24.02.2014 | Марина Войтенко

Нефтегазовый сектор – новые тренды?

Опубликованный на прошедшей неделеотчет Федерального казначейства в СМИ был воспринят как сенсация. В доходахконсолидированного бюджета РФ доля налогов на труд (НДФЛ и страховые социальныевзносы) впервые превысила поступления от нефтегазовой ренты (НДПИ и экспортныепошлины). «Счет» составил соответственно – 28,4% : 27,4%. А, стало быть, вотоно – долгожданное начало ослабления сырьевой зависимости.

У экспертов отношение к этомувыводу двойственное. Во-первых, сильное влияние на углеводородные доходыоказали снижение цен на нефть и стагнация экспорта (при нынешнем уровне добычион фактически достиг потолка). В то же время, политика роста зарплат вбюджетном секторе и госкомпаниях, где заняты более 20 млн. человек, подняла«цену труда» в экономике в целом – при дефиците рабочей силы по-другому небывает. То, что при этом страна вследствие заметного отрыва темпов увеличенияиздержек от производительности попала в «ловушку средних доходов», выбраться изкоторой, пожалуй, еще сложнее, чем слезть с нефтяной иглы – другой вопрос. Сформальной точки зрения цифры не врут.

Но здесь и начинается «во-вторых».А именно то, что помимо ренты нефтегазовые компании уплачивают всекорпоративные налоги. Кроме того, как работодатели, они отчисляют и всеположенное в социальные фонды. В итоги общий их вклад в доходыконсолидированного бюджета насчитывает более трети, федерального же и вовсе неменее половины^[1].

Вместе с тем, как «не бывает дымабез огня», так и с идущими в казну нефтегазодолларами уже в среднесрочнойперспективе все далеко не благолепно. По оценке аналитиков Экспертнойэкономической группы, колебания цены на нефть на 1 доллар за баррель (припересчете на газ это эквивалентно изменениям цены на 1,9 доллара за 1 тыс. м³)на госфинансы РФ воздействует самым существенным образом. В реальном выражении(то есть, в пересчете на сопоставимые цены с учетом динамики инфляции) росткотировок Urals на $1 означает увеличение доходов бюджетной системы в целом на 51,3млрд. рублей. При падении на ту же величину эффект обратный – сокращениепоступлений на 55,5 млрд. рублей. Для федерального бюджета эти расчетныепоказатели составляют «+43,0» и «-43,9» млрд. рублей. Причем к проигрышу отудешевления нефти помимо потери доходов добавляется необходимость увеличениярасходов для компенсации потерь бюджетополучателей от дополнительной инфляции.

Январско-февральские «валютныегорки» закономерно поставили вопрос о действительном влиянии обменного курсарубля на доходную часть бюджетной системы. Результаты моделирования курсовойдинамики на горизонте 2014 года, опубликованные 17 февраля Экономическойэкспертной группой, показывают эффект от изменений вверх и вниз курса долларана 1%, сопоставимый с общебюджетным итогом от колебаний цены на нефть.

Если удорожание нефти на 1 доллардает в реальном выражении прирост доходов для федерального бюджета в 0,06% ВВП,для бюджетной системы в целом – в 0,07% ВВП (удешевление соответственно – в«-0,06%» и «-0,08%» ВВП), то подвижки курса на 1% приводят к следующимколебаниям доходов: для системы в целом от 0,08% до «-0,11%» ВВП и для еефедеральной части – от 0,08% до «-0,10%» ВВП. Напомним, что в базовом сценарииМЭР 1% валютного курса – это 34 копейки.

Казалось бы, альтернатива нефтинайдена! Ослабляй рубль и балансируй бюджеты все уровней. Рост цены доллара на1 рубль означает прибыток в 170 млрд. рублей (0,2% ВВП). Проблема в том, чтоэффект этот сугубо гипотетический. В нем не учтены неизбежный разгон внутреннихцен, обесценивающий «премию» при длительном падении курса^[2]. Ктому же валютные курсы много подвижнее цен на нефть. В итоге даже на дистанциив один год бюджетный эффект от ослабления курса рубля вполне способенобернуться «игрой с нулевой суммой», когда действие разнонаправленных факторовстанет «гасить» друг друга.

В 2014 году еще может «свезти» -ослабление рубля впервые оказалось столь очевидно оторванным от динамикинефтяных цен. Последние пока (!) относительно стабильны, плавая в рамках«комфортного коридора» в $100-110 за баррель. Министр финансов Антон Силуанов21 февраля на встрече с инвесторами в Гонконге даже предположил, чтофедеральный бюджет-2014 может оказаться бездефицитным. Как картина с егодоходами будет меняться дальше, зависит от того, куда намерены двинутьсяглобальные рынки углеводородов.

