12.11.2013 | Сергей Маркедонов

Российско-грузинские отношения: олимпийское измерение

Уход с грузинской политической арены Михаила Саакашвили актуализировал дискуссию о нормализации отношений между Москвой и Тбилиси. Однако последующие события показали: оснований для чрезмерного оптимизма нет. На 25-м раунде Женевских дискуссий, по безопасности на Южном Кавказе (фактически речь идет об урегулировании конфликтов в Абхазии и в Южной Осетии), состоявшемся 5-6 ноября 2013 года, представители России и Грузии в очередной раз не продвинулись ни на шаг в процессе обсуждения договора о неприменении силы. Снова два противоположных взгляда на природу двух этнополитических противостояний столкнулись. И пребывание Михаила Саакашвили на посту главы государства в данном плане не является критически важным.

Политический класс Грузии вне зависимости от принадлежности его представителей к «Единому национальному движению» или «Грузинской мечте» един в своем понимании того, что первоосновой конфликта является не стремление абхазов и осетин к самоопределению, а геополитические интересы России.

Не успели утихнуть страсти по поводу споров в Женеве, как на поверхность снова вышла сочинская тема. И представители грузинской власти дали по этому поводу два не слишком похожих сигнала. Вновь избранный президент Георгий Маргвелашвили заявил, что рассматривает возможность посещения «белой Олимпиады». По словам нового лидера государства, необходимо начать «с проблематичной точки, когда уже, к сожалению, произошли очень трагические явления». Практически параллельно с выступлением Маргвелашвили намного более осторожную (если не сказать скептическую) оценку дала глава МИД Грузии Майя Панджикидзе. По ее словам, «если на протяжении последних месяцев будут иметь место оскорбляющие и неприемлемые для Грузии действия, решение о направлении грузинских спортсменов будет пересмотрено». При этом, как считает главный грузинский дипломат, на сегодняшний момент оснований для такого пересмотра нет.

Игры в Сочи могут стать шестой зимней Олимпиадой для Грузии после обретения ею независимости. В отличие от летних видов спорта, шансы грузинской команды на успех в главном зимнем соревновании четырехлетия невысоки. За предыдущие пять игр команда Грузии не получила олимпийских медалей. Однако большой спорт в наши дни – это не только торжество соревновательного духа, но не в меньшей степени бизнес-индустрия и политический интерес. Насколько участие или неучастие грузинской делегации помогает продвижению этого интереса?

Сочинская тема для Грузии возникла практически сразу же после того, как 119-я сессии Международного олимпийского комитета 4 июля 2007 года приняла решение об удовлетворении российской заявки на проведение XXII зимней Олимпиады на известном черноморском курорте. После этого идея возможного бойкота, как инструмента для давления на Российскую Федерацию время от времени озвучивалась в грузинском политическом и экспертом сообществе. Как представителями власти, так и оппозиционерами, а также статусными отставниками. Так, в интервью «Независимой газете» 24 октября 2007 года грузинский экс-президент Эдуард Шеварднадзе выступил с инициативой «наказать Россию» за ее «аннексионистскую» политику на постсоветском пространстве. В этом материале бывший глава Грузинского государства (и в прошлом видный советский функционер) сравнивал РФ с Советским Союзом времен Брежнева. Он предлагал западным странам повторить опыт 1980 года, когда США и ряд их союзников приняли решения о бойкоте летних игр в Москве в качестве реакции на ввод «ограниченного контингента» в Афганистан. Что касается официального Тбилиси, то игры в Сочи рассматривались, как вызов для территориальной целостности страны. Они виделись, как инструмент для «привязки» Абхазии к России.

После августа 2008 года, когда дипломатические отношения между странами были разорваны, тема бойкота была одной из важнейших тем грузинской внешней политики. При этом официальный Тбилиси старался позиционировать себя не только, как защитника собственных государственных интересов, но и претендовать на роль защитника и выразителя национальных чаяний народов Северного Кавказа и центра для будущего «единого и свободного региона». Понятное дело, под «свободой» понималась не абстрактная ценность, а минимизация российского влияния. В мае 2011 года парламент Грузии принял резолюцию, в которой признал российскую политику в отношении адыгов (черкесов) «геноцидом». Тбилиси рассчитывал на то, что вслед за грузинскими парламентариями их примеру последуют другие страны. Был расчет и на благожелательную (как минимум нейтрально-благожелательную) позицию Запада, а также активную поддержку тбилисского «кавказофильства» адыгами из диаспоры.

