05.02.2014 | Алексей Макаркин

Андрей Кураев и церковный скандал

Протодиакон Андрей Кураев оказался в центре скандала – он выступил с громкими разоблачениями «нетрадиционной сексуальной ориентации» ряда влиятельных церковных иерархов. В блоге Кураева размещаются тексты с информацией о неблаговидных поступках архиереев, а сам блогер-протодиакон фактически солидаризуется с разоблачителями. В ответ Кураев в декабре был уволен с должности профессора Московской духовной академии, что только усилило его активность. В результате за короткое время из «персоны грата» для священноначалия Кураев превратился в изгоя в церковной среде.

Церковная карьера

Андрей Кураев является одним из ведущих «церковных политиков» - то есть общественно активных священнослужителей, имеющих обширные аппаратные связи и весьма осведомленных в вопросах внутрицерковной жизни. Это не внешний наблюдатель, а осведомленный инсайдер. Именно поэтому исходящие от него сигналы воспринимаются с особым вниманием – в отличие от многочисленных аналогичных слухов, распространявшихся в Интернете и не получавших подтверждения.

Биография Андрея Кураева не слишком обычна для деятеля Русской православной церкви. Он родился в семье философа Вячеслава Кураева, который не только придерживался официально принятых в СССР атеистических взглядов, но и делал успешную карьеру. В 70-е годы он в течение нескольких лет работал в Праге в престижном журнале «Проблемы мира и социализма» (там же жила и его семья), а затем являлся ученым секретарем Президиума АН СССР по общественным наукам, где его начальником был один из ведущих марксистско-ленинских философов, академик Петр Федосеев.

Интерес к религии у Андрея возник еще в школе, но проявлялся в форме, позволяющей совместить религиоведение и советскую действительность. В школе он выпускал газету «Атеист», а в 1979 году в возрасте 16 лет поступил на философский факультет МГУ, где специализировался по кафедре истории и теории научного атеизма. Однако научного атеиста из него не получилось – в 1982 году он принял крещение, а после окончания университета отказался от советской карьеры (хотя и немного проучился в аспирантуре) и поступил на техническую работу в Московскую духовную академию, а затем на учебу в семинарию. Как имеющий высшее образование, окончил семинарский курс в сокращенный срок и перешел учиться в академию. Уже в нынешнем году, в разгар скандала, протоиерей Всеволод Чаплин – еще один известный «церковный политик» - утверждал, что Кураев во время учебы «проводил значительную часть времени в приемной ректора и в коридоре перед приемной, чтобы предложить какие-то проекты, предложить какие-то тексты», то есть «выслуживался». Впрочем, самому Чаплину заинтересовывать своими проектами и текстами ректора (архиепископа Александра (Тимофеева)) было не нужно. Чаплин являлся протеже куда более влиятельного, чем ректор академии, митрополита Питирима (Нечаева), возглавлявшего Издательский отдел Московской патриархии, а в 1990 году сделал ставку на еще более перспективного церковного деятеля, митрополита Кирилла (Гундяева), будущего патриарха.

Во время учебы в академии, в 1988 году, Кураев был отправлен учиться в Бухарест – заграничная командировка традиционно носила престижный характер, но сам протодиакон объясняет ее желанием удалить из СССР слишком активного и светски образованного студента, успешно дискутировавшего с атеистами. В 1990 году он вернулся в академию, где архиепископ Александр рекомендовал его новоизбранному патриарху Алексию II, формировавшему свою команду. Андрей Кураев стал референтом Алексия и, одновременно, завершал учебу в академии.

