28.04.2014 | Алексей Макаркин

Украинский кризис: проблема доверия

Одна из главных проблем кризиса вокруг Украины состоит в крайнем дефиците доверия между всеми его участниками. Это ведет к тому, что не удается добиться даже минимальных компромиссов, а с приближением президентских выборов 25 мая ситуация все более осложняется…

Главная проблема – взаимное недоверие между Россией и Западом, которое не позволяет достигать неформальных соглашений, которые затем формализуются в конкретных документах. Россия считает, что Запад организовал в Украине государственный переворот, нарушив компромиссное соглашение 21 февраля. В Москве уверены, что Майдан был полностью управляем западными странами, которые после уступок со стороны Виктора Януковича (и, соответственно, России) дали сигнал своим «агентам» перейти в наступление и свергнуть легитимную – пусть даже и совершившую немало ошибок – власть. Более того, в Москве полагают, что укрепление и легитимация (посредством выборов) новой украинской власти приведет не только к переходу Украины в геополитическую сферу влияния Запада, но и к быстрому сближению – вплоть до интеграции – Киева и НАТО. И готова сделать все возможное, чтобы воспрепятствовать реализации этого сценария.

Отсюда и последующие действия России – от присоединения Крыма до Женевской встречи. Показательно, что когда Владимир Путин обещал в телефонном разговоре Ангеле Меркель отвести российские войска от украинской границы, то западные лидеры посчитали, что они добились существенной уступки. Однако вскоре выяснилось, что отвод носит символический характер – в размере одного батальона. Формально президент выполнил обещание (в разговоре явно не оговаривались масштабы отвода войск), а так как неформальные отношения закончились, то российская власть считает, что более существенные шаги она делать не обязана. Аналогичная ситуация сложилась и с Женевским документом по Украине. Запад первоначально расценил его как уступку со стороны России, которая могла бы воздействовать на своих сторонников и добиться освобождения занятых ими зданий на востоке Украины (либо хотя бы официально призвать их к этому). Россия же вновь подходит к тексту подчеркнуто формально и требует освобождения киевского Майдана от его участников, находящихся там уже несколько месяцев. А также выпустить на свободу арестованных пророссийских деятелей.

В свою очередь Запад считает, что Россия действует в имперской стилистике и стремится подчинить себе Украину. Западные лидеры полагают, что Россия стала непредсказуемой – и, следовательно, опасной для современного миропорядка – страной, и возлагают только на нее ответственность за сохранение напряженности в регионе. Это относится как к общей оценке позиции России, так и к реакции на ее конкретные действия. В частности, начало демонстративных учений российских войск в районе украинской границы Запад однозначно расценил как неприемлемые действия, тогда как Россия мотивирует их попыткой штурма силовиками Украины города Славянска, занятого пророссийскими силами.

В этих условиях достижение не только стратегического компромисса, но и эффективных локальных соглашений выглядит маловероятной. Российская сторона заявляет о возможности ввода войск в Украину - соответствующее разрешение Совета Федерации не отменено, а постоянный представитель России в ООН Виталий Чуркин уже характеризует возможную операцию как миротворческую и проводит аналогию с ситуацией в Южной Осетии в 2008 году (правда, затем представители Совета Федерации постарались дать понять, что Россия не желает начала военных действий). Хотя в осетинском случае грузинские войска нанесли удар по российским миротворцам, находившимся в регионе согласно международному соглашению, а в «славянском» речь идет о возможных жертвах со стороны граждан Украины, а также россиян, которые прибыли в Славянск в качестве добровольцев. Скорее, можно провести некоторую аналогию с ситуацией в Приднестровье 1992 года, когда российская армия под командованием Александра Лебедя, получив санкцию из Москвы, вмешалась в вооруженный конфликт на стороне русскоязычного населения. В результате российские войска получили статус миротворческих, который сохраняется до сих пор. Тогда Запад не поддержал молдавские власти по многим причинам – от занятости другими проблемами (в частности, кризисом в экс-Югославии) до неформального признания территории СНГ сферой влияния России и нежелания подрывать позиции Бориса Ельцина внутри страны. Однако к настоящему времени ситуация коренным образом изменилась: такое признание (никогда не документированное) давно ушло в историю, отношение Запада к Путину носит негативный характер, а Украина оказалась в центре внимания мирового сообщества. Да и в Приднестровье изначально находились российские войска (как и в Крыму в 2014 году) – на востоке Украины ситуация иная, там для вмешательства надо переходить границу.

В свою очередь, на Западе предметно обсуждается вопрос об отраслевых санкциях в отношении России (Барак Обама в минувшую пятницу провел по этому поводу переговоры с другими ведущими западными лидерами) – похоже, что США готовы к ним больше, чем Евросоюз, куда более тесно связанный с российской экономикой. Но и в самих США администрация Обамы колеблется в определении того, что является «красной линией» для принятия принципиально новых санкций (а не расширения списка российских физических и юридических лиц, подпадающих под действие ограничений) – вхождение российских войск на восток Украины или продолжение «расшатывания» позиций украинской власти. Судя по всему, пока выбран вариант продолжения «точечных» санкций. В случае расширения списка лиц и организаций, подпадающих под санкции, одной из потенциальных мишеней, по данным Bloomberg, может быть Газпромбанк, официально контролируемый газпромовскими структурами, а реально тесно связанный с Юрием Ковальчуком, против которого санкции уже введены.

