05.05.2014 | Марина Войтенко

Нефтегазовые маневры в лабиринте взаимозависимости

В ежедневных информационных потоках новости по поводу нефти и газа всегда занимают заметное место. Минувшая неделя исключением тоже не стала. Президенты стран-участниц Таможенного союза договорились дополнительно проработать спорные вопросы по снятию ограничений во взаимных поставках нефти и нефтепродуктов с тем, чтобы единый рынок в этой сфере появился не позднее 2025 года, в Варшаве состоялись переговоры по «газовому вопросу» между РФ, ЕС и Украиной (с 1 мая цена на газ для последней повышена до $480 за 1 тыс. куб. метров), Газпром стал компанией №1 в мире по объему EBITDA (правда, не попав в пятерку по выручке, чистой прибыли и капитализации) и т.п.

Сгущение новостного фона вокруг перспектив российских жидких углеводородов далеко не случайно. Отечественному нефтегазовому комплексу в ближайшие годы предстоит постоянно искать непростой баланс между долгосрочными рисками и шансами двигаясь по маршруту глубокой структурной модернизации самого себя.

Среди поводов озабоченности на этот счет в последнее время чаще всего называют намерение Европы, многократно усиленное геополитической напряженностью в связи с событиями в Украине, резко снизить зависимость от поставок энергосырья из России. 28 апреля СМИ разразились своего рода сенсацией: канцлер Германии Ангела Меркель (до этого довольно прохладно относившаяся к идее) наконец-то поддержала предложение польского премьера Дональда Туска создать европейский энергосоюз, который взял бы на себя координацию импорта газа и переговоров по новым долгосрочным контрактам с Газпромом. Как ожидается этот проект будет рассмотрен на саммите лидеров ЕС уже в июне текущего года вместе с подробным планом Еврокомиссии по снижению/диверсификации энергозависимости.

Подчеркнем сразу, реакция внутри Европы на эту инициативу неоднозначна. Многие видят в ней удар по всем усилиям последних десятилетий в либерализации энергетического рынка. Любая монополия – это ущерб его свободе. Здесь же к монополии Газпрома добавляется еще и «картель бюрократов от имени потребителей». Поэтому с точки зрения реалий собственно еврорынка проку от воплощения этой идеи будет мало. Но, как бы то ни было, направление поиска в решении проблемы задано, и он идет весьма интенсивно. Планы сокращения поставок касаются основном российского газа. На нефть из РФ (в 2013 году 155 млн. тонн, то есть около 40% потребностей Европы) «покушений» не зафиксировано. В числе причин – технологическая завязка на Urals значительных перерабатывающих мощностей и, конечно же, сам характер рынка, когда в динамике цен никак нельзя усмотреть признаки «российского политического диктата». Другое дело еврорынок газа, и без того находящийся в процессе радикальной трансформации, к которой, кстати говоря, Газпром приспосабливается и неспешно, и неповоротливо.

Многие эксперты справедливо отмечают, что драйверы европейской газовой политики сложились много загодя событий в Крыму и Украине. Но, последние сильно ускорили обретение евроволи к переменам. В 2013 году ЕС использовал 533млрд. куб. метров газа, из них на долю России пришлось 165 млрд. куб неизбежность экономического спада. Как отмечается в исследовании аналитиков Fitch «Жизнь без российского газа: замена в краткосрочной перспективе», немедленные резкие движения будут болезненными^[1] – возрастут цены на все энергоносители и соответственно на электроэнергию, причем основное бремя ляжет на промышленность, ударив по перспективам и без того слабого экономического роста, поскольку приоритет будет отдаваться чистому потреблению.

Краткосрочный спад поставок ЕС вполне может пережить. В первом квартале-2014 спрос на газ снизился на 20% и проблем не возникло. Критична, по мнению экспертов, дистанция в 1-2 года: наращивание собственной добычи (покрывает 50% потребления) может заместить 7-14% поставок из РФ, каспийского газа (с азербайджанского Шах-Дениза) недостаточно (к 2018 году его объем не превысит 10 млрд. куб. м), значимый экспорт СПГ (к тому же более дорогого) из США может начаться не ранее, чем через 3-4 года. Скачек цен вверх поэтому был бы неизбежным. В долгосрочной перспективе российский газ с рынка ЕС мог бы вытеснить Иран. Но для этого еще должны сложиться соответствующие геополитические условия, что пока выглядит малореалистично.

Чтобы полностью отказаться от газа из РФ Евросоюзу, по оценке консалтинговой компании Bernstein & Co, в ближайшие четыре года потребовались бы инвестиции в $215 млрд. на строительство новых терминалов по приему СПГ, сооружение АЭС, внедрение возобновляемых источников энергии и добычу угля. Кроме того, в случае полного прекращения импорта газа из России европейским компаниям все равно пришлось бы платить Газпрому за невыбранные объемы по условию «бери или плати» около $50 млрд. в год (большинство контрактов действуют до 2020 года, но есть и до 2035-го).

«Цена вопроса» сдерживает и будет сдерживать его радикальное решение. Но, и обманываться тоже не следует – наращивать импорт российского газа в Европе уж точно не станут, стремясь при любой возможности его сократить. Напомним, что Европа в настоящее время единственный экспортный рынок «трубного газа» (приносит 75% выручки Газпрома). Поэтому понятно, почему РФ требуется искать новые маршруты в лабиринтах нефтегазовой взаимозависимости.

Начинающийся разворот на Восток (в 2013 году российские нефтяники нарастили поставки в АТР на 15,6% до 37 млн. тонн)^[2] – правильная теория выстраивания международных углеводородных отношений по всем азимутам. Практика же пока выглядит как минное поле рисков.

