со своим неофициальным статусом или участие в разрешении конфликта в качестве посредника («воровская разборка») – сам факт преступления был необязателен. За короткий промежуток времени полицейские реформы изменили не только институциональную структуру, но и частично общественное сознание.

В качестве отрицательных проявлений избирательности грузинского правосудия следует отметить случай с бывшим министром обороны, а потом – экономики, Ираклием Окруашвили. Тбилисский суд по обвинению Генпрокуратуры признал его виновным в вымогательстве взятки только после того, как в 2007 году ушедший в оппозицию бывший министр обвинил президента Саакашвили в коррупции, а также разговорах об организации убийства Бадри Патаркацишвили и сообщил, что премьер-министр Зураб Жвания был убит, а не отравился угарным газом (по версии официального следствия). Ираклий Окруашвили вынужден был покинуть страну и искать политического убежища во Франции. Фактически власти Грузии запретили ему въезд – в 2008 году суд заочно арестовал его на 11 лет, а после того, как в 2010 году Окруашвили участвовал в создании оппозиционной «Грузинской партии», против него завели новое уголовное дело.

Израильский бизнесмен Рони Фукс со своим партнёром в 90-е годы заключили в Грузии невероятно удачный контракт (скорее всего, коррупционный): они получили право монопольно прокладывать трубопроводы и транспортировать нефть. При Михаиле Саакашвили, провозгласившем борьбу с коррупцией в качестве тренда внутренней политики, власти отказались выплачивать неустойку, которую Фукс получил по решению международного суда. Фукса с партнёром пригласил в Грузию премьер-министр Николоз Гилаури (точно также в 2013 году возьмут под стражу Владислава Баумгартнера, посетившего Белоруссию по приглашению второго человека в государстве Михаила Мясниковича). За взятку, данную под камеру переговорщику правительства Автандилу Хараидзе, израильских бизнесменов поместили в тюрьму. Выпустили только тогда, когда Рони Фукс снизил свои финансовые аппетиты. При этом пресс-секретарь главы Грузии победоносно заявила, что правительству удалось сэкономить 80 млн. долларов.

В 2012 году административный ресурс президентской команды использовался против основного конкурента президента Бидзины Иванишвили. Для того чтобы он не мог участвовать в парламентских выборах, его лишили гражданства. В данном случае власти шли на уступки оппозиции, дезавуируя собственные решения. После прихода к власти представителей «Грузинской мечты» члены правящей группы подверглись давлению. Независимо оттого, имеют ли обвинения в адрес Б. Ахалая, Г. Каландадзе и З. Шаматавы под собой реальную почву, помещение их и ещё минимум 15 высокопоставленных чиновников МВД в тюрьмы после известных истязаний заключённых в Глданской тюрьме свидетельствует о слабости правительственных институтов, напоминая использование судов для борьбы с политическими оппонентами на Украине при смене правящих групп. Таковые имели место независимо от личности президента.

Украина после «оранжевой революции» напоминала африканское государство: противников в политическом смысле съедали регулярно в зависимости оттого, кто становился вождём. В лучших племенных традициях судья и суды ликвидировались указом вождя в случаях, когда судья решал не так, как хотел вождь. При адекватном отношении к критике, льющейся из СМИ, Виктор Ющенко в смысле поддержания процедур пытался быть диктатором, пытающимся управлять судами по собственному желанию. Когда право шло вразрез с его мнением, президент Ющенко отменял собственные решения (иногда это была отмена решения об отмене решения).

В «посади меня» Украина выигрывала у всех, в т.ч. у Грузии.

Президент Кучма. Сидят Александр Тимошенко и Юлия Тимошенко.

Президент Ющенко. Донецкая областная прокуратура начинает проверять уголовные дела в отношении оппозиционера Януковича, закрытые ещё при генсеке Брежневе. Против руководителей трёх восточных регионов заводят уголовные дела.

Президент Ющенко. Премьер Янукович. Против одного из лидеров «оранжевых» Юрия Луценко заводят дело.Премьер Тимошенко. Уголовное дело против Луценко прекращено. Он – вновь министр ВД.

Президент Янукович. Против Тимошенко и Луценко заводят несколько уголовных дел в отношении каждого. Позже арестовывают и лишают свободы. Исключение: Юрий Луценко президентским указом был помилован в апреле 2013 года.

Описывая украинские реалии, не стоит употреблять слова-связки. Специфику слабости украинских правительственных институтов проще всего понять из сухой формулы: если у власти запад – сидит восток и наоборот. Стало ли украинское государство сильнее, после того как нынешняя власть, вынужденная теперь искать легальные пути освобождения основного политического соперника, вырыла сама себе яму, усадив в тюрьму Юлию Тимошенко?

Слабость институтов предполагает, во-первых, что человек находящийся у власти думает о том, что, потеряв власть, он окажется за решёткой, потому что он не защищён правом ровно в той же степени, в какой не защищены его соперники, с которыми он разделался. Во-вторых, человек, сидящий за решёткой, думает, что, как только его выпустят, и он вернётся во власть, он отправит за решётку тех, кто отправил его туда. Эти процессы очевидным образом ослабляют государство. Получается замкнутый круг. Грузинское общество, ожидавшее победы Георгия Маргвелашвили, гадает о будущем Михаила Саакашвили. Для нынешней власти в лице «Грузинской мечты» поквитаться с бывшим президентом, отправив его в тюрьму на волне понижения общественной поддержки, - политический акт крайне соблазнительный. Под разговоры о «наступлении настоящей демократии», о «ревизии наследия прежних авторитарных лидеров», о «восстановлении справедливости» осложнить жизнь бывшему президенту – милое дело (поводов найдётся много). Прекратить играть в «посади меня», прервав порочный круг ослабления государства, может только власть. Пойдут ли президент Маргвелашвили и премьер Иванишвили на то, чтобы сломить тренд «посадок» каждой предыдущей власти? От этого во многом зависит будущее грузинского демократического транзита.

Алексей Токарев - к.п.н., научный сотрудник Центра глобальных проблем МГИМО (У) МИД России

Версия для печати