К 1991 году относится еще одна показательная и противоречивая история. Известный религиозный публицист (ныне священник одной из украинских неканонических церквей) Яков Кротов вспоминал, что 23 августа, после разгрома ГКЧП, Кураев передал ему для опубликования список из четырех митрополитов, которые якобы поддерживали «путчистов». Среди них были Филарет (Денисенко), Питирим (Нечаев), Ювеналий (Поярков) и Кирилл (Гундяев). По мнению Кротова, трое из персонажей этого списка действительно «засветились» как симпатизанты ГКЧП, а четвертый, митрополит Кирилл, был включен в список произвольно, из-за личных счетов с Кураевым. По словам Кротова, «комбинация, которую он пытался разыграть с моей помощью, была призвана свергнуть митрополита Кирилла с руководящего поста». Впрочем, несмотря на публикацию этой информации в известной тогда газете «Куранты», она не имела последствий. Новая российская власть не стала вмешиваться во внутрицерковные дела, а патриарх Алексий эту информацию лично дезавуировал.

Кротов связывает увольнение Кураева с должности референта патриарха как раз с этой историей. С ним согласен и Чаплин, который, однако, приписывает Кураеву просто наполеоновские планы – якобы «целью этой интриги было отстранение от должности по обвинению якобы в сотрудничестве с ГКЧП многих наших иерархов и замена их на людей, лояльных Кураеву, или на него самого». Но это крайне маловероятно в условиях, когда Кураеву было всего 28 лет, он еще не закончил академию и обладал ограниченным набором связей в церкви (с учетом двухлетнего пребывания за пределами СССР, в Румынии). У самого Кураева есть альтернативная версия – он выполнял поручение патриарха Алексия, который намеревался сменить состав церковного руководства, но так и не смог этого сделать (и именно Кирилл настоял на дезавуировании патриархом этой информации). Эта версия представляется более убедительной с учетом кураевского статуса в то время. Тем более, что двое из четверых митрополитов действительно через некоторое время оказались в опале – уже в 1992 году со своего поста был снят Филарет (в настоящее время он является неканоническим «патриархом Киевским»), а в 1994-м из Издательского отдела был удален Питирим. Однако Ювеналий и Кирилл сохранили свои должности и влияние – они являлись аппаратными союзниками как ученики известного митрополита Никодима (Ротова), управлявшего Ленинградской епархией в 1963-1978 года и являвшегося одним из наиболее влиятельных церковных деятелей.

Так или иначе, но Кураев покинул ближайшее окружение Алексия и больше в него не возвращался. Но характерно, что в 1993-1996 годах он был деканом в Российском православном университете имени Иоанна Богослова, который основал и возглавлял архимандрит Иоанн (Экономцев), один из ближайших соратников Алексия. Затем он стал профессором в Свято-Тихоновском православном университете и членом редакционной коллегии «Богословских трудов». В 2004 году Кураев был приглашен на профессорскую должность в Московскую духовную академию. К своему 40-летию он получил орден Сергия Радонежского 3-й степени, также имел благодарность патриарха Алексия за свое миссионерство. Так что нельзя говорить о полной опале, которая постигла диакона.

Но главной сферой интересов Кураева стала миссионерская деятельность, которая была связана с массой прочитанных лекций (как в Москве, так и в провинции), написанных книг и статей. В этом качестве он получил популярность среди православной молодежи и некоторой части интеллигенции, так как его лекции отличались простотой и доступностью (включая использование сленга, что несвойственно православным деятелям), а книги содержали большое количество фактической информации и были написаны популярным языком, свойственным современным публицистам, а не богословам. В то же время за два десятилетия бурной миссионерской деятельности Кураев в значительной степени испортил отношения как с церковными либералами, так и с консерваторами. Так, в 1993 году он опубликовал в «Независимой газете» статью с резкой критикой взглядов протоиерея Александра Меня, глубоко уважаемого церковными либералами. Такая критика традиционно исходила от ультраконсерваторов, и выступление молодого диакона, считавшегося совместимым со сторонниками либеральных веяний, вызвало резко негативную реакцию у «модернистов». В 1994 году Кураев подтвердил свою консервативную стилистику (которая становилась все более распространенной в церковных кругах), осудив соглашение с монофизитами (восточными церквями, признающими наличие у Христа только одной – божественной – природы), подписанное в Шамбези. Впрочем, в этом случае речь могла идти не только о подчеркивании своей консервативной идентичности, но и об ослаблении позиций подписавшего это соглашение митрополита Питирима.