В настоящее время цены на газ и нефть на азиатских рынках смотрятся очень привлекательно. По газу они на треть выше, чем в Европе, по нефти – в среднем на $5 за баррель. Доля РФ на этих рынках пока не слишком значительна (7,2% и 4,8% от совокупного потребления Японии, Южной Кореи и Китая). Между тем, эксперты констатируют: увеличение объемов российских поставок снизит уровень цен. К тому же Китай везде и всегда стремится добиваться ценовых скидок в обмен на кредиты и/или инвестиции. Туркменский газ, к примеру, обходится Поднебесной в $260 за 1 тыс. куб. м (средняя цена «трубного газа» в Европе составила в 2013 году $387 за 1 тыс. куб. м).

В мае в ходе визита Владимира Путина в Пекин ожидается, что Газпром и CPNC, согласовав впервые за 10 лет цены, подпишут контракт об экспорте в КНР до 38 млрд. куб. м газа с возможностью расширения до 60 млрд. куб. м. Для этого планируется строительство газопровода «Сила Сибири» мощностью 61 млрд. куб. м. На его сооружение потребуется не менее 5 лет и 1,2 трлн. рублей (с учетом разработки необходимой ресурсной базы).

Еще одно слагаемое прорыва на Восток – проекты по производству СПГ («Новотек» на Ямале, «Роснефть» и «Газпромнефть» в Приморье), ощутимая отдача от которых также проявится не ранее конца текущего десятилетия. Эксперты отмечают, что закрепиться на азиатских высококонкурентных рынках – задача не простая. Решать ее, действительно, нужно, но панацеей это для нефтегазового комплекса не станет. Все проекты высокозатратны^[3] и практически не реализуемы без стратегических партнерств с зарубежными инвесторами.

В проекте энергостратегии до 2035 года, подготовленном Минэнерго, отмечается, что к указанному сроку добыча нефти стабилизируется на уровне 530 млн. тонн (сейчас 520 млн. тонн), экспорт – на отметке в 250 млн. тонн (в сценарии плохой конъюнктуры – в 150 млн. тонн). Газа будет добываться около 950 млрд. куб м, внутреннее потребление составит 570-590 млрд. куб м, экспорт – 300-360 куб. м. Причем распределение между Западом и Востоком окажется примерно равным.

Авторы прогноза мировой энергетики, выполненного сотрудниками Института энергетических исследований РАН и Аналитического центра при правительстве РФ, эти оценки в принципе разделяют, но обращают внимание на необходимость учета нескольких общемировых трендов.

Во-первых, на мировой рынок нефти выходят новые игроки – Бразилия, Австралия, Восточная Африка, Иран и Ирак – с относительно дешевой нефтью. Объективно они будут вытеснять с рынка сланцевую нефть из США, которые, таким образом, оказываются перед выбором – выходить на глобальный уровень или делать ставку на долгосрочную энергонезависимость как основу национальной конкурентоспособности за счет реиндустриализации, учитывающей «новую технологическую волну». Цены не рухнут, но будут снижаться. В ближайшие 10 лет нового «золотого дождя» точно не будет, что уже сейчас следует учитывать при выработке бюджетной стратегии.

Во-вторых, общий тренд по всей мировой энергетики – выравнивание долей нефти, газа, угля и всех видов нетопливных источников (гидро, атом, возобновляемые, альтернативные и т.п.) – каждый примерно по четверти. Диверсификация «корзины» происходит практически повсеместно.

В-третьих, к 2040 году в мире может возникнуть дефицит по газу (по нефти эта проблема снята технологическим прогрессом в добыче). Чтобы вписаться в эту систему координат российскому ТЭКу необходимо разобраться с немалым числом его внутренних проблем. Это и все более усложняющиеся условия добычи, и по сути безальтернотивность серьезной корректировки налоговых режимов, и определение оптимальных и экономически обоснованных объемов экспорта, и, наконец, выработка современного подхода к развитию разнообразных перерабатывающих производств. Каждый проект такого рода – это серьезный технологический вызов. Многие площадки можно разрабатывать только комплексно с учетом перспектив переработки. На той же Ковыкте есть газ и газоконденсат, нефть и гелий. В месторождениях «вязкой нефти» (а в РФ есть и очень крупные) существенна доля редкоземельных металлов.

В ближайшие несколько лет предстоит преодолеть уже почти критичное отставание в объемах бурения (в 2013 году пробурен 21 млн. метров, в США объем проходки превысил 100 млн. метров), заменить физически и морально изношенные 2000 буровых установок (с 1992-го по 2013 год отрасль получила их лишь 410, причем наполовину зарубежного производства), начать работать на низкодебетных месторождениях, по сути возрождая малый нефтегазовый бизнес.

Из всего этого напрашивается один вывод: самый главный нефтегазовый маневр сейчас – не перераспределение экспорта с Запада на Восток (что, впрочем, тоже не маловажно), а структурная перестройка самого ТЭКа и отраслей от него производных (того же химкомплекса), имеющая целью производство многократно более высокой добавленной стоимости и наращивание экспорта именно такой продукции.

Марина Войтенко – экономический обозреватель

^[1] Финляндия зависит от импорта газа из РФ на 100%, Болгария – на 85%, Чехия – на 80%, Словения – на 63%, Греция – на 55%, Польша – на 54%, Австрия – на 52%, Венгрия – на 49%, Бельгия – на 43%, Германия – на 40%.

^[2] С 2011 года Роснефть поставляет китайской CNPC по 15 млн. тонн в год по нефтепроводу Восточная Сибирь – Тихий океан (ВСТО).

^[3] Только на строительстве 16 газовозов для транспортировки СПГ по Севморпути «Новатэку» придется потратить $5,6 млрд.

Версия для печати