Показательно, что Сергей Лавров обратил внимание на отказ американской стороны общаться с ним по телефону 23-24 апреля, а затем в СМИ появилась информация о том, что Путин и Обама прекратили общение (правда, 26 апреля разговор министров все же состоялся, но без видимых результатов). Похоже, что посредническую функцию вновь пытается взять на себя Германия – 25 апреля прошли телефонные переговоры между Путиным и Меркель, Лавровым и Штайнмайером. Однако отчеты немецкой стороны об этих контактах куда более скептичны, чем в начале марта, когда Германия еще хотя бы частично доверяла России. В этих условиях в Европу возвращается понятие сдерживания, свойственное холодной войне. Четыре американских военных подразделения из 173-й воздушно-десантной бригады, которая базируется в Италии, каждое численностью в 150 человек, направлены в Польшу, Латвию, Литву и Эстонию. Ранее США выслали несколько военных самолетов в Польшу и Румынию. Понятно, что речь идет о символических шагах, но в России их восприняли как опасные прецеденты.

Дефицит доверия – хотя, возможно, и не в столь глобальном масштабе – ощущается и в других аспектах украинского кризиса. В частности, сильнейшее недоверие между различными элитными группами внутри Украины не дает возможности согласовать компромиссные условия децентрализации и решения языкового вопроса. Нынешние украинские власти выступают за ограниченную децентрализацию и региональный статус русского языка, что нашло отражение в заявлениях и.о. президента Александра Турчинова и премьер-министра Арсения Яценюка. Однако восточные элиты настроены по отношению к этим инициативам скептически. Они рассматривают их как недостаточные – в частности, Партия регионов заявляет о необходимости более широкой децентрализации (на грани федерализации, хотя это слово и не употребляется, так как оно слишком связано с российскими требованиями) и повышения статуса русского языка до второго государственного. Это можно рассматривать как «торговую» и предвыборную позицию, но важнее другое – как элиты, так и население Донецкой и Луганской областей не доверяют киевской «революционной» власти, которая изначально победила на «антивосточных» лозунгах (когда Восток воспринимался как средоточие коррупции, криминала и невежества). Восточные элиты, находившиеся во время «революции» по разные стороны с нынешней властью, опасаются, что в случая стабилизации политической ситуации часть обещанных уступок власти постараются взять назад или выхолостить.

В то же время часть февральских «победителей» воспринимают восточные элиты как недостаточно лояльные и слишком пророссийские. В публичном пространстве получила распространение версия, согласно которой олигархи с Востока и политики из Партии регионов стоят за захватом государственных зданий или, по крайней мере, ведут двойную игру. Однако и «захватчики» не доверяют депутатам от Партии регионов и местному крупному бизнесу, считая их, напротив, слишком «проукраинскими», организующими митинги под государственными флагами и готовыми на уступки Киеву.

Понятно, что украинские власти рассчитывают на поддержку США и Запада в целом, рассматривая их как защитников от России. Но отношение США к ней носит непростой характер. С одной стороны, американцы оказывают активную морально-политическую поддержку Киеву и сыграли немалую роль в ускоренном продвижении вопроса о выделении Украине кредита МВФ (решение должно быть принято на текущей неделе). С другой стороны, США озабочены высоким уровнем и системным характером коррупции в Украине и нежеланием значительной части (если не большинства!) политического класса страны решать эту проблему. Соответственно, американцы недостаточно доверяют добросовестности своих украинских партнеров. Неудивительно, что тема коррупции стала одной из ключевых во время визита вице-президента США Джозефа Байдена в Украину – тот четко дал понять, что Украина получит финансовую помощь только при гарантии, что она не будет разворована.

Наконец, возникает вопрос о том, насколько «захватчики» зданий на Востоке доверяют России, которая выступает в качестве их патрона. Командующий войсками НАТО в Европе генерал Филипп Бридлав обнародовал доказательства присутствия на Востоке профессиональных военных, которых Запад идентифицирует с российскими спецназовцами. Однако мировые СМИ сообщают и о большом количестве идеологизированных добровольцев, которые прибыли из России в Донецкую область с тем, чтобы воевать за восстановление империи – они вошли в состав парамилитарных формирований. Также среди них есть и немало местных радикалов. Они надеются на поддержку России (и получают ее в разных формах – от информационной до угрозы силового вмешательства), но степень их доверия конкретным российским представителям вызывает вопросы. Журнал «Русский репортер» приводит пример сильного неприятия, которое вызвал у «ополченца» российский дипломат, входивший в состав миссии ОБСЕ. Это неудивительно – энтузиазм, подогретый присоединением Крыма, соседствует со страхом перед возможным компромиссом, за пределами которого они окажутся (тем более, что в этой среде циркулируют слухи о прозападных российских чиновниках-«изменниках»).

Однако до компромисса – если он вообще возможен – еще далеко. Тем более, что недоверие между Россией и Западом становится фактором, который будет определять отношения между ними, как минимум, на среднесрочную перспективу – а, возможно, и далее. Этому способствуют «ценностный разрыв» между Россией и Западом, усиление взаимного непонимания, начавшееся задолго до февраля 2014 года, а также переросшая в реакцию консервативная волна внутри самой России, демонстрирующая, что внутриполитические решения соответствуют внешнеполитическим.

Алексей Макаркин – первый вице-президент Центра политических технологий

Версия для печати