Однако «монофизитская» тема не получила резонанса за пределами церковных кругов из-за своей специфичности – чего нельзя сказать о резкой критике Кураевым в адрес иудаизма и либеральной интеллигенции. «Ну почему каждый раз, когда России ломают хребет, в этом событии принимают активнейшее участие и более всего им восторгаются именно евреи?», - задавал риторический вопрос Кураев. Он же выдвинул экзотическую версию, что «женский день» 8 марта учрежден в честь иудейского праздника Пурим. Сам Кураев отрицал свой антисемитизм, но у либеральной интеллигенции были основания считать его юдофобом – по крайней мере, в современном понимании этого слова. Впрочем, в «нулевые» годы Кураев стал вести себя в этой сфере куда более осторожно – видимо, не желая полностью рассориться с интеллигенцией как одной из целевых групп своей миссионерской деятельности.

Однако и для консерваторов Кураев так и не стал «своим». Особенно это проявилось в «нулевые годы», во время споров относительно книг о Гарри Поттере и их приемлемости для православных. Кураев выступал за совместимость современной художественной литературы о волшебниках с принадлежностью к православию, что противоречило точке зрения традиционалистов. Еще больше претензий к Кураеву было связано с его скептическим отношением к нерукотворному характеру Благодатного огня – иерусалимской святыне, регулярно привозимой в Россию. Появление этой информации в публичном пространстве могло быть связано с непростыми отношениями между Русской церковью и иерусалимским патриархом Феофилом III, ориентированным на Константинольский, а не на Московский патриархат. Кураев мог быть использован для дискредитации Феофила, который в одном из интервью сделал заявление, истолкованное диаконом как косвенное признание рукотворности огня. Однако эффект оказался значительно более сильным, чем ожидалось – Благодатный огонь является безусловной святыней для консервативной части клира и паствы и, кроме того, почитается значительной частью современной российской элиты, всячески подчеркивающей свою «православность». Поэтому Кураев более не затрагивал эту весьма болезненную тему – по крайней мере, пока.

От лоялиста до диссидента

При патриархе Кирилле карьера Кураева получила новый импульс. Если в начале 90-х годов диакон делал ставку на патриарха Алексия, то к моменту выборов нового предстоятеля он уже был «кирилловцем». Кураев внес свой вклад в избирательную кампанию Кирилла, которая проходила с использованием политических технологий. Так, он написал разоблачительный материал о выборах делегатов Поместного собора от духовных семинарий, которые, по его мнению, были проведены под жестким давлением со стороны тобольского архиепископа Димитрия (Капалина), брата митрополита Климента, главного соперника Кирилла. Также Кураев заявил о том, что «Ученый совет Московской академии отказался присвоить митрополиту Клименту ученую степень магистра. Рецензенты тогда говорили о несамостоятельном характере представленной работы». Кроме того, Кураев рассказал про требование, существующее для преподавателей Тобольской семинарии, - писать прошение ректору этого учебного заведения архиепископу Димитрию, чтобы выйти в город – «в гости даже к знакомому священнику», и предупредил все духовенство Русской православной церкви, что у него появилась перспектива «превратиться в узников Тобольского Кремля». Таким образом, Кураев давал понять, что в случае избрания патриархом Климента церковью будет реально управлять его более жесткий брат.

В последующем Кураев сделал еще один ход, опубликовав подробную информацию о самоубийствах учащихся Тобольской духовной семинарии, что также было направлено против архиепископа Димитрия, являющегося по совместительству и семинарским ректором. Разумеется, вклад Кураева в избрание патриархом Кирилла не был решающим, но свою роль в нем диакон сыграл. В результате, он уже через пару месяцев был возведен в сан протодиакона, а затем включен в состав Синодальной библейско-богословской комиссии. Еще более важным стало поручение Кураеву подготовить учебник по «Основам православной культуры», который получил официальную церковную поддержку и практически вытеснил из обращения остальные учебники по этому предмету.