Однако интерес США к этой теме ограничился лишь активностью ряда экспертов и публицистов (таких, как Глен Ховард). Официальный Вашингтон, напротив, увидел в северокавказской политике Тбилиси дополнительные риски для региональной стабильности, о чем публично высказывался даже Директор национальной разведки Джеймс Клэппер. Более того, крупные западные компании приняли свое посильное участие в реализации олимпийского проекта. В качестве партнеров Игр себя обозначили такие крупные компании, как Coca-Cola, Procter & Gamble, McDonald’s, VISA, Samsung, Dow Chemical, Omega, General Electric и многие другие. Не получила распространение и поддержки и идея бойкота. В США фактически только сенатор от штата Южная Каролина Линдси Грэм (известный своим авторством «оккупационной резолюции») высказался в пользу неучастия в «белой Олимпиаде». Ни НОК США, ни ведущие политики эту идею не поддержали.

Неоднозначную позицию заняла и адыгская диаспора. В этом плане показательным был репортаж, подготовленный известным турецким журналистом и активистом черкесского движения Фехимом Тастекином и красноречиво озаглавленный «Грузия плавает в мутной воде» (ежедневная газета «Радикал» от 26 мая 2011 года), в котором автор критиковал Тбилиси за «малый империализм» по отношению к абхазам и к южным осетинам. В итоге результаты тбилисского «кавказофильства» на олимпийской основе оказались совсем не теми, на которые рассчитывали Саакашвили и его команда.

В октябре 2012 года к власти в Грузии пришла коалиция «Грузинская мечта». И на олимпийском направлении задули иные ветры. Северокавказские устремление были отставлены в сторону. Попытки использовать нестабильность в самом турбулентном российском регионе «в мирных целях» были прекращены. Не в последнюю очередь это произошло после прошлогоднего инцидента в Лопотском ущелье. Сыграли свою роль и соображения нормализации отношений с Россией, которые были одним из предвыборных лозунгов «Грузинской мечты».

Казалось бы, в мае 2013 года в олимпийской истории официальный Тбилиси поставил точку. За решение отправить делегацию в Сочи единогласно проголосовали члены Национального олимпийского комитета закавказской республики. Вскоре была оформлена соответствующая заявка. Решение НОК Грузии было полностью поддержано главой правительства Бидзиной Иванишвили, который заявил, что его страна готова к участию в главном спортивном событии четырехлетия без всяких предварительных условий.

Но вслед за весной пришло лето, а с ним и пятилетний юбилей «августовской войны» 2008 года, значение которой оценивается в Москве и в Тбилиси с диаметрально противоположных позиций. Скорее всего, пятилетие «пятидневной войны» не повлияло бы на позицию официального Тбилиси, если бы не участие российского офицера, майора Ивана Нечаева в первом этапе эстафеты олимпийского огня, который стартовал в Москве 7 октября 2013 года. Проблемой в данной ситуации было то, что этот факелоносец принимал участие в военных действиях 2008 года. В этом факте правительство Грузии увидело «политизацию игр» и заявило о возможном пересмотре решения о приезде делегации этой страны в Сочи. В заявлении грузинского правительства особо подчеркивалось, что «страна, желающая нормализовать отношения с соседним государством, так вызывающе себя не ведет». После первого этапа олимпийской эстафеты оптимизм относительно использования игр в качестве инструмента для нормализации отношений заметно поубавился. Не слишком благоприятствуют оптимистическим оценкам и другие контексты двусторонних отношений.

И, тем не менее, идея бойкота сегодня не озвучивается с жесткой убежденностью. Она произносится с известными оговорками. Просто потому, что на некие действия Москвы нужно реагировать, а сочинская тема в этом плане весьма удобна. Что же мешает Грузии четко определиться со своим неучастием? Во-первых, играет свою роль позиция США и их союзников. Страны Запада при всем их критическом пафосе в отношении к Владимиру Путину лично и России в целом не хотят повторения сценария 1980 года. Официальный же Тбилиси не стремится к тому, чтобы противопоставлять себя своим стратегическим партнерам. Слишком свеж еще опыт «усталости от Михаила Саакашвили» и определенного разочарования в его экстравагантной манере. Во-вторых, нынешние руководители Грузии ориентированы на прагматику, а не на идеологические проекты. Во многом они разделяют установки прежней власти относительно территориальной целостности страны и отношения к Абхазии и к Южной Осетии. Но лобовой конфронтации с Москвой стремятся избегать. Даже при всех отличительных взглядах на одни и те же вещи. Все это дает надежду на то, что олимпийский тест российско-грузинские отношения выдержат, чего о других политических экзаменах не скажешь.

Сергей Маркедонов - политолог, кандидат исторических наук, в мае 2010 - октябре 2013 гг. - приглашенный научный сотрудник Центра стратегических и международных исследований (Вашингтон, США)

Версия для печати