В последнем докладе Всемирногобанка (30 января) «Перспективы сырьевых рынков» констатируется: в 2012 годусредняя цена барреля всех сортов нефти составила $105, в 2013-ом - $104, в2014–ом ожидается $103. Прогноз в целом на 2014-2015 годы – снижение цены на2,5%. С этим корреспондирует консолидированная позиция очень многих аналитикови участников рынка – бум 2001-2010 годов ушел в историю, такое ралли неповторится как минимум в ближайшие 10-15 лет, а понижательный ценовой тренд становитсядоминирующим.

Среди главных факторов буквально«заталкивающих» мировой рынок нефти в новое качество обычно выделяют:

предложение значительных объемовнефти и газа со стороны новых игроков – сланцевая революция в США, битумная – вКанаде, газогидратная – в Японии, форсированная разработка сланцев и шельфа вАвстралии, серьезные шельфовые перспективы в Бразилии, Мексике, странахКарибского моря, Африки и т.п;

внедрение новых технологий добычи иособенно переработки (прежде всего, в развивающихся странах), когда ее общийуровень в 97% (для сравнения – в РФ 71,4% на конец 2013 года), а выход светлыхнефтепродуктов в 90% кажутся уже обыденным делом;

реализацию во многих странахгосударственных программ энергосбережения, повышения энергоэффективности, а такжеужесточение экологических требований и стандартов;

массированную господдержкуразработке и распространению альтернативных энергоносителей^[3].

Принципиально и то, что в последниедва года объемы перепроизводства сырой нефти, по оценке, специалистов, составляли0,40-0,5 млн. баррелей в сутки^[4]. Посути это – свидетельство того, что мировая торговля нефтью переходит в режим«рынка потребителя». Кроме того, на глазах формируется новый глобальный рынок –сжиженного природного газа (со своими собственными механизмамиценообразования), где РФ еще предстоит пробиваться в группу лидеров.

Как видим, складывающаяся ныне«углеводородная реальность»оказывается серьезным вызовом для средне- идолгосрочной экономической стратегии, когда текущее состояние отечественного нефтегазовогосектора таково, что из надежного и испытанного средства решения многих проблемон сам становится «минным полем» острых структурных неравновесий и финансовыхрисков. Минувшая неделя, однако, несколько прояснила направления поискаответов.

17 февраля в Аналитическом центре при правительстве России состоялось первоепубличное обсуждение проекта энергетической стратегии РФ до 2035(Энергостратегия). Напомним, она должнаобновляться не реже одного раза в пять лет, и срок предыдущегоутвержденного варианта (Энергостратегия-2030) подходит к концу^[5]. Насей раз предлагаемые Минэнерго корректировки по существу являютсяпринципиальным обновлением подходов как к развитию самого сектора, так и егороли в российском хозяйстве в целом.

Центральная идея – в переходеот ресурсно-сырьевого развития топливно-энергетического комплекса кресурсно-инновационному. Проект предусматривает сокращение к 2035 годувклада ТЭК в ВВП в 1,6 - 1,7 раза при снижении энергоемкости ВВП в 2 раза,электроемкости – в 1,7 раза и снижение доли экспортатопливно-энергетических ресурсов в ВВП почти в 3 раза к 2035 году. Помнению разработчиков стратегии, ТЭК должен быть не локомотивом развития страны,а «стимулирующей инфраструктурой», обеспечивающей создание условий длядиверсификации, струкной перестройки и технологического обновления развитиявсей российской экономики.

При этом новая концепция в полноймере учитывает посткризисную трансформацию глобального хозяйства и мировыхэнергетических рынков. Так, консервативный риск-сценарий предполагает ростэкономики РФ на 3,5%, базовый – на 2,8%. С 1,5% до 1,2% снижены ожидания поперспективам роста глобального спроса на энергоносители. Учтено и ускорениесдвига мирового спроса на них в развивающиеся страны (долю рынковАзиатско-Тихоокеанского региона в общем объеме российского экспорта намеченоувеличить с 8% до 30%) при долгосрочном торможении продаж на традиционных дляРФ направлениях. Несмотря на то, что экспорт энергоносителей будет растиумеренными темпами (на 0,8% в год в период с 2010 по 2035 годы), Россияостанется ведущим игроком на рынке углеводородов, будет активно участвовать вразвитии рынков электроэнергии и угля, упрочит свои позиции в атомнойэнергетике. Ожидается, что наибольшими темпами будет расти спрос на российскийгаз (в среднем на 1,9% до 2035 года).

Снижение зависимости экономики РФот ТЭК планируется достичь за счет развития инновационных малоэнергоемкихсекторов^[6] (машиностроение,легкая, пищевая промышленность и др.) и реализации технологического потенциалаэнергоэффективности. Намерения, бесспорно, амбициозные, но их реализациязависит не только от разработчиков Энергостратегии-2035. Здесь требуютсякомплексные структурные реформы.