Однако в 2012 году Кураев вызвал сильное неприятие священноначалия своими попытками заступиться за участниц группы «Пусси Райот» - тогда он осудил их акцию в соборе, но выступил против уголовного преследования девушек. Представляется, что протодиакон не вписался в новый курс патриарха Кирилла. Если до декабря 2011 года команда патриарха подчеркивала свое стремление к умеренному реформированию в церкви (не говоря прямо о реформах, так как это слово для практикующих верующих является негативным со времен «обновленческого» движения 1920-30-х годов), то затем приоритеты изменились. Церковное руководство сделало ставку на жесткий консерватизм, соответствующий идеологическим приоритетам власти. Главным спикером патриархии в информационном пространстве стал Всеволод Чаплин, выступающий со все более консервативных позиций в общественной сфере и благожелательно относящийся к православным радикалам типа Дмитрия Цорионова (Энтео). Диалог церкви с интеллигенцией в этих условиях стал предельно затруднен – соответственно, и эффективность миссионерской деятельности Кураева оказалась под вопросом.

Отношения между Кураевым и патриархией стали быстро ухудшаться – в 2012 году его позиция по делу «Пусси Райот» была подвергнута критике Ученым советом Московской духовной академии. Пятидесятилетие миссионера в феврале 2013 года не сопровождалось вручением ему очередной награды – немилость патриарха была очевидной. В этих условиях у Кураева оставалось два варианта действий. Первый – покаяться (скорее всего, непублично), прекратить выступать с комментариями по острым общественным вопросам и остаться в «кирилловской» команде, но на ее глубокой периферии, не имея серьезного аппаратного влияния. Второй – стать «церковным диссидентом», обратившись за поддержкой к интеллигенции, недовольной «консервативной волной», перерастающей в реакцию.

Кураев выбрал второй путь, причем нанес удар по одному из наиболее болезненных сторон церковной жизни – морально-нравственной. Он сообщил о проверке, проведенной в Казанской духовной семинарии, связанной с жалобами студентов семинарии на сексуальные домогательства и изнасилования со стороны ее руководства. По итогам этой проверки проректор семинарии, пресс-секретарь Татарстанской митрополии игумен Кирилл (Илюхин) уволился по собственному желанию, но не был подвергнут церковным наказаниям, а оказался переведен в Тверскую епархию, где претендовал на руководство кафедрой теологии в местном университете. Похоже, что священноначалие хотело притушить скандал, так, чтобы разрядить ситуацию, но не вызвать громких публичных разоблачений.

Однако Кураев в своем блоге не только сообщил подробности этой истории, но и обвинил казанского митрополита Анастасия (Меткина) в нетрадиционной сексуальной ориентации. Более того, он поместил в блоге материал, из которого следовало, что в аналогичных деяниях был замешан и митрополит Никодим – учитель патриарха Кирилла. Вряд ли протодиакон, являющийся опытным церковным деятелем, не мог представить себе реакцию патриарха – скорее, он демонстративно сжигал за собой мосты. В результате, перед Новым годом Кураев был исключен из корпорации Московской духовной академии и из библейско-богословской комиссии. Такие действия только способствовали дальнейшему росту протестной активности протодиакона – он продолжил публикацию обличительных материалов, в которых фигурировали имена все большего количества иерархов – тверского митрополита Виктора (Олейника), гомельского епископа Стефана (Нещерета) и других. Все эти разоблачения проходили в условиях действия закона о запрете пропаганды гомосексуализма, принятие которого было активно поддержано церковным руководством. Также протодиакон демонстративно встретился с освобожденными из заключения Надеждой Толоконниковой и Марией Алехиной.

