24.12.2013 | Алексей Токарев

Медиа-эпопея «Освобождение»

Неизвестно, учитывали ли кремлёвские стратеги то, что Михаилу Ходорковскому будет, что сказать сразу, как он окажется на свободе. Спустя три дня после большой пресс-конференции президента России, бывший главный заключённый страны провёл свою большую пресс-конференцию. Очевидно: они обречены на сравнение. Пресс-конференции.

Про детективность сюжета Михаил Ходорковский уже рассказал сам. В 2 часа ночи его разбудил начальник лагеря, попросив одеться. Потом за ним приехал начальник карельского УФСИН. «Без бумаги» этапировал до аэропорта. Потом в Ту-134 уже в Петербурге он сидел в ожидании непонятно чего (к слову, в Новосибирске 10 лет назад он тоже сидел в воздушном судне той же модели, глядя в иллюминатор, как самолёт окружает спецназ – это наглядно показано в одноименном фильме Кирила Туши). Дальше частная Sessna вылетает в Берлин. Про подробности переодевания в куртку с брендом аэропорта Пулково, предлагаемые конвоирами штаны, разговоры за жизнь и т.п. можно прочитать в интервью журналу The New Times. Если, конечно, их сайт, «упавший» после текстового и видео-анонса интервью от наплыва посетителей, заработает. И первая растиражированная фотография из инстаграмма Веры Кричевской – Михаил Ходорковский в чёрной водолазке читает. Браво пиарщикам The New Times – журнала, активно собирающего сейчас пул преданных читателей для платной подписки: на столике рядом с Михаилом Ходорковским стоит корпоративная чашка и лежит сам журнал с его же фотографией. Сложно предположить, что в номере пятизвёздочного отеля Adlon Kempinski не найдётся чего-то, способного вместить жидкость. Впрочем, гадать, в какой форме интервьюер Евгения Альбац, по совместительству главный редактор журнала, попросила вставить кружку в кадр, - бессмысленно. Каждый рекламирует себя, как умеет.

В интервью The New Times Михаил Ходорковский – железный человек. Ему «наплевать» на условия и еду, но его раздражало бессмысленно тратить время, клея коробки, сшивая варежки вместо того, чтобы «почитать книжку» или «написать статейку». Он спокойно и твёрдо говорит: «Если выбирать между отделением Северного Кавказа и войной, то война… я пойду воевать… это наша земля… мы её завоевали». Он тихо говорит: «Я наплевал на активы, на 10 лет. Для меня этот вопрос закрыт». Хотя не закрыт вопрос по ЮКОСу в целом, «пока сидит Пичугин». Всё, чем размягчён этот железный человек в связях с общественностью – желанием сходить на концерт классической музыки. Он мечтал об этом «последние лет восемь» и, говоря об этом, улыбается и закатывает глаза. Железный Ходорковский спокойно отвечает на эмоциональный вопрос «почему они вас не убили?», и выясняется, кто в стране вершит судьбы и даже жизни: «Если бы Путин приказал меня убить, меня убили бы». Но президент в качестве безусловных принципов выдвинул два: «не трогать семью и не применять ко мне насилие». Это интервью не из европейской столицы двадцать первого века – оно из какого-то Средневековья, в котором правитель единолично судит, казнит и, как выясняется в итоге, милует.

Сразу после заявления Путина откуда-то всплыли (так и хочется написать: «вылезли») разномастные «политологи», 10 лет назад предостерегавшие государство от «олигархического переворота». И сообщают общественности про состояние здоровья матери Михаила Ходорковского. Дескать, оно явно ухудшилось, потому и написано прошение, потому и подписан указ, «а то могли бы не успеть». Обсуждение этой темы вообще никому не кажется неэтичным. Президенту Путину надо было сослаться на что-то: выпустил по конкретным семейным причинам. Но почему остальные говорят без устали?

Залпами забила кремлёвская артиллерия. Даже если не строить теории заговора относительно того, что наиболее видным спикерам власти (как в ЕР, так и вне её) из администрации президента по электронной почте рассылают лёгкие наставления на тему «как комментировать тот или иной сюжет?», не заметить одинаковость траекторий полёта медиа-ядер при залпах было нельзя. Депутат ГД Ольга Баталина, глава фракции ЕР в Думе Владимир Васильев, секретарь президиума ЕР Сергей Неверов, член ОП Сергей Марков: раз прошение о помиловании написано, значит, признание вины налицо. Можно не ставить кавычки – текст комментариев примерно одинаков. Экспертные голоса (На «Политкоме», например, Алексей Макаркин описывал два подхода к пониманию прошения о помиловании) в меньшинстве, потому не слышны.Благодаря этой странной истории с освобождением широкая общественность узнала про существование бывших министров иностранных дел и нынешних закрытых неофициальных каналов между Россией и Германией. А с прочими странами их почти и не осталось – констатирует позже немецкий эксперт по России Александр Рар в интервью Газете.ру. Именно Рар консультировал Ганса-Дитриха Геншера, бывшего «оператором» освобождения Ходорковского.

Почему для пресс-конференции был выбран музей Берлинской стены? Кроме абсолютно очевидного символизма, ради которого пришлось пожертвовать удобством работы журналистов и самих спикеров, есть и осознанность в выборе места. Чекпойнт «Чарли», находящийся неподалёку, вероятно, должен вызывать ассоциации с переходом прямо по-медведевски: в свободу из несвободы. Дескать, Михаил Ходорковский, только сделайте шаг. Но Россия – большая страна, и в один КПП, в одну белую полосу между двумя Германиями не вместить прошение длинной в месяц и 7 дней, не ввезти служебный автомобиль начальника УФСИН по Карелии, Ту-134, Sessna и, ещё неизвестно, сколько закулисных переговоров.

К противоположной стороне вопросов не меньше. Если прошение было подано 12 ноября, то зачем ждали 19 декабря? Чтобы объявить на большой пресс-конференции? Но тогда почему не во время вопроса от «Новой газеты» про «третье дело ЮКОСа»? Почему на бегу, вроде бы в ответ на случайно вылетевшее у журналиста «Life News»: «А что будет с Ходорковским?».

В Намеднях-2003 Леонид Парфёнов писал: «Выход главного фигуранта на свободу, как все понимают, означал бы смену эпохи». Но эпоха не сменилась – слишком законсервирована. А из Михаила Ходорковского по всем стандартам PR-науки лепят образ чуть ли не Андрея Сахарова, который именно 23 декабря вернулся в Москву после 7-летней ссылки. А надо просто дать Михаилу Ходорковскому «чуть-чуть личной жизни». Как он сам того просит. И если президент России удовлетворил его просьбу, мы уж точно должны.

Версия для печати