Проект стратегии, впрочем, переменувектора развития самого топливно-энергетического комплекса за счет расширениявнедрения новых технологий и смещение акцента от добычи к переработке. Однакопредложения о мерах стимулирующих этот сдвиг требуютгораздо большей конкретизации. Не ясны и сроки давно ожидаемого участникамирынка перехода от НДПИ к налогообложению финансового результата в форменалога на добавленный доход или налога насверхприбыль при добыче углеводородов, которыемогли бы всерьез стимулироватьразработку труднодоступных месторождений.

Заметимтакже, что инвестиции в освоение Арктического шельфа и развитие энергосистемДальнего Востока и Восточной Сибири трудноосуществимы без совершенствованияправового поля по расширению возможностей государственно-частного партнерства(соответствующий законопроект все еще не принят), гораздо более полной ицеленаправленной реализации потенциала соглашений о разделе продукции,обеспечению реального  равенства  государственных и частных компанийв ТЭКе поусловиям конкуренции и защите собственности.

Чтокасается малоэнергоемких отраслей экономики, да и в целом несырьевого сектора,то действенных стимулов к его ускоренному развитию также пока не видно. Государственная кредитная поддержкатакого экспорта в РФ составляет всего 0,1–0,2%, а его доля в ВВП – 10-12% -находится на последнем месте среди двадцатки развивающихся стран (где она вышев 1,5-2 раза, например, в Китае – 25%, Тайване – больше 60%) и развитых странЕвропы (например, в Германии – 40%). Цель соответствующей «дорожной карты»,предусматривающей упрощение и ускорение таможенных процедур (то, на чтообращает больше всего внимания бизнес), внедрение новых финансовых инструментов(например, факторинга), расширение доступности экспортного финансирования,развитие инфраструктуры поддержки через систему торгпредств и реализациякомплекса специальных мер для наращивания поставок сложных инновационныхпродуктов, - увеличение несырьевого экспорта лишь на 39% до 2018 года. Каквидим, прорыва не получится. Предложения же МЭР (обсуждалось на заседанииправительства 20 февраля) по стимулированию несырьевого экспорта за счет объединенияРоссийского агентства по страхованию экспортных кредитов и инвестиций (ЭКСАР) иРосэксимбанк, входящих в группу Внешэкономбанка, в единую структуру, эксперты иучастники рынка, судя по комментариям в СМИ, воспринимают больше как решениепроблем капитализации группы ВЭБа, а не действенный стимул к продвижениюроссийских несырьевых товаров на внешние рынки.

Судя же по проекту новой редакциигоспрограммы «Развитие внешнеэкономической деятельности», по меньшей мере, втечение ближайших пяти лет главным останется углеводородный экспорт^[7]. Но иэти предположения под вопросом, если не заниматься всерьез диверсификациейсамого ТЭКа. Это как раз тот случай, когда скорость структурных трансформаций,продвигающих новые тренды, имеет принципиальное значение.

Развитие кластерной нефтегазохимиии самого химического комплекса, как фундаментальной базы для создания новыхматериалов для всех отраслей реального сектора, все более включающихся вглобальные производственно-технологические цепи – это как раз та «овчинка»,которая стоит выделки. Причина в том, что речь идет уже о совершенно другихпорядках добавленной стоимости и ином качестве экспорта, берущего начало ускважины.

Марина Войтенко – экономическийобозреватель

^[1] Общиедоходы консолидированного бюджета в РФ в 2013 году составили 24,082 трлн.рублей. Доходы от экспорта нефти, газа и нефтепродуктов в рублевом выражениисократились на 1%.

^[2]Определение допустимого «интервала падения» (недели, месяцы?), за которымпроисходит инфляционный взрыв, по-прежнему остается важнейшей задачейприкладной макроэкономики.

^[3] В текущем году на Саммите Евросоюза 28 странпланируетсясогласовать цели Рамочной программы ЕС по климату и энергетике до 2030 года. Вянваре Еврокомиссия предложила утвердить к исполнению как для всего ЕС, так и длякаждой отдельной страны целевую норму в 27% энергии извозобновляемых источников от общего объема рынка. Длясравнения – доля ВИЭ в РФ не превышает 1-2%.

^[4] Попрогнозу Всемирного банка, объем свободных мощностей к концу 2014 года можетдостигнуть 7 млн. баррелей в сутки, что втрое больше, чем в предкризисныйпериод.

^[5] Согласнорегламенту, в начале марта 2014 года стратегия будет отправлена вправительство, где ее вновь обсудят. 8 мая запланировано ее представление назаседании кабинета министров..

^[6] К 2035 году предполагается рост долималоэнергоемких отраслей в ВВП в 1,5 - 1,6 раза при таком же сокращении долиэнергоемких сырьевых производств.

^[7] Попрогнозу МЭР, к 2018 году машинотехнический экспорт в целом увеличится лишь на0,1% до 4,9% (в ценах 2011 года). Причем его доля в экспорте в страны СНГ тожене претерпит радикальных изменений – 13,9% в 2014 году, 15,5% - в 2018-м (ранеепредполагался рост до 22%).

Версия для печати