Похоже, что прецедент с «войной компроматов», созданный в ходе избирательной кампании Кирилла, ударил теперь по руководству патриархии. Известный религиовед Николай Митрохин даже выдвинул версию, согласно которой Кураев действует в интересах так называемой «лаврской» группы – архиереев-выходцев из братии Троице-Сергиевой лавры, исторически конкурировавших с «никодимовцами». Впрочем, такой подход выглядит не очень вероятным – у Кураева есть немало оснований для собственной игры, да и связи с «лаврскими» несовместимы с общением с Толоконниковой и Алехиной. Но вряд ли приходится сомневаться в том, что разоблачения Кураева могут быть использованы в аппаратной конкуренции внутри церкви не столько либералами (ослабленными еще в 1990-е годы и так и не восстановившими с тех пор своих позиций), сколько ревнителями благочестия из числа наиболее консервативных ее деятелей. Да и то очень осторожно, чтобы не раздражать патриарха, занявшего по отношению к бывшему члену своей команды жесткую позицию.

В ответ на разоблачения Всеволод Чаплин заявил, что у Андрея Кураева есть два пути – покаяние (надо понимать, публичное – вряд ли другое будет принято) или продолжение конфликта. В этом случае, прозрачно намекает Чаплин, его ждет изгнание из церкви. Вряд ли приходится сомневаться в том, что если Кураев не дезавуирует свои заявления, его ждет подобная участь – вначале запрещение в служении, а затем (в случае отсутствия раскаяния) – лишение сана. Причем в традиции Русской православной церкви это практически необратимый процесс – хотя теоретически восстановить свой статус возможно, но на практике этого не происходит. Как этого не произошло, например, со священником Сергеем Таратухиным, который публично поддержал Михаила Ходорковского в бытность того заключенным в Читинской области, в результате чего вступил в конфликт с правящим архиереем и был лишен сана. Несмотря на покаяние, сан ему не вернули. При этом вокруг лишенного сана обычно образуется своего рода «вакуум» - от него отворачиваются даже многие недавние почитатели, как это случилось с ультраконсервативным бывшим чукотским епископом Диомидом (Дзюбаном), который был «разжалован» в 2008 году.

Последствия скандала

Похоже, что демонстративного «самоочищения» церкви не произойдет, хотя часть фигурантов кураевских разоблачений могут быть тихо – и с минимальным почетом вроде выражения благодарности – удалены со своих постов. Другие, скорее всего, смогут продолжить служение, так как обвинения в их адрес признают клеветническими. Что касается общественной реакции, то она выглядит неоднозначной и не очень оптимистичной для Кураева. Его разоблачения не являются предметом обсуждения на телевидении – и, следовательно, не находятся в поле зрения россиян, которые получают информацию из этого источника и не ищут альтернативные каналы. Кроме того, негативная информация о внутрицерковных делах нередко психологически блокируется – многие россияне воспринимают церковь как духовный авторитет вне зависимости от действий конкретных епископов и священников и не хотят вдаваться в подробности внутрицерковных дел. Практикующие верующие (многие из них стояли в очередях к Поясу Богородицы и Дарам волхвов) в большинстве своем настроены достаточно консервативно и негативно воспринимают всякого рода «компроматы» - если, конечно, сами не вовлечены в конфликты на приходском уровне, которые нередко происходят, но не получают большой огласки. Часть священнослужителей, возможно, сочувствует Кураеву, но жесткая дисциплина вряд ли позволит им проявить публичную активность – «сжигать мосты» они не собираются. Государство рассматривает церковь как своего союзника в общественной сфере и не заинтересовано в «раскрутке» скандала.

Аудиторией Кураева сейчас фактически являются лишь политизированные пользователи Интернета, но большинство из них и так негативно относятся к общественной позиции церковного руководства. Разоблачения Кураева дают им дополнительные аргументы в пользу своей правоты, и не более того. Но недооценивать последствия случившегося не стоит. В перспективе «кураевский» скандал может серьезно повлиять на позиции церкви – в том случае, если «консервативная волна» захлебнется, и общество активно востребует альтернативные идеи, в том числе и антиклерикальные. Тогда информация, которую обнародовал протодиакон (вне зависимости от степени правдивости конкретных ее элементов), будет способна вызвать более серьезные потрясения, чем в настоящее время.

Алексей Макаркин – первый вице-президент Центра политических технологий

Версия для печати